Книга Третьяков - Анна Федорец

И вот как-то Павел Михайлович снизу увидал входившую в ложу Мамонтовых такую красавицу, такую симпатичную, что не удержался и тут же спросил Каминского, кто это.

— А это Вера Мамонтова, сестра Михаила Николаевича. Хочешь пойдем, я тебя ей представлю?

Павел Михайлович испугался, отказался и предпочел издали, снизу, любоваться Верой Николаевной в продолжение нескольких зим»399.

Трудно сказать, когда это произошло, но приблизительно в один из театральных сезонов, приходящихся на промежуток между осенью 1860 года, когда Каминский вернулся из Рима в Москву, и началом 1863 года. С тех пор образ Веры Николаевны прочно вошел в мысли Павла Михайловича.

Момент знакомства Вера Павловна датирует весной 1865 года. Но, как уже говорилось, в датировке событий В.П. Зилоти нередко ошибается. Сам Павел Михайлович говорит 22 июля 1865 года в письме знакомому Н.Н. Лосеву: «... знакомство наше продолжалось довольно долго, и четыре месяца уже, как мы были жених и невеста не официально ». Отсюда следует, что к середине марта 1865-го, прежде чем стать «неофициальными», то есть не- обручившимися, женихом и невестой, Третьяков и Мамонтова были знакомы уже по крайней мере несколько месяцев. За это время они успели в достаточной мере сблизиться. Это предположение подтверждается словами из переписки П.М. Третьякова и Т.Е. Жегина. 23 марта 1865 года Жегин в полушутливой форме интересовался у друга, не желает ли тот жениться на одной из саратовских девиц400, на что Третьяков 15 апреля отвечал: «... хотя о серьезные вещах, самых серьезных в жизни, и не говорят шутя, но из Ваших милых шуток могло бы может быть и путное выйти, если б это было ранее, теперь же это невозможно. Я еще на свободе, но морально связан. Лично передам смысл сих темных слов»401. Здесь ясно видна одна из сторон характера Третьякова: не торопиться в главном, предварительно не изучив все стороны вопроса. В данном случае надо было понять, подходят ли П.М. Третьяков и В.Н. Мамонтова друг другу. Хотя к 15 апреля они уже ответили себе на этот вопрос, окончательное решение будет принято еще нескоро. Тем более надо думать, что история их знакомства к началу 1865 года уже была весьма длительной.

Вероятнее всего, знакомство Третьякова и Мамонтовой состоялось в 1863-м — начале 1864 года, но не ранее первых чисел февраля 1863-го.

О том, что 7 февраля Павел Михайлович и Вера Николаевна еще не были знакомы, свидетельствует письмо Софьи Михайловны брату. С.М. Третьякова пишет: «... я не понимаю, милый Паша, почему мнение г-на Р. (мною тебе переданное) могло заставить тебя перестать думать об известной особе! Все нелепые отзывы о тебе могут иметь вес до тех только пор, пока тебя не знают, и потому если бы ты только познакомился бы с известной особой, — то она, конечно, сумела бы оценить твои хорошие качества»402. Таким образом, знакомство состоялось после 7 февраля 1863-го.

Современный исследователь Н. Приймак пишет: «... произошло это знакомство не позже 6 апреля 1863 года, то есть до кончины Михаила Николаевича Мамонтова»403. В доказательство Н. Приймак приводит письмо Елизаветы Ивановны Мамонтовой, в котором она поздравляет Веру Николаевну с предстоящей свадьбой: «... Михаил мой, если только он может видеть, что здесь на земле делается, верно, радуется, потому что исполнится его всегдашняя мысль, помнишь, ты сама слышала»404. На основе цитаты, приведенной Н. Приймак, можно было бы, конечно, сделать предположение: раз Михаил Николаевич хотел видеть сестру замужем за П.М. Третьяковым, значит, Вера Николаевна и Павел Михайлович должны были быть уже знакомы. Но для такого предположения выбрано слишком шаткое основание. Единственное, о чем данное письмо позволяет говорить с изрядной долей уверенности, — это что к апрелю 1863 года Павел Михайлович знал и думал о Вере Николаевне. Возможно также, что А.С. Каминский поделился с супругами Мамонтовыми своим наблюдением: Павел Михайлович влюблен в Веру Николаевну.

Итак, В.П. Зилоти ошиблась в передаче времени знакомства. Но, думается, обстоятельствам переданного ею эпизода вполне можно доверять. Она пишет: «... видя восхищение Паши, Александр Степанович решился пойти на хитрость... Вера Николаевна, как и сестра ее Зинаида Николаевна, славились в Москве как прекрасные пианистки и образованные музыкантши. Они любили иногда исполнять и камерную музыку. Александр Степанович устроил у себя музыкальный вечер, прося Веру Николаевну сыграть, что ей захочется. В то время у нее были “в руках” (как Вера Николаевна часто выражалась) септет Гуммеля и трио Бетховена... Приглашен был на вечер и Павел Михайлович. Он спрятался в уголок и жадно слушал музыку, которую очень любил. Когда Вера Николаевна окончила играть вторую пьесу, септет Гуммеля, Павел Михайлович попросил Александра Степановича познакомить его с “чудесной пианисткой” и, после первого поклона, сконфуженно сказал ей: “Превосходно, сударыня, превосходно”».

С этого момента Павел Михайлович стал бывать у Веры Николаевны, встречались они и в доме Каминских. Но знакомство

П.М. Третьякова и В.Н. Мамонтовой еще не предопределило их дальнейшую совместную судьбу. Из воспоминаний их дочерей ясно: одновременно с Третьяковым и, по-видимому, до его появления существовал еще один человек, занимавший мысли Веры Николаевны.

Появился в жизни В.Н. Мамонтовой этот человек задолго до 4 июля 1864 года, когда умерла ее мать, Вера Степановна Мамонтова. Возможно, к 1863 году они уже были знакомы — на это намекает текст А.П. Боткиной. Александра Павловна пишет: «... о каком-то предполагавшемся в начале 1863 года знакомстве Павла Михайловича мы знаем. У Веры Николаевны тоже был хороший знакомый, искавший ее взаимности. Из писем брата Николая Николаевича к Вере Николаевне мы узнаем, что она знала о любви своего старого знакомого и чувствовала теплую симпатию к нему, но не связала себя. Ее волнует новое знакомство, и она намекает брату о своем настроении. Брат старается издалека успокоить ее, говоря, что если она допускает мысль о другом, то это доказывает, что к первому у нее нет настоящего сильного чувства, которое исключало бы всякую возможность мысли о другом»405.

Одно из таких писем Николая Николаевича к сестре приводит А.М. Анисов. Письмо было отправлено Н.Н. Мамонтовым из Лондона: «... я понимаю твою могучую натуру, которая была до сих пор в тисках и не находила человека, в которого бы могла вылиться твоя любящая сильная сердечная натура! Ты не ясно пишешь мне степень чувства к Н.Е. и заставляешь меня только догадываться, что оно довольно велико и что ты находишься в неизвестности, что, может быть, другой (П.М.) более достоин сделать тебя счастливой. Ты кончаешь письмо тем, что ты была на обеде у Каминских, что он не потерял в твоих глазах, а скорее выиграл, что заставляет меня думать, что твое решение бродит. Броди-броди и выброди, испеки хлеб не комом, а такой, чтобы насытил сам собой и мог бы вполне называться даром Божиим!»406

К сожалению, ни Боткина, ни Анисов не приводят никаких датировок. Кроме того, из этих свидетельств неясно: кто такой

Н.Е., как он появился в жизни Веры Николаевны и куда подевался впоследствии?

Ответ на эти вопросы содержится в мемуарах В.П. Зилоти.

В первой половине 1860-х здоровье матери Веры Николаевны «... Веры Степановны все ухудшалось; уже в 50-х годах она страдала болезнью печени. Когда умер муж Николай Федорович, ее сын Михаил Николаевич, студент, взял мать и двух сестер, Зину и Веру, и уехал с ними на перекладных до Варшавы, а потом по железной дороге в Карлсбад. Михаил Николаевич и девицы купались до осени, ловили креветок сеточками, а мать отдыхала. Так длилось в продолжение нескольких лет. Об этих поездках мамочка моя особенно любила мне рассказывать»407. Н.Ф. Мамонтов скончался в 1860 году. Значит, поездки, начавшись в этом году, продолжались до 1863 или до 1864 года: если к лету 1864-го здоровье матери совсем ухудшилось, поездку могли не предпринимать. То есть «курортное» лечение длилось около 4—5 лет. Но... даже заграничный отдых не способствовал улучшению здоровья матери. «... Несмотря на лечение за границей, положение Веры Степановны становилось серьезным. Ей посоветовали позвать очень талантливого молодого врача, готовившего свою докторскую диссертацию, — Григория Антоновича Захарьина (впоследствии знаменитейшего московского терапевта). Захарьин часто заходил лечить, а то и навещать Веру Степановну... С Захарьиным часто приходил его товарищ — медик Мамонов (тоже впоследствии очень известный врач). Мамонов и Вера Николаевна сразу полюбили друг друга, на огорчение Веры Степановны. Она боялась, что Вера выйдет замуж и будет так же несчастна, как Зина, а может быть, и как она сама... Мамонов собирался жениться на Вере Николаевне, как только защитит свою докторскую диссертацию. Вера Степановна так плакала, так горевала от мысли расстаться с Верой Николаевной, что последняя скрепя сердце наконец отказала Мамонову»408. Возможно, не последнюю роль в ее отказе сыграло знакомство с Павлом Михайловичем... Внимательное отношение Третьякова к ее особе и музыкальному таланту, высокий культурный уровень купца заставляли Веру Николаевну усомниться в глубине собственных чувств к Мамонову. Особенно по сердцу Мамонтовой была любовь Третьякова к тем музыкальным произведениям, которые она исполняла. Позднее она признается: «... в музыке мы всегда сходились в мнении. Как я, так и он особенно любили классическую музыку. Моего любимого Баха он бессознательно любил, что меня весьма удивляло, потому что этот род музыки надо прежде изучить и потом только полюбить»409. Павел Михайлович, как сказали бы тогда, заставлял трепетать девичье сердце Веры Николаевны. Не следует сбрасывать со счета и другое соображение. Мать-купчиха Вера Степановна могла счесть более достойной партией для своей дочери успешного предпринимателя, нежели начинающего врача.