Книга Обман - А. Брэди

– Да, в тот день я чувствовала себя очень плохо. Совсем плохо. У меня… м-м-м… бывают мигрени, и иногда из-за них меня сильно тошнит. И часто я просто не успеваю добежать до туалета. Это очень противный недуг, но беременность тут ни при чем.

Эту ложь я заготовила уже очень давно, на всякий случай, уповая все же на то, что она мне никогда не потребуется. Я смотрю на Рэйчел очень честными глазами и изо всех сил надеюсь, что она мне поверит.

– Ах, вот оно что. Очень жаль это слышать. Я не знала, что ты страдаешь мигренями. С моим бывшим мужем было то же самое. Крайне изнурительная болезнь.

– Да нет, все нормально. У меня это уже много лет, так что я, в общем, уже в какой-то степени привыкла. – «А мы не будем обсуждать то, как обе только что курили, высунувшись из окон?»

– Я замечала, что иногда ты слишком медленно реагируешь на вопросы на общих совещаниях. Теперь я понимаю почему. И неудивительно, что ты так жутко выглядела в тот день, когда у нас с тобой была встреча по поводу медикаментозного лечения.

– Извините. Я пытаюсь с собой бороться, скрывать это, но иногда мигрень бывает сильнее меня. – «Ну пожалей меня, пусть я опять засияю в твоих глазах. Если нужно, я могу целыми днями притворяться, что у меня мигрень, а не похмелье». – А зачем вы хотели зайти ко мне в тот день? Какой вопрос нужно было обсудить? – Мне нужно как можно быстрее вывести разговор из опасного круга – нельзя касаться тем, которые выставляют меня слабой или больной. Или беременной.

– А, да. – У Рэйчел такой вид, словно ей неудобно. – Не слишком хочется затрагивать этот вопрос, хотя ситуация, в общем, очевидна.

Я поднимаю ладони, как будто сдаюсь.

– Я никому ничего не расскажу, Рэйчел.

– Спасибо. Курить из окна действительно совершенно для меня недопустимо. – Она глубоко вздыхает и немного расслабляется. До этого, с того момента, как я вошла в кабинет, в воздухе висело некоторое напряжение. – Сейчас очень трудное время, иногда я чувствую себя очень подавленной, как и все.

Я мгновенно и плавно переключаюсь в режим психолога – чуть хмурю брови, чтобы показать, что внимательно слушаю, немного склоняю голову к плечу и почти незаметно киваю, побуждая Рэйчел продолжать.

– Мы в тяжелом положении, – продолжает Рэйчел. – Уверена, ты, как никто, давно ощущаешь этот хаос, витающий в воздухе.

Рэйчел широко взмахивает руками, как будто хочет показать, что все наше отделение охвачено пламенем. Я снова киваю. Мне интересно, и в то же время я чувствую себя несколько виноватой – никакого хаоса я до сих пор не замечала.

– Мы… – Она наклоняется вперед, ближе ко мне, как маленькая девочка на площадке для игр, которая хочет поделиться с подружкой большим-большим секретом. – На данный момент мы находимся в… я бы сказала, катастрофическом финансовом положении. – Рэйчел откидывается на спинку кресла и отворачивается. Ей, очевидно, неловко, что она выдала мне подобную информацию. Она потирает виски, и в первый раз за все время я вижу, что ее ногти обкусаны почти до крови. – Никому из персонала я ничего не говорила, и другие администраторы, насколько мне известно, тоже скрывают от всех правду. Но я ведь только что курила в окно, как и ты, так что профессиональную этику можно выкинуть туда же. – Она смотрит на меня через плечо и мрачно ухмыляется. – И кроме того, я тебе доверяю, Сэм.

– Рэйчел, мне очень жаль. Я понятия не имела, что «Туфлос» сейчас в такой ужасной ситуации.

Но кажется, теперь все становится на свои места. Разумеется, у нас большие проблемы. Персонал вечно раздражен, администраторов вообще не видно. Все то и дело берут больничный – чаще и чаще. Краска на стенах облупилась, туалеты как не работали, так и не работают. Пациентов больше, чем когда-либо, а новых специалистов не нанимают. Мы загружены по уши. Насколько же все действительно плохо?

– Я даже не осознавала, насколько мне нужно было с кем-нибудь об этом поговорить, – вздыхает Рэйчел.

Я осматриваю кабинет внимательнее и вижу отражение того самого хаоса в отдельно взятом помещении. Это уже больше чем просто беспорядок. Прямо посередине ковра расплылось темное пятно, и кажется, там начинает расти что-то похожее на плесень. Несколько зонтов завалились за шкаф для файлов; ни один из них как следует не закрыт. Растения на подоконнике давно засохли, даже кактусы и суккуленты, которые практически неубиваемы. Под столом Рэйчел валяется пакет, набитый самой разной обувью – от зимних сапожек до сандалий, – видно, что она не заглядывала туда уже много месяцев.

– Что ж, я здесь и готова вас выслушать. У меня групповой сеанс через сорок минут, но Дэвид может меня подменить, если вы захотите обсудить со мной ситуацию. – Сейчас подходящий момент, чтобы упрочить свой статус в глазах Рэйчел.

Она уныло улыбается, сокрушенная, побежденная, и я беру ее трубку, чтобы вызвать по интеркому Дэвида. Он соглашается меня заменить и даже не спрашивает о причине.

– Все улажено, – докладываю я. – Так что же происходит? – Я должна бы чувствовать себя неловко – ведь нарушить субординацию и отбросить в сторону профессионализм для Рэйчел недопустимо; а уже тем более недопустимо и ненормально – раскрыться передо мной. Но вместо смущения я испытываю довольно странное ощущение – как будто передо мной маячат новые возможности.

– Такое положение сложилось не только у нас. Это происходит со всеми медучрежденими, которые находятся на государственном финансировании. У города средств нет, у штата нет, и у федерального правительства тоже. Ни у кого нет денег. Здравоохранение так и не оправилось после кризиса две тысячи восьмого года. Выделенные средства были перераспределены, и мы, как обычно, вытащили короткую спичку. И теперь у нас нехватка персонала, потому что люди просто не могут существовать при такой зарплате. Мы теряем администраторов, которые не представляют себе жизни без шестизначного дохода. А пациентов и работы, наоборот, прибавляется, причем так же катастрофически.

Рэйчел не смотрит на меня. Ее голова запрокинута, ноги вытянуты, и она тихонько раскачивается из стороны в сторону.

– И как долго это продолжается?

– Много месяцев. Или, скорее, я знаю об этом уже несколько месяцев, но все началось гораздо раньше, и теперь уже переливается через край. – Рэйчел резко разворачивается и достает из ящика стола жестяную коробочку. Она сует в рот кислый леденец и подвигает коробочку ко мне, но я вежливо отказываюсь. Во рту у меня все еще стоит острый вкус зубной пасты. – Чиновники заявлялись, как же без этого. В сентябре, что ли… в общем, еще до того, как похолодало. Сообщить, что для «Туфлоса» «наступают нелегкие времена». Долго обсуждали лояльность персонала и его возможности. То есть кто сможет справиться с большей нагрузкой при том, что прибавки в зарплате не будет, кто не бросит работу, на кого можно положиться. Это всегда такое огромное удовольствие – слышать от них слова сочувствия, в то время как они отнимают у нас последние крохи, то, на чем мы держимся, выживаем из последних сил. И они еще смеют напоминать, как важна забота о пациентах! Я – капитан тонущего корабля, а они постоянно звонят мне и напоминают, что, фигурально выражаясь, сражаются на стороне добра и сидят со мной в одном окопе. И предлагают нелепые решения, вроде поддержания командного духа среди персонала. Командный дух? Да они даже не знают, как нас всех зовут!