Книга Предатель ада - Павел Пепперштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жаклин О. Остров Скорпиос. 1975
В начале 2016 года одни мои знакомые, чьих имен я здесь называть не буду, привлекли меня к весьма интересной и необычной работе. Мне сообщили, что недавно в Минске (Республика Беларусь) было обнаружено некоторое количество рисунков, подписанных «Jackie O.» Вместе с рисунками обнаружена записка, начертанная от руки по-английски, чье содержание намекает на то, что автором рисунков (равно как и самой сопроводительной записки) является вдова бывшего президента США Жаклин Кеннеди-Онассис (в девичестве Жаклин Бувье). Дополнительная странность этой находки заключается в том, что папка с рисунками была обнаружена в доме, где в конце пятидесятых годов некоторое время жил Ли Харви Освальд, будущий убийца президента США Джона Ф. Кеннеди. Из содержания записки следует, что эти рисунки были сделаны Жаклин на греческом острове Скорпиос вскоре после смерти ее второго мужа Аристотеля Онассиса в 1975 году.
Мне предложили принять участие в работе экспертной комиссии, чья деятельность призвана внести ясность в вопрос об авторстве и происхождении этих рисунков. Эксперты достаточно быстро пришли к заключению, что рисунки действительно были сделаны в семидесятые годы XX века, однако никакого единого мнения о том, кто на самом деле является их автором, пока что нет. В настоящее время комиссия продолжает свою работу, и некоторые ее члены (впрочем, остающиеся в значительном меньшинстве) высказывают осторожные предположения о том, что Жаклин О. действительно могла создать эти рисунки. Однако совершенно неясно, каким образом рисунки оказались в Минске: никаких сведений о том, что Жаклин Кеннеди-Онассис посещала СССР, не имеется.
Поскольку работа экспертной комиссии явно обещает затянуться надолго, я внес предложение собственноручно повторить рисунки, приписываемые Жаклин, и показать сделанные мною копии на выставке в Нью-Йорке, поскольку даже в том случае, если создателем рисунков был человек, не имевший к Жаклин Кеннеди-Онассис никакого отношения, эти странные картинки все равно могут представлять интерес для американского зрителя как пример загадочного вживания в чужую роль или же как пример реконструкции чужого невроза, о котором «записка Жаклин» сообщает так мало, что нам не остается ничего другого, кроме как попытаться воссоздать картину этого невроза (или, может быть, картину некой сокровенной мечтательности), вглядываясь в эти яркие, не лишенные детскости изображения.
Меня сподвигли на эту кропотливую работу воспоминания о том, как в возрасте лет пятнадцати я был в течение нескольких месяцев одержим образом Жаклин, а также убийством Кеннеди и несколькими персонажами, связанными с этим делом, которые, по выражению Джеки (или ПсевдоДжеки), сплетаются в некий «букет ужаса».
Хотя сам я принадлежу к скептикам, которые не верят в авторство Жаклин, тем не менее магия ее образа овладела сознанием неведомого автора этих рисунков, как когда-то овладела моим собственным — мне кажется в подростковом возрасте я влюбился в Джеки, когда увидел ее фотографию, где ей 17 лет и она одета в костюм индианки с большой свастикой, вышитой на бахромчатом переднике. Я всегда обожал этот древний знак счастья, присущий всем изначальным культурам, и мне невероятно горько, что этот прекрасный знак присвоили себе нацисты, после чего в западной части земного шара он стал ассоциироваться со злом. Смелая девушка Жаклин Бувье, бросившая вызов этим зловещим стереотипам, очаровала меня.
Перерисовывая рисунки, найденные в Минске, я чувствовал, что даже если Жаклин и не создавала этих рисунков, то все равно их автор — женщина, скорее всего, молодая девушка, не так давно покинувшая пределы первого переходного возраста — поэтому в своем письме от имени Жаклин она с такой легкостью фантазирует о галлюцинаторной стороне второго переходного периода, который подстерегает ее в будущем.
Признаться, в процессе копирования я не удержался и внес в эти рисунки некоторые элементы и детали, которые отсутствуют в оригиналах. Все оригиналы подписаны «Jackie O.» (с педантичным добавлением «drawing by»), а после подписи часто поставлен знак «сердце милующее» — сердце с крестом внутри. Под этим значком я, как правило, ставил свою подпись или инициалы, а также дату копирования (2016 год), переосмысляя таким образом крест в качестве знака «плюс».
Я позволил себе также перенести три рисунка на холст, воспроизведя их акриловыми красками (оригиналы все выполнены акварелью и тушью на бумаге).
Я не стал перерисовывать многочисленные эскизы женских платьев, взволновавших мое воображение своей прихотливой элегантностью, надеясь, что когда-нибудь все эти платья будут выполнены в материале и в них будут щеголять современные модницы, как того желала Жаклин (будь то истинная или ложная).
Кто бы ни был подлинным автором рисунков, найденных в Минске (согласно одной из версий, их нарисовала дальняя родственница Марины Освальд, ученица англоязычной школы в Минске, что объясняет несколько преувеличенную роль, отведенную Марине в этой психодраме, тогда как в реальности она не сыграла практически никакой роли в этой истории), я чувствую здесь волшебное присутствие Жаклин. Я ощущаю в этих простодушных и ярких картинках, неведомо зачем явившихся из-под неведомой кисти, живое дыхание американской Королевы, столь же вечно юной, сколь вечно свежа американская мечта!
Несколько месяцев назад мне позвонил мой друг Герман Борисович Зеленин, которого я до этого не видел несколько лет. Герман Борисович — врач, и когда-то, в девяностые годы двадцатого века, он входил в группу «Инспекция Медицинская Герменевтика», куда входил и я. Наша группа занималась художественными и философскими исследованиями, которые время от времени пересекались с интересами науки и в особенности медицины (о чем говорит и название группы), поэтому для всех нас имело немалое значение присутствие в нашем небольшом исследовательском коллективе столь серьезного и глубоко эрудированного медика, каковым является Герман Борисович Зеленин.
В начале нулевых годов, когда группа наша распалась, я вскоре потерял Германа Борисовича из виду, но иногда до меня доходили слухи, что его медицинская и научная карьера развивается великолепно и что он вовлечен в разработку самых передовых медицинских технологий.
Я искренне обрадовался его звонку и собирался предаться ностальгическим воспоминаниям о совместно прожитой бурной молодости, отданной захватывающе интересным изысканиям, но Герман Борисович не стал тратить на это время. Он сразу же сказал, что звонит по важному делу и что нам необходимо встретиться.
Мы встретились в кафе в центре города, и там Герман Борисович передал мне устное, но, как я понял, вполне официальное приглашение поучаствовать в серии экспериментов, проводимых в Научно-исследовательском институте имени Николая Федорова. Само по себе имя Николая Федорова говорило о многом. Услышав это имя, я послал Герману вопросительный взгляд, и он в ответ кивнул: «Да, ты правильно догадался. Речь идет о воскрешении умерших».
Я не мог поверить своим ушам и тем не менее сразу же ощутил тот радостный трепет, связанный с чувством открывающихся тайн, который так часто ощущал в девяностые годы.
