Книга Неземное тело - Галина Куликова

Многие из них, кстати, любят писать воспоминания. Вот бы сними поговорить — как автору будущей книги. Вдруг кто и вспомнит о каких-тоособенных делах в Тихорецком районе или, может быть, и в самой Богодуховке.Пусть даже расскажут байку, сплетню, слух — всё равно будет полезно. Только вотупомянутая категория граждан особая, это народ по большей части закаленный,суровый и бдительный. Приходить к ним без подготовки, без рекомендаций, спраздными расспросами специфического характера — значит обречь операцию напровал. С другой стороны, чем плоха его придумка с краеведом? Как ее можно опровергнуть?

Замысел должен быть воплощен в два этапа. Первый: найтикоординаты людей, соответствующих необходимым требованиям. Второй: иметьлегальный, удовлетворяющий собеседника мотив для общения.

Поразмыслив еще немного. Медведь понял, кто сможет ему помочьразыскать нужных людей. Этот свой контакт в интересах работы он еще неиспользовал ни разу. Милая женщина, с которой у Ивана много лет назад былмимолетный роман. После этого они лишь перезванивались, но однажды он вытащилее дочку из одной очень неприятной истории, связанной с наркотиками. Вытащилбуквально с риском для жизни. Женщина знала это и смогла оценить, благо самабыла юристом и несколько лет работала следователем. Теперь у нее свой бизнес,весьма тонкий и специфический: розыск людей. Мертвых, живых, пропавших безвести во время войн и в мирное время. Она имела в своем распоряжении десяткаполтора профессиональных специалистов и огромные базы данных на живых и мертвыхв России и за рубежом.

Что касается причин его появления у представителей бывшейвоенной и партийной элиты, то здесь он использует тот же апробированный вариантс Союзом писателей и книжкой. Если будут звонить узнавать, то прикрытиеобеспечено — да, есть такой человек, действительно пишет книгу об историирайона.

Решено! Он не станет информировать Лайму и Корнеева,провернет все сам. А если провалит дело — сам и ответит за все.

* * *

Повязав голову косынкой. Лайма вышла в сад. В руках у неебыли грабли и лопатка, которую она держала острием вперед, будто собиралась сее помощью обороняться от нападения. Ей страстно хотелось знать, как чувствуетсебя Анисимов после драки. Посплетничать еще никто не заходил, и она непредставляла, как расстался писатель с Граковым в день испорченной имвечеринки.

Выбрав грядку поближе к дому соседа, почти у самыхжасминовых кустов, она принялась выпалывать траву и разравнивать землю. И такувлеклась, что не заметила, как из своего дома вышел Анисимов и неторопливойпоходкой приблизился к ней.

— Что это вы тут делаете? — спросил он полнымизумления голосом.

Лайма вскинула голову, распрямилась и вытерла со лба поттыльной стороной ладони. Вид у дебошира был самый обыкновенный — ни тебе следовраскаянья, ни заискивающего тона.

— Готовлю грядку для посадки зелени, выпалываюсорняки, — резко ответила она. — Теперь, когда я осталась одна, мнесамой приходится думать о пропитании.

— Полагаете, я буду платить вам за то, чтобы вы неуничтожали мои посевы? А после моих грядок вы перекинетесь на совхозные поля?

— Идите к черту.

— К вашему сведению, это была грядка с салатом.

— С салатом?!

— Вы что, не знаете, как выглядит салат? — Онперешагнул через брошенные грабли и приблизился к огороднице вплотную.

Некоторое время натужно молчал, словно пытался вытолкнуть изсебя слово, которое упорно не желало проходить сквозь стиснутые зубы. Потомвдохнул и сказал:

— Прошу меня извинить за то недоразумение.

Лайма мгновенно обрела почву под ногами. Он извиняется!

— Вы называете безобразную драку недоразумением? —холодно вопросила она. — Даже не смешно.

Анисимов помолчал, играя желваками, будто пережевывал ееслова, потом повел бровями и еще раз повторил:

— В любом случае прошу прощения. Я не должен был таксебя вести.

Развернулся и пошел прочь, оставив Лайму над кучкойтщательно выполотого латука.

— По-моему, вы просто не умеете пить! — крикнулаона ему в спину.

Он дернулся, но не обернулся. Лайма сердито огляделарезультаты своего труда, собрала уничтоженную зелень в ведерко и высыпала ее вкомпостную кучу. Куча тоже была писательской — собственную она еще не завела.

Ей и в голову не пришло проверить, на месте ли Корнеев. Онабыла уверена, что он сидит в подвале в обнимку со своим компьютером, забыв отом, что на свете бывают живые люди.

Между тем Корнеев ушел в самоволку. Поскольку его пребываниев доме Лаймы было рассекречено, он не особо опасался появляться наверху. И вотв окошко он увидел, как Венера Острякова — грустная и прекрасная — в полномодиночестве отправилась на прогулку в сторону леса. На голове у нее быласоломенная шляпа, в руках — прутик. Она везла прутик по земле, как девочка,которой не с кем играть.

В Корнееве внезапно взбурлила кровь. Он решил, что даженемой, слегка трехнутый Альберт способен заставить ее улыбнуться. Проскользнулчерез заднюю дверь, выпрыгнул через знакомый лаз и пролеском, по папоротнику,бросился Венере наперерез.

Однако пожар в его груди был внезапно потушен — ибезжалостно. В качестве пожарника выступил Олег Бабушкин, который появился напути Корнеева в тот самый момент, когда тот собирался перелезть через корягу.

— Это кто ж ты такой будешь? — изумленно спросилБабушкин, тряхнув лохмами.

Корнеев помотал головой и пальцем показал на свой рот,промычав нечто нечленораздельное.

— А! Понял. Альберт ты, проживаешь вместе с вдовой. Хорошоустроился, шельма! Баба классная, о тебе заботится. Чего ты по лесу-то бегаешь?От нее, стало быть, удрал?

Корнеев еще раз помотал головой, теперь уже в положительномсмысле.

— Понимаю, — похлопал его по плечуБабушкин. — Тебе воли захотелось… Воздуху понюхать, травки пожевать.

«Нашел лошадь, — раздраженно подумал Корнеев. —Чего ему надо?»

Бабушкину надо было общаться. Он находился в философскомнастроении и жаждал иметь под боком если не собеседника, то хотя бы слушателя.Альберт для этой цели не очень-то подходил. Но все-таки живой человек, не белкакакая-нибудь. Кроме того, глаза у него хорошие — смышленые такие, как унапроказившего мальчишки.

Венера уходила по дороге все дальше и дальше — Корнеевотлично видел ее яркое платье в просветах листвы.

— Пойдем, друг, со мной, — сказал Бабушкин тономветеринара, которому принесли кастрировать кота. И показал рукой куда-то вчащу. — У меня там костерок горит, перекусим.

«Своего участка ему мало», — бесновался про себяКорнеев, не имевший возможности отказаться от приглашения по-человечески.Конечно, можно воспользоваться репутацией идиота и ускакать в другую сторону,размахивая воображаемой шашкой. Однако Бабушкин, на взгляд Корнеева, и самнемножко «того», и нет никакой гарантии, что он с улюлюканьем не помчитсяследом.