Книга Эдгар По - Андрей Танасейчук

По писал, что поэма еще не закончена, и, хотя им написаны четыре ее части, он намерен опубликовать только первые три[83]: «…поскольку характер последней зависит от успеха или неудачи остальных… Этих трех частей недостаточно для объема — поэтому вместе с „Аль Аарааф“ я хотел бы опубликовать и несколько небольших стихотворений. Но так как вся книга зависит от основного произведения, само собой разумеется, что пока рано говорить об остальных».

То есть он воспринимал свою книгу не как более или менее «произвольную» подборку поэтических текстов, но как единое целое, скрепленное общей идеей и обладающее внутренней, притом весьма непростой, архитектоникой. Поэтому явно не случайны были и сами стихотворения, и их порядок в книге (например, тот факт, что сонет «К Науке», в котором поэт сокрушается «засильем» рационализма, убивающим мечту, предваряет «антинаучный» «Аль Аарааф»), Впрочем, мы не ставим перед собой задачу разобраться в идейно-эстетическом единстве сборника и особенностях его структуры. Тем более что блестящий анализ книги поэта представлен в упоминавшейся прежде монографии Ю. В. Ковалева. К ней мы и адресуем тех, кого интересует литературоведческий аспект проблемы[84].

Интересны заключительные строки письма: «Если поэма будет опубликована, значит, я „безвозвратно — поэт“. Оставляю ее на ваш суд…»

Не стоит думать, будто По сомневался, что он «безвозвратно — поэт». Едва ли искренни и его сетования в письме издателям на возможное несовершенство некоторых строк. То был понятный и необходимый ритуал — он соблюдал его, желая издать свою книгу. Симптоматична в этом смысле и приписка в конце послания: «Не могу удержаться от повторения, не добавив, что голос м-ра Уирта звучит в мою пользу».

Из письма в «Кэри, Ли и Кэри» можно узнать и адрес, где остановился По в свой первый приезд в Филадельфию. Об этом информирует приписка: «Я остановился у Хейскелла». Это — гостиница «Индейская королева», которой владел некий Хейскелл. Она располагалась в доме под номером 15 по Южной Четвертой улице. Впрочем, известно, что По недолго жил по этому адресу, да и вообще недолго гостил в тот раз в Филадельфии. Ответ издателей не заставил себя ждать: они были не против опубликовать сборник, но выставили стандартное в данных обстоятельствах условие: им должны быть предоставлены гарантии от убытков. То есть, чтобы опубликоваться, нужно заплатить. Как и все издатели, они не хотели рисковать.

Ответ из издательства — единственное, что удерживало По в Филадельфии. Получив письмо, он, видимо, немедля вернулся в Балтимор. И уже оттуда 29 мая написал опекуну письмо, которое начиналось такими словами: «Дорогой папа! Собираюсь обратиться к тебе с просьбой, весьма отличной от тех, с какими я обращался прежде…»

А затем весьма пространно — на трех с лишним страницах — рассказывает, что сочинил поэму, послал ее господину Уирту и тот принял ее благосклонно. По его совету представил свое произведение на суд господину Уолшу, и тот рекомендовал его издателям, а те согласились опубликовать, но хотели застраховаться от убытков:

«Стоимость издания обычна для Америки и составляет 100 долларов. Но это, конечно, подразумевает полное покрытие расходов — в том случае, если ни один экземпляр книги не будет куплен. Но я уверен, что книга будет успешной и вместо убытков принесет доход — даже в денежном выражении».

Зная отношение Аллана к Байрону, По специально указывает, что давно отказался от подражания ему. И говорит о том, насколько важна для него эта книга: «Я думаю, что вы свободны от предубеждения и поможете мне, если поймете, что в мою пору жизни это так много значит — явить себя миру (выделено По. — А. Т.)».

Ответ пришел быстро. Опекун отказался помочь поэту и сурово отчитал за неподобающее поведение, которое заключалось как в сочинении стихов, так и в стремлении их напечатать, и тем более в обращении за дополнительной материальной помощью к человеку, у которого он и так на содержании. И вообще, надо заниматься делом — в частности, прилагать усилия к поступлению в академию. Между тем последнее действительно не продвигалось — никаких известий из Вашингтона не поступало. Это обстоятельство весьма тревожило опекуна, он полагал, что «о деле забыли», и настоятельно требовал, чтобы По вновь отправился в столицу.

Поэт отправился в Вашингтон немедленно по получении «сердитого» письма от мистера Аллана, тем более что следом за посланием из Ричмонда пришли и деньги — 50 долларов. Они должны были покрыть дорожные расходы. Но поэт отправился… пешком. Причиной тому стало прискорбное происшествие, случившееся накануне (о нем воспитанник поведал отчиму уже по возвращении — в письме от 25 июня): его… обворовали. Причем сделал это троюродный брат, Эдвард М. По, с которым Эдгар делил комнату в отеле. Тот признался в содеянном и умолял брата ничего не сообщать родным (прежде всего жене). Судя по всему, украденные деньги он вульгарным образом пропил — нашему герою досталось только около десяти долларов мелочью. На пропавшую сумму Э. По имел особые виды и написал об этом опекуну: он хотел выплатить старый долг — те самые 50 долларов, которые задолжал своему восприемнику по службе сержанту Грейвзу и которые мистер Аллан упорно отказывался дать.

В том же письме от 25 июня мы находим довольно странную ремарку:

«В Балтиморе я узнал кое-что по поводу моего происхождения, которое, я боюсь, может иметь неблагоприятный эффект — если в военном министерстве станет известно, что я внук генерала Бенедикта Арнольда, — но ведь говорить об этом нет никакой необходимости?»

Откуда взялся этот апокриф? Кто сообщил эту явную и заведомую ложь — бред воспаленного сознания, не имеющий ничего общего с действительностью? Видимо, один из дальних родственников, кто не знал (и не мог знать) истории его семейства по материнской линии. Мать поэта, как мы помним, действительно звали Элизабет Арнольд По, но к пресловутому генералу-предателю Арнольду ее отец, заурядный британский актер, разумеется, не имел никакого — ни прямого, ни косвенного — отношения. Они были однофамильцами. И только[85].