Книга Луки и арбалеты в бою - Григорий Панченко

В общем, борьба с латником для стрелка требует такого же специального оружия и специальных навыков, как для фехтовальщика. И если английский лучник все же оказывался к такой борьбе способен (пускай и при учете всех «дополнительных козырей»!) – это, конечно, подтверждает высокий уровень его мастерства.

Мастерство это проявлялось и на уровне боевых построений, но о них как раз мало что известно. Англичане такие детали, сами собой разумеющиеся, описывать считали излишним; а описания пострадавших французов и нейтральных (а потому мало заинтересованных) фламандцев кратки и не всегда понятны.

Сочетание действий лучников и латников требовало особого строя – точнее, нескольких его вариантов

Довольно часто для описания боевого строя лучников (а бывает, что и строя всего английского войска, включающего в себя и лучников – а это, согласимся, далеко не одно и то же) используется старофранцузский термин «herce» или «erce». Что это такое – не совсем понятно. Вероятнее всего, форма сокращения от «herrison» (еж, дикобраз, шипастый плод каштана, а в некоторых значениях – борона или… щит), либо трансформация староанглийского «harrow» (а это уже точно борона).

Как считают большинство специалистов, правильнее принять версию «бороны». Но что это значит?

Раньше преобладала точка зрения, что французы стремились так подчеркнуть «ежистость», «шипастость» фронтальной линии, – и появилось несколько реконструкций, согласно которым построения лучников представляли собой множество узких «клиньев», выступающих перед общей линией. Потом возобладало мнение, что скорее имеется в виду общий контур бороны. А каков он? В ту пору – обычно трапециевиден, но бывал близок и к треугольнику, и к прямоугольнику.

Битва при Пуатье по хроникам Фруассара: несмотря на то, что один из рыцарей, возможно, сумеет отбить английскую стрелу мечом – исход сражения уже определился.

Возможно, строй лучников напоминал «открытую» (без широкого основания) равнобедренную трапецию, обращенную к противнику именно этим отсутствующим основанием? Не исключено: так удобно вести обстрел – и фронтально, и под углом с флангов. Вообще, многие описания действительно указывают на некие выступающие вперед и в стороны «крылья» английского строя, превращающие его в подобье воронки, куда гораздо легче войти, чем выбраться обратно…

Но есть версии, согласно которым подразумевается не периметр бороны, а вся ее «рабочая площадь». Тогда получается, что лучники или были выстроены в несколько параллельных линий (и это возможно, особенно при обороне холма – что как раз и имело место в большинстве победоносных для англичан сражений), или располагались малыми отрядами в шахматном порядке (тоже не исключено: такой строй удобен для расположившейся сзади своей конницы, позволяя перейти в контратаку, когда вражеские ряды смешаются под огнем лучников).

Помимо прочего один из вариантов перевода указывает не на ежа или борону, а на… гроб. В принципе он, конечно, тоже трапециевиден – по крайней мере, у изголовья…

Вариантов настолько много и они настолько не соответствуют, например, «зубчатому» строю времен все того же Ричарда Львиное Сердце (и не могут соответствовать: он состоял из пеших шитоносцев-копейщиков и арбалетчиков), что невольно закрадывается подозрение: может быть, мы напрасно пытаемся вычислить «конструкцию» на основе чисто эмоционального термина? Обстрел английских лучников, подкрепленный контратакой рыцарской конницы, вполне мог породить у уцелевших желание описать свои чувства образно. В духе «лечь в гроб», «напороться на борону», «сесть на ежа»…

Английские лучники, облаченные в латы, исполняют роль телохранителей короля

При внимательном анализе источников обнаруживается, что построения лучников были очень многообразны, зависели от конкретной местности, полководца, общего состава и численности войска (своего и вражеского). А что касается расположения перед строем своей конницы, то подобные вопросы решаются в рабочем порядке. Скорее уж вражеской пехоте приходилось как-то особенно о таком заботиться, потому что французские рыцари, случалось, могли ринуться в атаку прямо «по головам» собственных стрелков!

(Чтобы не увлекаться анифранцузской тональностью, признаем: когда французское командование в ходе военных действий грамотно использовало возможности своей тяжелой конницы и пехоты, включая собственных не таких уж слабых лучников, – англичанам оставалось уповать лишь на то, чтобы у французов не было хотя бы численного преимущества. В финале Столетней войны эти упования стали тщетными, а грамотные действия французской стороны сделались уже постоянной нормой – и нет ничего удивительного, что закончилась война именно победой Франции. Любопытно другое: знаменитый Бертран дю Геклен – рыцарь-воитель сильнейший, а коннетабль Франции и полководец, пожалуй, не более чем грамотный – еще за два поколения до Жанны д’Арк и даже до появления по-настоящему «противострельных» лат в целом сумел нащупать правильную стратегию военных действий против англичан. Во всяком случае, подвластные им города и замки он брал так эффективно, что вполне мог превратить Столетнюю войну примерно в Сорокапятилетнюю; не сбылось это по ряду причин, одной из которых стала смерть дю Геклена. Основную нагрузку при этих штурмах несли «стрелковые группы», состоящие из арбалетчиков и сильных лучников, максимально приближающихся к уровню английских.)

Бертран дю Геклен (под охраной французских лучников и под прицелом английского арбалетчика!) требует сдачи замка.

Между прочим, а точно ли все лучники были пехотинцами? Пожалуй, да. Хотя в документах времен Эдуарда III упоминаются и «хобеляры», то есть конные лучники (их обычно было не более 20 %), лошадь для них – транспортное средство. В отдельных, редких случаях они могли даже стрелять с коня, однако с коня стоящего, удерживаемого под уздцы: ни в коем случае не кавалерийская манера боя, скорее уж конь тут используется как «инженерное сооружение», передвижная «высота»…

Во времена так называемой Войны роз (Алой и Белой) лучники активно использовались обеими сторонами, во многих сражениях играли значительную роль… но что-то не видно ни одного боя, где их роль оказалась бы решающей. Может быть, потому, что это были уже английские сражения, причем опыт Столетней войны отлично запомнился. В результате никто из участников тех битв отнюдь не изъявил желания «подставиться» стрелкам по схеме Азенкура.

К XVI в., при Генрихе VIII, лучники в полевых сражениях скорее «присутствовали», чем активно применялись – но и осада крепости, и морской бой, и особенно морской десант без лучной стрельбы не обходились. Именно с учетом той военной специфики флагман королевского флота «Мэри Роуз» отправилась в свой последний рейс, имея на борту 415 моряков, 285 солдат, 36 тяжелых пушек, 42 легких и большие запасы ручного оружия, включая 137 луков и три с половиной тысячи стрел. Справедливости ради все-таки стоит заметить, что на корабль масштаба «Мэри Роуз» это не так уж много, тем более что судно отчасти выполняло функции плавучего арсенала, так что определенное количество луков предназначалось не для собственных «бортстрелков» или отправляющихся в десант «морпехов» (а можно и без кавычек: такие понятия, как десант и морская пехота, стали реальностью как раз во время парусного флота). Тем не менее боевой лук – оружие по-прежнему массовое.