Книга Проклятие Белого Лебедя - Александр Харламов

Сердце мое при этих словах оборвалось, провалившись куда-то в пятки. Я встал с постели и налил себе немного французского коньяка, ожидая продолжения, хотя и понимал, что ни чем хорошим эта беседа не закончится. От моего грозного и строго взгляда, барыня съежилась, стараясь казаться меньше, но внутри нее решение о разговоре было принято и идти на попятную она не собиралась:

— Я тебе изменила! — тихо проговорила она, пряча глаза.

В этот момент, мне показалось, что весь мир вокруг меня рухнул, оставляя после себя лишь одни выжженные развалины. Сердце остановилось, а руки опустились, будто из организма вынули стержень, на котором все и держалось. Я очень любил свою Барыню, безумно, больше всего на свете! А тут…

Одним глотком я опрокинул в себя остатки коньяка, даже не почувствовав горечи. Первой мыслью было убить, уничтожить, немедленная дуэль, но…

— Кто он? — так же тихо спросил я, удивившись, что смог выдавить из себя хоть звук.

— Офицер-гвардеец! Мы познакомились с ним в Крыму, на отдыхе и это было самое лучшее, что было в моей жизни…

Эти слова больно ударили по моей душе. Я скрежетнул зубами, замахнувшись на жену раскрытой ладонью, но так и не опустил руку, остановив ее на полпути.

— Прости, но это так…Врать я больше не могла! Скрывать тоже. Через пару месяцев это станет совсем заметно… — Барыня даже не собиралась уклоняться. Все так же смотрела на меня ясным и чистым взглядом янтарных глаз, которых просто невозможно было не любит. Смысл ее слов доходил до меня туго, будто сквозь вату.

— В смысле через пару месяцев? — переспросил я, дрогнувшим голосом. Я — владелец фабрик, газет, пароходов, знаменитый на всю округу барон Кенинг, промышленник — рогоносец! Это не укладывалось у меня в голове.

— У нас будет ребенок! — призналась жена, теребя край платка, накинутого на плечи.

— У кого у нас? — взревел я, сжав до боли в руке стакан с коньяком.

— У меня и у Валентина.

— Так его зовут Валентин?!

— Прости…

— Пошла вон! — процедил я сквозь зубы.

— Это не все! — гордо расправив плечи, произнесла Барыня.

В этот момент я был готов ко всему…Все сжалось во мне от нехорошего предчувствия.

— Я больна! Неизлечима больна…Как и он.

— Кто?

— Валентин…

Барыня…Моя красотка жена…Та которую я носил на руках, холил и лелеял предала меня. Слезы потекли из моих глаз. Я не мог сдерживать эмоций.

— И что дальше? — тугой комок боли в горле мешал говорить, дышать, жить… — где этот Валентин?

— Нам не суждено быть вместе…Он сбежал! — стыдливо краснея, произнесла жена.

— Я так и думал! Очередной гвардейский вертопрах! — в сердцах выкрикнул я, почувствовав неожиданное облегчение. Нет! Это было не злорадство, нет! Для себя я уже все решил, жену наказать, ребенка принять, как своего, а болезнь лечить…Боже, как же я был тогда наивен.

— Будет вам, сударыня…Все остается по-прежнему, — тихо произнес я, указывая ей на дверь. Мне надо было хоть немного побыть одному.

Так началась моя история…Так начался тот кошмар, из-за которого я и начал вести этот дневник. Моя жизнь в один момент рухнула из-за банальной измены.

Решил писать молоком, чтобы посторонние не смогли заглянуть сюда. Куда не следовало заглядывать даже под страхом смерти. Ну да сегодня я уж слишком многословен! Заканчиваю…

29 июля 1916

Болезнь Барыни прогрессирует…Теперь от нее мало, что осталось от той, которую я любил…Тень самой себя прежней. Мы с ней поговорили по душам. Она рассказала, что познакомилась в Валентином на берегу моря, когда любовалась закатом, сидя на огромном валуне. Выписал этот чертов камень из Симеиза. Мой дворецкий Альфред доставил его в Шаровку только сейчас. Поставлю посреди аллеи, посаженной в честь нашей женитьбы. Пусть мучается…

7 сентября 1916 года.

Жизнь кончена…Кажется, моя Барыня умирает. Маркус Шлиффан приезжает каждый день. Подозревает туберкулез. Требует немедленно отправить больную обратно в Крым на воды, но…но…но…

Живот уже хорошо заметен. Дворовые считают, что это мой ребенок. Радуются за меня, хотя в душе ненавидят и меня, и жену. Волнения и стачки по всему Харькову. Дело близится к революции.

14 января 1917

Родился мальчик. Роды были тяжелые, но ребенок оказался здоров. По крайней мере, так сказал доктор Шлиффан. Барыня с постели не встает. Еле дышит…Позову знахарок из Шаровки, может они что подскажут?

15 января 1917 года

Парень смышлёный, так говорит кормилица. Хлопает карими глазками, совсем, как у меня, и почти не плачет. Взгляд серьезный, а волосы подвели…Русые…Теперь придется объяснять, что бабка у меня была русоволосой, хотя я и черный, как вороной конь.

Знахарки поили Барыню какими-то травами и настойками. Результата нет! Может сглаз какой? Или порча?

23 февраля 1917 года

Смута в самом разгаре! Стачка за стачкой…Придется закрывать завод. Священник из нашей церкви согласился соборовать Барыню. Никогда не видел, чтобы так корежило живого человека. Пришлось его прогнать, иначе она умерла бы прямо сейчас. Уже на выходе батюшка сообщил мне, что в моей жене живет демон. По-моему чушь полнейшая! Не зря же Шлиффан диагностировал ей туберкулез.

15 марта 1917

Ждать больше нельзя! Гружу ее в карету и везу в Харьков! Малыш, названный в честь меня Леопольдом остается в замке под присмотром Альфреда. Возможно, в губернском городе врачи нам помогут. Барыню какая-то болезнь гложет изнутри, и сил сопротивляться ей у нее не осталось. Она не говорит, лишь еле заметно дышит, уставившись в потолок бессмысленными глазами.

2 апреля 1917 года

Поездка в город ничего не дала. Все разводят руками и пожимают плечами. Врачи согласны в одном. Это похоже на позднюю стадию туберкулеза, а значит смерть уже за порогом. Хрипы становятся все сильнее. Иногда мне кажется, что это самый настоящий рев. Барыня…Барыня…Моя любимая и единственная жена! Я найду способ спасти тебя.

1 мая 1917 года

Это конец…Только сейчас, глядя на маленькое чудо под именем Леопольд Кенинг я понял, как люблю свою жену! И мне плевать на ее измену и что этот ребенок не от меня! Он носит мою фамилию, а значит маленький Лео — барон Кенинг! Точка!