Книга Девочка и мальчик - Мортен Браск
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы с отцом почти все вечера провели тут, пока вы были в больнице, – говорит мама.
Я смотрю на дом. Все ставни и двери закрыты, две байдарки вытащены на берег. Старый дом выглядит опустевшим.
– Я думаю о них каждую секунду, – говорю я.
– Я тоже.
– Мне мерещатся их голоса.
Я дышу ртом. По глади озера проходит легкая рябь, когда рыба подплывает к поверхности, чтобы схватить насекомое. Мама долго держит меня в объятиях. Мы сидим и смотрим на воду. У самого берега на воде плавают большие кубышки. Стрекозы дрожат в воздухе, совершая молниеносные, непредсказуемые и точные движения. Я подбираю с земли ветку и начинаю счищать с нее кору.
– Ты не думал на время уехать? – говорит мама.
Я сдираю с ветки последние следы коры.
– Да, об этом я тоже думал, – говорю я.
Я внимательно рассматриваю ветку. Я содрал всю кору, светлая древесина блестит на солнце.
– Тебе пошло бы на пользу, если бы ты какое-то время побыл в другом месте. Хотя, конечно, ты можешь оставаться у нас, сколько хочешь, – добавляет она.
Звук распахнувшегося окна. Окно открыли, мне даже кажется, что я вижу силуэт человека в одной из комнат. Солнце спряталось за крышу дома и кроны деревьев на том берегу озера.
– Я не знаю, как из этого вырваться, – говорю я.
Мама плачет. Пытается улыбнуться.
– Очень больно видеть, как ты мучаешься, мой мальчик, – говорит она.
Мы еще долго сидим у воды. Воробей прилетает на ветку в нескольких метрах от нас. Вертит головой. Вскоре улетает. Не оставив после себя ничего. Даже ветка не шелохнулась от его внезапного взлета.
Темнота под деревьями сгущается. Окно усадьбы по-прежнему открыто. Я выбрасываю лишенную коры ветку в озеро. Она белеет пятном на поверхности, течение относит ее от берега. Я думаю, что уеду. Куда-нибудь отсюда.
Потом я думаю о лете. Только о лете.
39
В один из дней отец заходит ко мне в комнату. У него с собой метровой длины гвоздодер, который он протягивает мне. Гвоздодер холодный и увесистый.
– Зачем он мне? – спрашиваю я.
– Ты должен мне помочь кое в чем.
– В чем?
– Пойдем-ка со мной.
– Ты не можешь просто сказать, в чем дело?
– Пойдем.
Он выходит в коридор и идет к лестнице, ведущей на второй этаж. Я поднимаюсь за ним следом и вхожу в комнату, которая служит отцу кабинетом в те дни, когда он работает дома. Обычно тут на полу лежат шерстяные ковры-килимы, но сейчас он их скатал. Письменный стол и книжные полки он тоже вынес из комнаты. Отец останавливается посреди комнаты.
– Я заказал новый пол сюда в кабинет, его привезут на следующей неделе.
– Хорошо.
– Я бы хотел, чтобы ты мне помог.
Старые доски пола стерлись, во многих местах они расшатались и скрипят, когда на них наступаешь.
– Эти доски нужно отодрать и сложить в гараже, – говорит он.
– Ты хочешь, чтобы я их отодрал?
– Да, я подумал, почему бы тебе не помочь мне снять старый пол и положить новый.
– Я понятия не имею, как кладут полы.
– Научишься.
– Не лучше нанять специалистов?
– Мне будет приятнее иметь пол, который положил мой сын.
– Да, но я не знаю, как это делают.
– Я тебе покажу. Первым делом тебе надо разобрать старый пол. Это самое легкое из всего, просто отдираешь доски гвоздодером, – говорит он.
Когда отец оставляет меня одного, я принимаюсь искать, откуда бы начать, но ни один участок пола не кажется мне достаточно подходящим. Разборка полов выглядит непростой задачей. Я понимаю, что отец думает таким образом взбодрить меня. Как-то расшевелить. И хотя я знаю, что он все делает из лучших побуждений, меня это бесит. Мне хочется вернуться в свою комнату, сесть в кресло-качалку.
Я взвешиваю гвоздодер в руке. Потом вставляю его зубья в щель между досками. Чтобы подцепить доску как следует, я наступаю на изогнутую часть клина, загоняя его поглубже в щель, чтобы он мог приподнять деревянную планку. Раздается громкий треск, и гвозди начинают вылезать из поперечных балок под полом. Я поражен тем, как несложно оказывается отодрать доску. Перемещаю клин дальше, нажимаю на рычаг, и доска целиком высвобождается с чмокающим звуком. Под досками пустое пространство, за десятилетия там скопились пыль и всякий мусор.
Я поддеваю гвоздодером следующую доску, поднимаю ее. Бросаю рядом с первой. Подцепляю еще одну, нажимаю ногой, поднимаю, нажимаю, поднимаю, потом еще одну и еще. Приятно ощущать гвоздодер под ногой, слышать треск отдираемых досок. Я отрываю их одну за другой. С меня льет пот, но я этого не замечаю. Я весь в процессе: отдираю доски и складываю их в растущий штабель. Оторвав десять досок, я выбиваю из них молотком гвозди, отношу вниз по лестнице и складываю стопкой в гараже.
40
Я просыпаюсь, когда они уходят, во внезапно наступившей после хлопка входной двери тишине. Ночью я полностью замотался в одеяло. Оно обнимает меня плотным коконом, я отбрасываю его в сторону и иду в ванную. Несколько минут стою под струями воды, потом постепенно начинаю убавлять горячую, так что вода становится все холоднее и, наконец, совсем ледяной. Стою под ней, пока не перестаю что-либо чувствовать. Только когда я выключаю душ, тело начинает содрогаться от холода, и кожа натягивается, плотно облегая мышцы.
Не вытираясь, я надеваю китайский халат отца и выхожу в нем из дома на кухню. Дверь кухни закрыта только на крючок. Отсюда слышно насекомых и птиц в саду. Я встаю на пороге. Из полуоткрытой двери тянет поток воздуха. Солнце на кустах, деревья, гудящее тепло. Наступило лето. Наступило над домом и над дорогой. Запахло совсем иначе. Поверхность воды в специальной купалке для птиц гладкая, как стекло.
Наливаю из термоса кофе. Ломтик хлеба, немного сыра, банка меда, я располагаюсь под зонтиком в палисаднике.
У моего отца ушли годы на то, чтобы соорудить перед домом палисадник с орнаментом из камней. Он использовал плоские, бутовые камни из Франции, выложив из них мозаику. Промежутки между камнями он украсил мхом. По периметру везде стоят крошечные фигуры из камня. Многие из них не на виду, большинство фигурок ты обнаруживаешь, только пробыв тут несколько месяцев. Постоянно что-то добавляется. Еще не было такого момента в истории палисадника, когда его можно было посчитать законченным. Отец называет это work in progress. Это и привлекает его в сооружении сада, то, что сад постоянно развивается. Каждый год появляются новые фигуры, детали. Изменения, постоянные изменения.
Я завтракаю. Греческий мед стекает с хлеба. Сверху доносится рев, истребитель нарезает круги над северной частью Зеландии, рисуя на небе белую полосу. Отголоски пения черного дрозда долетают до меня, как эхо.