Книга Один день мисс Петтигрю - Уинифред Уотсон

– Джиневра, это Джулиан, – сказала мисс Лафосс. – Если вам когда-нибудь захочется, чтобы ваши соперницы выдернули себе все волосы от зависти, идите к нему. Он вас оденет. А потом выставит счет. Он со мной все еще разговаривает только потому, что я ему страшно задолжала, и он знает, что если перестанет разговаривать, то своих денег точно не увидит.

Губы Джулиана ненадолго раздвинулись, и за ними блеснула полоска очень белых зубов.

– Как поживаете, – сказал он коротко.

– Он почти ничего не говорит, – пояснила мисс Лафосс. – Просто сидит и раздевает в уме каждую новую знакомую, а потом одевает ее так, как ей больше всего идет. Естественно, что когда они приходят к нему, а это неизбежно случается рано или поздно, ему достаточно всего одного взгляда, и он уже знает, что ей надо носить. Она в восторге, считает его чудом, и уже никуда не денется.

«Боже, – подумала мисс Петтигрю. – Хорошо бы он не стал глядеть на меня. Какой будет стыд!»

– Не понимаю, чем тебе не нравятся мои методы, – сказал Джулиан. – Ведь результатами ты вполне довольна.

– Рози, это Джиневра, – продолжала мисс Лафосс. – Мой хороший друг.

– Очень приятно, – сказала Рози.

– Ни в коем случае не заказывайте жаркое с луком, – серьезно обратилась мисс Лафосс к мисс Петтигрю. – Рози на диете. Она его обожает, но не может себе позволить. Божественный запах будет преследовать ее всю ночь. Или хуже того – она поддастся соблазну.

– Ни в коем случае, – торопливо сказала мисс Петтигрю.

– Ходила к врачу, – мрачно сказала Рози. – Чтоб его. Белое мясо. Курица! Да? Ненавижу курицу. Ей разве наешься? Но нет, никакого жира, ничего жареного. Даже картошки. О масле уж не говорю. Десерты. Да? И что мне остается? Стоит ли оно вообще этого?

– Конечно! – в ужасе воскликнули остальные женщины хором.

– Когда мода на фигуры изменится, – утешила ее мисс Дюбарри, – ты впишешься в новые нормы совершенно естественно, а нам зато придется затвориться дома и пить сливки стаканами, пока нас от них не затошнит.

– Опять же, – сказала Рози, – когда мне будет пятьдесят, мне будет уже все равно.

Оркестр заиграл.

– Танцуем? – спросил Джулиан.

Он и Рози поднялись и вышли в середину залы. Рози припала к нему, отдаваясь его объятиям, превращая их в знак глубокой привязанности. Их лица почти касались. Танец увлек их прочь.

Мисс Петтигрю наблюдала за ними неотрывно.

– Какая прелестная женщина, – сказала мисс Петтигрю. – В жизни таких не видела. Она иностранка?

– Растолстеет, – мрачно сказала мисс Лафосс. – Помяните мое слово. Нельзя же все время держать себя в строгости.

– Одалиска, – сказала мисс Дюбарри. – Не терплю таких. Позор нашего пола.

– А мне нравится, – возразил Тони. – Они точно знают, в чем их предназначение, и никогда не пытаются от него уйти. Мужчина – хозяин. Один, никаких других не существует. Их место в гареме, и иного они не ищут. Всегда быть готовыми для своего повелителя, исполнять все его желания и прихоти. Ничего больше им не нужно, да и ему тоже. Полная гармония.

– Ха! – презрительно сказала мисс Дюбарри. – Женщина должны быть свободна. Как и мужчина, если он настоящий мужчина. Даю им полтора месяца. Потом ему станет невыносимо скучно. Вот еще! Не спорю, иногда приятно поесть клубники со сливками, но питаться ею постоянно! Не представляю, как можно жить с женщиной, которая никогда не отказывает ни в чем.

– А я согласен с Тони, – начал Майкл. – Современные женщины…

– Помолчи, – сказала мисс Лафосс. – О твоих взглядах мы все уже наслышаны, и они устарели. Джиневра, это супруги Линдси – Пегги и Мартин. Женаты уже целый год, и до сих пор не развелись.

Мисс Петтигрю повернулась к паре. Лица у обоих были гладкими, юными, живыми, волосы – темными и прямыми, глаза – синими, улыбки – радостными. Они выглядели как близнецы, только у Мартина волосы были зачесаны назад, а у Пегги – острижены в каре и собраны над ушами.

– Сценическое имя – «Двойняшки Линдси». Публике нравится больше, чем муж и жена. Комическая пара. Варьете.

Мисс Петтигрю было невероятно интересно знакомиться. Ее широко раскрытые сияющие глаза окинули залу. Гремели ударные, завывали саксофоны, рыдали скрипки, рассыпался нотами рояль. Музыка тянула вскочить на ноги. Мисс Дюбарри и Тони уже отошли; Линдси отправились вслед. Какой-то молодой человек запел в микрофон. Свет немного притушили. Ноги танцующих присоединились к ритму оркестра.

– Так вот, значит, – довольно сказала мисс Петтигрю, – какой он – Ночной Клуб! А я-то думала, что это будет… ужасное место.

Мисс Лафосс подумала о коридоре с плотно закрытыми дверями.

– Ну, – сказала она осторожно, – ночные клубы бывают разные. В любом случае, высший свет вы здесь не встретите.

– Не имею никакого желания, – сказала мисс Петтигрю, – встречать высший свет. Мне и так хорошо.

Танец закончился. Свет загорелся ярче. За их столиком снова стало людно. Дирижер подал какие-то знаки мисс Лафосс. Та кивнула. Мисс Петтигрю услышала, как объявили имя ее новой подруги, которое было встречено волной аплодисментов. Стало почти темно, и мисс Лафосс, преследуемая лучом прожектора, в одиночестве пересекла залу – уверенно развернув плечи, небрежно покачивая бедрами. Она подошла к роялю и оперлась на него, положив одну руку на блестящую крышку. Белая полупрозрачная ткань ее платья блестела, ниспадая водопадами тюля вокруг атласного чехла, обнимающего и подчеркивающего каждый изгиб ее великолепной фигуры, создавая впечатление безыскусной невинности. Чистая белизна оттенялась только копной ее золотистых волос; луч прожектора превратил их в нимб вокруг ее головы.

Несколько мощных аккордов, и мисс Лафосс запела. Мисс Петтигрю выпрямилась, вся восторженное внимание. Она не могла похвастаться обширными знаниями музыкальной профессии. Все, что она знала о певицах в ночных клубах, было ею почерпнуто из просмотренных бессчетных кинолент, ее единственного тайного порока. Наблюдать же за одной из них вживую ей никогда не приходилось.

Ее глаза, и глаза всех присутствующих, были неотрывно прикованы к фигуре в белом у рояля.

Мисс Лафосс в своем профессиональном обличье была совершенно другим человеком. Без малейшего усилия с ее стороны она преобразилась. Грациозно и небрежно опираясь на крышку рояля, она обвела залу медленным, равнодушным взглядом. Глаза ее на мгновение прикрылись веками, но немедленно распахнулись, излучая насмешливое презрение. Голос мисс Лафосс оказался глубоким, с хрипотцой. В каком-то смысле, это не было пением – мисс Петтигрю тщетно пыталась подобрать подходящее определение. Больше похоже на неторопливый разговор, но каждая реплика, каждое слово отзывалось в ней сладкой дрожью. Мисс Лафосс пела дешевую песенку, «Папочка отбыл на выходные, мамочка дома осталась одна», но мисс Петтигрю наслаждалась каждой минутой, хотя и краснела от смущения, когда задумывалась о смысле. Выступление заслужило бурные аплодисменты; мисс Лафосс исполнила еще один модный номер, и еще один, но от выхода на бис отказалась и вернулась к столику.