Книга Прутский поход. Поражение на пути к победе? - Елена Белова

Русские солдаты поймали татарина. После его допроса в 17 часов царь созвал военный совет. Русская армия стояла в боевом порядке. Лошади были изнурены. Турецкие же пришли свежими. На совете стали готовиться к «бесславному» отступлению. Решили, что армии нужно вернуться на прежнее место, построиться в каре, оградиться рогатками, артиллерию, конницу и экипажи поставить в центре. Генералам и офицерам, независимо от рангов, было приказано уменьшить свои экипажи, сжечь все бросаемое ими. Ближе к ночи началась перестановка. Царь с супругой, министры переехали с правой на левую сторону. Полки перестраивались в соответствии с поступившим приказом. На душе у всех было неспокойно. Турки тоже не спали в эту ночь. Они «то подвигались вперед, то шли назад», поэтому русские могли только догадываться о планах визиря. Несмотря на покров ночи, туркам, напротив, хорошо были видны перемещения в русском войске. Они стояли на горе, «в огнях, разложенных». Русский лагерь, ярко освещаемый сжигаемыми фурами и телегами, находился у врага как на ладони. Разгрузившись, в эту ночь русские прошли меньше четверти мили. На рассвете все увидели, «что зашли в пустые места», где нет ни довольствия, ни провианта, «а паче всего кавалерия наша, — писал канцлер Г.И. Головкин сыну, — от бескормицы лишилась лошадей, ибо траву поела саранча, а достальную неприятелю пожгли». Понимая, что заблудились в бескрайних южных степях, задумали продолжить отступление, а не вступать в бой.

Отход начали в 11 часов вечера. Турки не сразу заметили, что русское войско оставило лагерь, потому что еще горели костры. Сжигали повозки и имущество. Репнин, который командовал правым флангом каре, совершил еще одну непоправимую ошибку после Януса. При большом скоплении народа и передвижении нельзя образовывать разрыв между полками. Репнин прошел усиленным маршем, а гвардия отстала, замедлив движение из-за нескольких опрокинувшихся повозок. В образовавшуюся щель в районе урочища Хуши ворвались татарская конница и янычары. Петр I писал позже: «В 9 день поутру турки на нашу ариргаду частью наступили, в которой был только один Преображенский полк». В арсенале гвардейцев находились пушки. Чудо-солдаты продержались в бою более 6 часов, сдерживая натиск врага. Позже сочиненная песня-марш лейб-гвардии Преображенского полка будет начинаться словами:

Знают турки нас и шведы, И про нас известен свет; На сраженьях на победы Нас всегда сам царь ведет.

С нами труд он разделяет, Перед нами он в боях; Счастьем всяк из нас считает Умереть в его глазах.

Если бы Янус, как приказывал Петр I, атаковал турок на марше, то, вероятно, визирь не рискнул бы переправляться через реку. Но шансы русских оказались упущенными. Около 5 часов вечера каре подошло к Пруту. Русский лагерь имел форму треугольника, основание которого упиралось в берег. С левой стороны, там, где стояла турецкая армия, русские возвели вал из земли и песка, высотой в половину человеческого роста. На ретраншементе установили рогатки. С левого фланга по часовой стрелке, ближе к береговой линии, стояли гвардейские полки: Астраханский, Ингерманландский, Преображенский, Семеновский; полки под командованием Алларта: Пермский, Нижегородский, Псковский, Сибирский, Гренадерский (Кропотова), Московский, Вятский, Казанский. Далее шли дивизии Репнина, Вейде, Энсберга. Параллельно реки выстроились Бутырский и второй Гренадерский полки. Теперь граница лагеря поворачивала направо и шла к реке. На этом рубеже позиции заняли Новгородский, Белозерский, еще один Казанский, еще один Гренадерский, Азовский, Санкт-Петербургский, Ренцелев, Копорский, Ростовский, Нарвский, Рязанский, Великолуцкий, Лефортов, Тобольский, Белгородский, Тверской, Шлиссельбургский полки. Последним стоял Киевский, чей правый фланг упирался в Прут. Артиллерия располагалась в центре треугольника. Ближе к татарам стоял обоз, а личная охрана царя — ближе к туркам. Внутри острия за Бутырским полком выстроились Ивангородский и Черниговский полки. На горе другого берега реки спустя небольшое время после остановки русского войска расположились подошедшие из Бендер шведы, поляки воеводы Потоцкого, волонтеры — сторонники Лещинского, казаки и татары Буджацкой (Буджакской) орды. Всего около 10 тысяч человек. Со стороны болота, где русских запирали татары, возвести защиту быстро не удалось. Мешали многочисленные трупы лошадей. К тому же на этом рубеже рогатки уже стояли. Царь созвал совет. На холме в это время установили пушки, из которых начался обстрел русского лагеря. Прервав обсуждение, каждый из генералов отправился на свой пост. Дивизия генерала Алларта, драгуны выдвинулись вперед и образовали фланг, который стали обстреливать враги. Визирь надеялся дождаться подхода всей пехоты и артиллерии. Вечером в его шатер ворвались янычары. Балтаджи Мехмед-паша в это время совещался со своим помощником — кегаем. Один из янычар стал кричать: «Будем ли мы лежать здесь, пока не умрем от болезней и невзгод? Пусть все истинные мусульмане идут за мной сражаться с неверными!» Он схватил одно из знамен, стоявших у шатра, и двинулся вперед, туда, где стояли русские. Воодушевленные, за ним устремились и другие янычары. Испуская дикие вопли, взывая, по своему обычаю, к богу многократными криками «алла, алла!», они бросились на русских солдат и казаков с саблями в руках. Османы хотели взять противника атакой, или «тучой», когда идущее многочисленное турецкое войско надвигается массой и, встретившись с врагом, вступает в рукопашную схватку. Визирь, наблюдая за беспорядочно орущей толпой янычар, послал к ним кегаю, чтобы последний возглавил их.

Турки приблизились к рогаткам, а потом отступили на 100 шагов, спрятавшись за одним из холмов. Подоспевший Шереметев приказал одному капитану с 80 гренадерами выбить неприятеля. С помощью ручных гранат гренадеры отодвинули янычар на 30 шагов. Когда гренадеры возвращались на прежнюю позицию, турки преследовали их до самых рогаток. Петр I описывал бой так: «Сей клин их (турок) трафился на Алартову дивизию, а конница образом саранчи везде кругом была разсыпана, и напускали от всюду. Но из той конницы некоторые в малом числе блиско приезжали, а протчие только издали криком атаковали. Вышеописанная пехота турецкая, хотя и нестройная, однакож зело жестоко билась. И ежели б по своему людству фронтом везде атаковали, то б небезопасно было… Но понеже в одном только месте то чинили, то с нашей стороны свежими людьми тут же его подкрепляли».

Сильный огонь, который открыли артиллеристы, привел янычар в замешательство и принудил их к поспешному отступлению. Петр I вспоминал: «Также 8-фунтовых пушек туды привезли и несколько полковых прибавили и скорою стрельбою двойными выстрелы, то-есть, ядры и картечи, во оный клин стреляли, где их зело много побили… потом сами сказывали турки, что их тут около семи тысяч пропало». Несмотря на то, что кегая и начальник янычар рубили отступающих саблями, вторая атака оказалась слабее первой.

Кегая сказал Понятовскому: «Мой друг, мы рискуем быть разбитыми, и это неизбежно случится». Янычары проявили чудеса храбрости, но их начальникам изменили военные знания. Понятовский предложил кегаю атаковать и поддержать боевой порядок. Кегая возразил ему. Он объяснил, что в случае поражения несчастье падет на них и им обоим отрубят головы: ему, кегае, — за то, что действовал, а Понятовскому — за то, что советовал ему.