Книга Расчленение Кафки. Статьи по прикладному психоанализу - Никита Благовещенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я.: Значит, это было не так уж важно? (Р. молчит.) Ты можешь спросить о возрасте старухи меня…
Р.: Да вы все равно не ответите. Вы же говорили уже, что не отвечаете на вопросы.
Я: На одни не отвечаю, на другие отвечаю. Так как?
Р. (с уважением): А вы помните, сколько ей было лет?
Я: А ты спроси и узнаешь…
Р.: А вдруг вы не знаете? Нет, я не буду спрашивать…
Я: Ты боишься, что я этого не знаю… Ты боишься во мне разочароваться?
Р. (помолчав, смущенно): Ну да…
Я: Значит, тебе важнее не ответ на вопрос, а реакция отвечающего и твое к нему отношение?
Р.: Получается, так.
Я: Если бы я не смог ответить, чтобы я почувствовал?
Р.: Ну-у, я не знаю… Ну-у, наверное бы, обиделись, расстроились бы…
Я: Ты бы не хотел меня обидеть?
Р. (уверенно): Нет.
Я: А учительницу?
Р. (помолчав): Да нет, зачем?
Я: А если бы учительница ответила на вопрос, что она почувствовала бы?
Р. (уверенно и быстро): Она бы не ответила… (Смущается, понимая, что сам себя загнал в западню.) Ну-у, может быть, ответила бы… Она была бы горда собой, своей памятью.
Я: Значит, задавая вопрос, ты заранее был уверен, что она не ответит? Чтобы ей нечем было гордиться?
Р.: Я же говорю, что она могла бы ответить.
Я: Угу… Ты не хотел ее расстраивать… Ты бы больше хотел ее убить, как Раскольников старуху?
Р. (смеется и краснеет): Да ну, еще пачкаться… А почему вам это пришло в голову?
Я: Это не мне, это тебе пришло в голову. Ты же сам сказал, что потом тебя заинтересовало, сколько лет учительнице? Значит, ты отождествил учительницу и старуху-процентщицу… (Молчание.) Так, говоришь, ты не хотел ее обидеть, разозлить?
Р.: Ну-у, может быть, хотел…
Первоначально Р. отрицал, что целью вопросов было желание доставить неприятность учительнице; он сам этого не осознавал и был в своих ответах вполне искренен. Он рационализировал это неприемлемое для Эго желание, полагая, что проявляет любознательность, что хочет действительно получить ответ на вопрос. Только будучи уличенным в еще большем «преступлении» — бессознательной фантазии убить учительницу, как Раскольников старуху-процентщицу, Р. был вынужден осознать, что удовлетворяет своими вопросами агрессивные импульсы — бессознательная часть Эго пошла на уступку. В этом фрагменте можно обнаружить и негативный перенос на учительницу инфантильных агрессивных фантазий, и позитивный отцовский перенос на меня, который я не интерпретировал, но которым воспользовался для достижения в дальнейшем целей консультирования — устранить сопротивление педагогическому процессу, сделать поведение Р. более адаптивным.
К сожалению, объем журнальной статьи не позволяет коснуться всех аспектов приложения концепции переноса к педагогической ситуации, однако приведенные выше примеры, на мой взгляд, демонстрируют, что такой подход открывает новые возможности и перспективы как в педагогике, так и в практике психоаналитическо-педагогического консультирования.
Злоупотребление пациентом обычно рассматривается в контексте клинического психоанализа или психоаналитически ориентированной психотерапии. В этой связи возможны три ситуации: когда злоупотребление осуществляется аналитиком осознанно, именно как причинение зла; когда злоупотребление аналитиком не вполне осознается, точнее, осознается как благо; и наконец, когда аналитик вообще никоим образом не осознает свои действия как злоупотребление.
В первом случае аналитик явно идет на нарушение этических норм. Конечно, всякое в жизни возможно, но, вообще говоря, при этом аналитик должен обладать качествами опереточного злодея, а ситуацией такой должны заниматься в лучшем случае комиссия по этике, а в худшем — правоохранительные органы.
Во втором случае аналитик, удовлетворяя свои бессознательные влечения, может исходить из лучших побуждений: он может расценивать свои действия как позитивные, идущие на пользу пациенту. Эта ситуация не столь однозначна, она может требовать более глубокого анализа. Самый известный хрестоматийный пример — история Карла Густава Юнга и Сабины Шпильрейн. Конечно, с точки зрения сегодняшнего понимания Юнг вступил в непозволительную связь с пациенткой (вне зависимости от того, насколько далеко эта связь зашла). Очевидно, что и в начале XX века его поведение было бы оценено так же, как сейчас, — достаточно вспомнить, как за четверть века до этого перепугался доктор Брейер, обвиненный «Анной О.» в том, что он отец ее будущего ребенка. Отметим, что связь Юнга с Сабиной приключилась уже после опубликования Фрейдом и Брейером «Случая Анны О.», уже после того, как появились первые представления о реакции переноса, и несмотря на то, что Юнг писал отчеты о своей работе Фрейду, то есть как бы проходил супервизию. В то же время результаты психоаналитического лечения Сабины Шпильрейн неоднозначны. С одной стороны, она избавилась от своей симптоматики и стала одним из крупнейших психоаналитиков и теоретиков психоанализа, внеся, в частности, несомненный вклад в создание концепции влечения к смерти. С другой — судьба ее сложилась трагически, и ее поведение вполне может быть интерпретировано как аутоагрессивное, суицидальное: сперва она поехала в большевистскую Россию, затем осталась в оккупированном нацистами Ростове-на-Дону… Возможно, эти деструктивные тенденции были определены травмой, полученной в анализе у Юнга. Хотя такой ответ и не очевиден.
Другой исторический пример — практика Шандора Ференци. Как известно, он не только гладил, обнимал и целовал своих пациентов, но и призывал других психоаналитиков следовать своему примеру. Я не изучал досконально отчеты об этой его работе, но рискну предположить, что в терапевтическом аспекте такое удовлетворение инфантильных потребностей пациентов (и, вероятнее всего, самого Ференци) могло давать и положительные результаты. То есть вопрос о том, было ли такое употребление пациентов им во зло, тоже не имеет однозначного ответа. Можно однозначно утверждать лишь то, что это расходится с классической психоаналитической техникой. Более того, наш современник Хайнц Когут полагал, что, частично удовлетворяя самостно-объектные потребности пациентов, возникающие в переносе, можно добиться путем трансмутирующих интернализаций достраивания фрагментарной самости и исправления деформированной. Правда, Когут понимал удовлетворение пациентов не столь прямолинейно, как Ференци. И в «современном психоанализе» в понимании Хаймона Спотница, насколько я могу судить, для разрешения нарциссических сопротивлений вполне допускаются интервенции, выходящие за рамки классических, (систематизированных, например, Ральфом Гринсоном) — такие, в частности, как техники присоединения.
