Книга Ориенталист. Тайны одной загадочной и исполненной опасностей жизни - Том Рейсс

Представители союзнической администрации, вместе с угодливо державшимся турецким чиновником, который присутствовал явно для проформы, прибыли на борт «Клеопатры». За ними следом явилась добрая дюжина врачей и целая ватага полицейских. У врачей был длинный перечень болезней, которые пассажиры могли привезти с собой из грязной Азии, — это не дало бы им права сойти на берег. У полицейских, уроженцев стран Антанты, были не менее длинные перечни политических и прочих преступлений. К своему большому облегчению, отец и сын Нусимбаумы увидели, что представители Великобритании, руководившие всеми этими процедурами, учитывали социальное положение прибывших. Льва поражало то, что здесь и мысли не возникало ни о какой взятке, поскольку принадлежность к высокому общественному слою была достаточным основанием, чтобы избавить от серьезного расследования. Вот пассажиров третьего класса, тех отправляли прямиком в карантин или же арестовывали тут же, на месте: изначально предполагалось, что они способны быть источником той или иной угрозы. Пассажиров второго класса пропускали через вереницу врачей, и даже если они проходили медицинский осмотр благополучно, им предстояло выдержать бесконечный допрос полицейских чинов.

В салоне первого класса, где ожидали своей очереди Лев и его отец, седовласый профессор лишь здоровался за руку с прибывшими и тут же выдавал им свидетельства, что у них нет ни чумы, ни тифа, ни холеры. Вслед за этим политическая комиссия быстро проштемпелевала документы пассажиров, тем самым гарантируя их благонадежность. Абрам лишь заметил вслух, что, в отличие от отсталой Азии, здесь, на Западе, все происходит по-современному, спокойно и без проволочек.

В конце концов Нусимбаумы оставили пароход и отправились в отель.

По пути им всюду попадались солдаты в форме цвета хаки, причем среди них встречалось немало черных и шоколадных лиц. Поскольку члены Антанты опасались осады города националистическими силами, они ввели сюда дополнительный контингент войск для дополнительной охраны, и тысячи солдат из Египта и Палестины присоединились к частям индийских кадровых военных. Британцам недавно удалось убедить султана, который одновременно являлся и высшим религиозным авторитетом всех мусульман — халифом, что необходимо объявить фетву против Ататюрка, и вот уже «армия халифата», экипированная англичанами, двинулась на восток, чтобы взять приступом Анкару. Льва, к его собственному удивлению, весьма трогала судьба разваливающейся Османской монархии, а ее древняя столица привела его в полный восторг. Константинополь долгое время представлял собой столицу мусульманской веротерпимости, ныне же превратился и в столицу мусульманского обновления, восточной просвещенности, а еще — в настоящую эмигрантскую столицу.

В ноябре 1920 года генерал Петр Николаевич Врангель, которого считали наиболее честным и порядочным из белогвардейских военачальников, привел в Золотой Рог ни много ни мало сто двадцать шесть судов, на которых находились более ста тысяч русских. Среди прибывших на кораблях Врангеля были военные, крестьяне, ремесленники, монархисты, евреи и антисемиты — все, кто сумел попасть на борт флотилии, когда осуществлялась эвакуация из Крыма, последнего оплота Белого движения в России. Эмигранты, к своему удивлению, обнаружили, что власти Османской империи, их традиционного врага, настроены по отношению к ним весьма гостеприимно. Константинополь временно стал главным штабом «Зарубежной России», или просто Эмиграции, как все эти беженцы называли свою новую, не имеющую определенного места родину. Русских военных в городе было больше, чем английских, французских и итальянских военных, вместе взятых. Высказывались даже опасения, что белогвардейцы захватят город и установят здесь свою власть, однако это не имело под собой никаких оснований. Российские солдаты стали просто эмигрантами, чей мир только что разрушился, исчез, развеялся, как дым, а сами они даже не знали, где могут оказаться в следующем месяце. Большевистское правительство довольно скоро аннулировало их паспорта, так что они, так же, как Лев и Абрам, превратились в лиц без гражданства. Вскоре широкие бульвары и узкие улочки Константинополя заполнили толпы русских офицеров — им пришлось водить такси, торговать на базарах одеждой, книгами и золотыми монетами. Многие голодали, у большинства одежда все сильнее изнашивалась, обувь стаптывалась, а денег на обновки было взять неоткуда.

В своей книге «Белая Россия: люди без отечества», опубликованной в Берлине в 1932 году, Лев писал о поразительной изобретательности некоторых беженцев, о «странных заведениях», которые существовали порой тайком. Один весьма предприимчивый человек, вспоминал Лев, «изобрел новый вид состязаний, который вскоре распространился по всему городу: тараканьи бега. Русские собирали особенно крупных, сильных тараканов, сажали их в пустую папиросную пачку, накрывали ее стаканом и объявляли, что устраиваются бега. Собирались зрители, которые платили за входные билеты». Театры и ночные клубы Константинополя были практически монополизированы русскими. Эмигранты открыли клубы под названиями «Черная роза» или «Петроградская кондитерская», куда посетителей привлекали не только музыка, еда или выпивка, но и русские официантки (в турецких ресторанах обслуживать столики разрешается только мужчинам). Женщины эти были высокие, красивые, многие из них принадлежали к высшему обществу (или же называли себя аристократками) — по крайней мере, в «Le Grand Cercle Moscovite», тогдашнем модном русском ресторане, официанток называли «княгинями». Банин Асадуллаева, как и Лев, уроженка Баку, в своих воспоминаниях, изданных в 1945 году под названием «Jours Caucasiens» («Кавказские дни») пишет следующее: «Одной из весьма привлекательных достопримечательностей Константинополя были русские клубы, которые постепенно проникали на Запад, пока не добрались, наконец, до Парижа. Город был переполнен русскими эмигрантами. Мужчины спорили друг с другом, продавали семейные драгоценности или же брались за любую случайную, поденную работу. Женщины больше всего стремились стать куртизанками. Самым элегантным ночным клубом была “Черная роза”. Мой муж нередко водил меня туда. Одна русская песня сменялась другой, одна за другой опустошались бутылки шампанского… Кто-то из завсегдатаев признался мне: “Сюда не смеяться приходят, нет. Сюда приходят плакать”».

Теперь, когда эти люди всё потеряли у себя на родине, когда они прекратили борьбу против красных, им осталось одно — долгий, непрестанный праздник, помогающий выжить. Русские аристократки представляли для местных властей, пожалуй, самую тяжелую проблему. Ассоциация турецких жен и вдов обратилась к губернатору Константинополя с жалобой на пагубное влияние, которое оказывают на местных мужчин эти эмигрантки, приучающие их к морфию, кокаину, алкоголю и прочей гадости. Скандальной славой пользовались и джаз-клубы, причем один из них принадлежал чернокожему американскому антрепренеру, волею судеб оказавшемуся белоэмигрантом. Рассказывали, что он открыл свой первый джаз-клуб в Санкт-Петербурге, а когда разразилась революция, отправился следом за своими клиентами на юг — до самого Босфора. И вскоре в Константинополе уже вовсю танцевали фокстрот и чарльстон.

Когда Ататюрк захватил этот город в 1923 году — уже после того, как отец и сын Нусимбаумы покинули его, — белогвардейское «правительство в изгнании» быстро ретировалось оттуда. Оно освободило здание российского посольства, и в нем тут же появились представители советского правительства. Закончилась эпоха кутежей и прожигания жизни, а еще через два года само название «Константинополь» также ушло в прошлое: город был переименован в Стамбул. Русские эмигранты разъехались кто куда, увозя с собой своих женщин-аристократок, свои драгоценности и свои «кафе-шантаны». Многие из них впоследствии умерли в страшной нищете, где-нибудь в Париже, Сан-Паулу или Нью-Йорке.