Книга Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого - Сергей Цветков

Брак Владимира с Анной и поход на крымских готов

После подавления восстания обоих Вард и капитуляции Херсона все помехи к браку Владимира и Анны были устранены. Вероятно, в конце лета — начале осени 989 г. Анна в сопровождении большой свиты, состоявшей из светских и духовных лиц, прибыла в Херсон, где, по свидетельству Повести временных лет, и состоялось ее бракосочетание с Владимиром. В честь этого события была отчеканена медная монета — на ее лицевой стороне значится большая греческая буква «В» и другая, поменьше, «А» (инициалы супругов), на обороте читается надпись: «Владимирос». Усмиренный Херсон, согласно летописи, был преподнесен счастливым женихом Василию II в качестве свадебного вена — платы за невесту.

Приложение к Житию Стефана Сурожского содержит сведения, что в Корсуни на Анну напала некая болезнь, заставившая ее ради исцеления предпринять поездку в Керчь.

Вид христианской базилики Херсона. Раскопки графа Уварова

Поэтому не исключено, что на обратном пути в Киев Владимир посетил Тмуторокань. На это у него были по крайней мере две серьезные причины. Первая имела отношение к вопросам церковной организации. Поездка Владимира в Тмуторокань могла быть вызвана необходимостью переговоров с местным духовенством первой «Русской митрополии», образованной еще в 860-х гг., о переносе резиденции русского первоиерарха с берегов Понта на берега Днепра.

Вторая причина была военно-политического свойства. Оказавшись на некоторое время полным господином Крыма, Владимир не упустил случая примерно наказать собственных бунтовщиков — таврических готов, прекративших после гибели Святослава выплачивать дань киевским князьям. Но начинать новый поход в том же 989 г. было, по-видимому, уже поздно ввиду приближавшейся зимы, а еще раз ходить в Крым следующим летом вряд ли представлялось Владимиру целесообразным, так как в Киеве его ждали гораздо более важные государственные заботы. Тмуторокань же была отличной военной базой, где Владимир мог разместить на зимовку свой карательный отряд и заодно договориться о поддержке предстоящей экспедиции силами черноморской руси и, возможно, подданных ему крымско-таманских хазар.

С наступлением военного сезона 990 г. русы принялись за дело. Кое-какие подробности этой кампании известны по «Записке греческого топарха». Три ее разрозненных фрагмента представляют собой нечто вроде отчета или мемуара, написанного очевидцем и участником событий, вероятно, по горячим следам. По словам топарха, русы учинили дикую расправу над подвластными им «варварами», которые самонадеянно нарушили клятву верности: «Ведь им [русам] было чуждо какое-либо чувство пощады к самым близким, и без какого-либо рассуждения или справедливого решения они постановили не прекращать убийств и стремились во зло и ущерб себе сделать землю их пресловутой добычей мисян [это крылатое выражение означает: предать землю полному опустошению]. Ведь погибла прежняя их бесстрастность и справедливость: ранее почитавшие более всего трофеи, они воздвигали величайшее, и города и народы добровольно присоединялись к ним. Теперь же, напротив, возникла у них несправедливость и неумеренность по отношению к подданным, они решили обратить в рабство и уничтожить подвластные им города вместо того, чтобы заботиться о них и с пользой управлять ими…»

Из этого описания видно, что поход русов был не войной в собственном смысле слова, а беспощадной карательной акцией, имевшей целью заставить провинившихся оцепенеть от ужаса.

Размеры опустошения были велики. Топарх пишет, что, не довольствуясь наказанием виновных перед ними «варваров», русы разорили и все соседние области, которые «как бы охватила буря; ни в чем не повинные оказались во власти мечей» (он уточняет, что русы «сделали безлюдными более десяти городов, деревень же было совершенно разорено не менее пятисот», но верить круглым цифрам в средневековых сочинениях, вообще говоря, нельзя). Наконец, опасность повального грабежа нависла над владениями самого топарха. Некоторое время ему еще удавалось удерживать русов вдали от своих границ, благодаря тому, что он ввел солдат в одну из разоренных областей, создав буферную зону между подчиненной ему страной и захватчиками. Но затем враги перестали отвечать на мирные предложения топарха, и война с ними сделалась неизбежной.

Поздней осенью большое количество пеших и конных «варваров» внезапно вторглось в занятую топархом область. Войско топарха состояло из 300 пращников и лучников и 100 всадников, с которыми он поджидал неприятеля в разрушенном городе, где его люди успели наскоро поправить старые укрепления и возвести новые. Нападение было неудачно для русов; потеряв во время штурма многих своих, они со стыдом удалились ночью. Когда утром отряд топарха совершил вылазку, противника поблизости уже не было.

Топарх использовал короткую передышку, чтобы пополнить свои силы. Для этого он отправил гонцов к вождям соседних областей, предложив им сообща противостоять нашествию. Однако жесткость русов достигла своей цели — никто из местной знати и не помышлял о сопротивлении. На состоявшемся собрании с участием топарха и представителей знатных «варварских» родов последние, «или потому, что будто бы никогда не пользовались императорскими милостями и не заботились о том, чтобы освоиться с более цивилизованной жизнью, а прежде всего стремились к независимости, или потому, что были соседями царствующего к северу от Дуная [то есть Владимира], который могуч большим войском и гордится силой в боях, или потому, наконец, что не отличались по обычаям от тамошних жителей в своем собственном быту, — так или иначе решили заключить с ним договор и предаться ему…». Причем сообща было решено, что ходатаем в этом деле выступит топарх — видимо, как представитель византийского императора, союзника и родственника русского князя.

«И я отправился, — пишет топарх, — чтобы наше положение было спасено, и был принят в высшей степени гостеприимно»[87]. Владимир поспешил замять неприятный инцидент с нападением его воинов на византийские владения: «И он [Владимир], когда я, насколько возможно, в более кратких словах рассказал ему обо всем… отдал мне охотно снова всю область Климатов, прибавил целую сатрапию и подарил в той земле достаточные ежегодные доходы». Эти слова свидетельствуют, что Владимир чувствовал себя полновластным хозяином значительной части Таврики. Была ли удовлетворена просьба крымских «варваров», топарх не сообщает, но, вероятно, Владимир милостиво принял их под свою руку на условиях возобновления выплаты ими дани[88].