Книга Прогулки по допетровской Москве - Мария Беседина

Для этого нам следует вновь спуститься на Верхоспасскую площадку. С ее северной стороны есть помещение, которое называют Чугунным коридором. Из него мы попадаем во внутреннее помещение храма Воскресения Словущего. Его деревянные иконостас и хоры, покрытые резьбой, дополненной росписью и позолотой, датируются XVIII в. А вот необычная деталь: перед иконостасом висит паникадило, в которое вправлены… часы. Подобное дизайнерское решение — часы в светильнике — кажется достаточно смелым и сегодня. Судите сами, какое впечатление должно было произвести это необычайное изделие на царя Алексея Михайловича, которому его преподнес в дар шведский король Карл XI!

Под церковью Воскресения Словущего находится еще один маленький домовый храм — во имя святой великомученицы Екатерины. Туда можно спуститься прямо из церкви Воскресения Словущего по узенькой каменной лестнице. Задолго до постройки Теремного дворца здесь уже был храм — крохотное деревянное здание. В 1627 г. иноземный зодчий Джон Талер выстроил на ее месте храм св. Екатерины, который впоследствии оказался как бы вмонтирован в объем Теремного дворца. Домовый храм св. Екатерины был соединен системой деревянных переходов с покоями цариц и царевен: он предназначался для посещений женской половины царской семьи. Совсем утратил храм свой изначальный вид в XIX в., оказавшись совершенно «замурованным» позднейшими постройками. Но в XX в. во время реставрации стоящей неподалеку от Теремного дворца церкви Ризоположения были обнаружены и расчищены от наслоений апсиды (выступы внешней стены, соответствующие размещенным внутри храма алтарям) храма св. Екатерины.

Нам с вами предстоит двигаться дальше, и поэтому будет уместно упомянуть, что с западной и южной сторон маленького храма св. Екатерины сохранилась обходная галерея, соединяющая его с Золотой Царицыной палатой и церковью Ризоположения.

Потешный дворец. Древняя Оружейная палата

Еще один памятник архитектуры гражданского назначения расположен в стороне от бывших великокняжеских палат. Это естественно — ведь изначально он не предназначался для проживания членов царствующего дома. Этот дом построил для себя в 1652 г. боярин И. Д. Милославский — тесть Алексея Михайловича Романова. После смерти боярина дворец отошел государевой казне, а в 1679 г. его переделали под придворный театр. Театральные представления в те времена назывались «потехами», и дворец получил название Потешного.

Принято считать, что Потешный дворец — это первый московский театр. На самом деле «потехи» были известны на Руси несколько раньше: так, в правление Алексея Михайловича подобные представления несколько раз давались в одном из помещений подклета Теремного дворца. Однако несомненно, что Потешный дворец — первое здание, специально оборудованное для театральных «действ». «Можно полагать с достоверностью, что театральные представления не были известны русским до второй половины XVII столетия. В 1659 г. российский посол Лихачев видел во Флоренции в первый раз театральное представление; ему более всего понравилась скорая перемена декораций и деревянные лошади, которые двигались, как живые. Вероятно, возвратясь в Россию, он подал мысль царю Алексею Михайловичу завести нечто похожее на театр в доме боярина Матвеева; потом, в 1676 году, под надзором того же боярина были представления в Кремлевском дворце, Преображенском селе и Потешном дворце», — рассказывает о зарождении русского театрального искусства М. Н. Загоскин, который в цитируемом здесь отрывке из книги «Москва и москвичи» упоминает различные места, где делались попытки организовать первые театральные представления до переоборудования Потешного дворца.

Эти представления напоминали западно-европейские средневековые мистерии: представляли собой инсценировки библейских сюжетов и длились по много часов. Иногда даже «потеха» оказывалась настолько продолжительной, что зрителям приходилось приходить в театр по 2–3 дня подряд, терпеливо досматривая бесконечный «сериал», действие которого разворачивалось в реальном времени. Такие представления посещали царь и его приближенные, а также приглашенные иностранные послы. «Показали первую комедию — „Артаксерксово действо“. Десять часов отсидел Алексей Михайлович, глядя на сцену, ну да ему не привыкать было — на приемах сидеть не меньше приходилось, а на пирах и говорить нечего… На самом хорошем месте сидел, конечно, государь-царь. Бояр в хоромину набилось видимо-невидимо, почитай, вся Бархатная книга собралась. Женщин не было — не положено. Только на галерее, за деревянной решеткой, сидели царица Наталья Кирилловна и ее мамки-няньки» — так воспроизводит атмосферу этих представлений М. Успенский («Устав соколиной охоты»).

Наиболее резким отличием русского театра от западно-европейского было отсутствие «фарсов» — вкрапленных в действие комических эпизодов с бытовыми сюжетами, не связанными с общей темой представления. Дело в том, что популярное с древности на Руси искусство скоморохов — бродячих артистов, которые в основном и ставили комические представления, — в XVI–XVII вв. было объявлено вне закона. Церковь объявила участие в подобных выступлениях и их просмотр греховным, а светские власти приравнивали занятие скоморошеством к «воровству» (этим словом в ту эпоху обозначали всякое уголовное преступление вообще). Причину такой смены отношения к безобидной забаве — моральную и социальную — приводит в уже упоминавшейся повести М. Успенский: «Когда-то, во время оно, повелел государь всю скоморошину на Русской земле разогнать. Гудки, жалейки, сопелки, домры, бубны, хари и машкары мерзостные были преданы огню, а скоморохов поставили в батоги… Потому что за каждой ватагой человека не пошлешь проверять, что они там представляют. А они известно что представляют — как холоп боярскую жену огулял, как пьяный поп обедню служит».

Это не означает, что сюжеты «действ» были только нравоучительными. Рассказывая о русском театре XVII в., М. Н. Загоскин упоминает и постановки юмористического характера: «…большая часть наших русских духовных представлений, или мистерий, написана прозою, а некоторые — весьма плохими… стихами с рифмами; в том числе комедии: „Притча о блудном сыне“, в которой секут этого расточителя нещадно плетьми…» («Москва и москвичи»).

Стоит обратить внимание на такую подробность. Перечисленных М. Успенским народных музыкальных инструментов, действительно использовавшихся во время представлений скоморохов, — гудков (струнный смычковый инструмент, напоминающий двухструнную скрипку), домр (струнный щипковый инструмент), жалеек и сопелок (духовые инструменты), в оркестре Потешного дворца не было. Театральные представления сопровождались музыкой, исполнявшейся на специально для этого приобретенных западно-европейских инструментах. «…В этом доме давались первые зрелища в Москве и, вероятно, во всей России; бывали иногда маскерады, в которых немцы играли на органах и фиалах, и происходили разные другие потехи» — в этом отрывке из «Москвы и москвича!» М. Н. Загоскин упоминает типичные для западно-европейской развлекательной музыки той эпохи струнные инструменты: органиструм (полумеханический струнный инструмент) и виолу (предшественницу скрипки).