Книга Эсэсовцы под Прохоровкой. 1-я дивизия СС "Лейбштандарт Адольф Гитлер" в бою - Курт Пфеч

— Кто сказал? — повторил Блондин, не успев перевести дыхание. А Камбала крикнул:

— Выйти вперед!

Унтершарфюрер взял половник из рук повара, отложил его и угрожающе тихо зашипел:

— Вздумали надо мной издеваться? Вы? Вздумали? Вам это выйдет боком! — Он сказал это ясно и выразительно, а потом вдруг закричал в полный голос: — Кто это был? Кто?!

— Я думаю, он был, — сказал Эрнст совершенно спокойно, а когда каптенармус набросился на него: — Вы думаете? Говорите ясно, солдат! Кто? — Эрнст молодцевато отчеканил: — Я думаю, унтершарфюрер, о рейхе, о фюрере, о победе и о… — И он спокойно показал на повара:

— А это был он!

— Вы, дурак, пытаетесь утверждать… Вы думаете…

— Это был повар, — подтвердил артиллерист, а Пауль щелкнул каблуками и доложил:

— Могу подтвердить! Я ясно слышал!

— Точно, это был повар!

— Повар!

— Тихо! — закричал каптенармус. — Вас надо бы всех говном кормить! Я…

— Кто здесь орет, как недорезанный бык? — У котла с гуляшом вынырнул стройный унтерштурмфюрер, коротко обвел взглядом собравшихся, бросил презрительный взгляд на обляпавшегося повара и на багрового, тяжело дышащего каптенармуса и спросил с безразличным лицом:

— Так это вы, Пенски?

Каптенармус встал по стойке «смирно»:

— Это стадо свиней хотело меня…

— Эти парни, — прервал его спокойно унтершарфюрер, — хотят, наконец, получить свою еду. Они ее заслужили с достаточно большим трудом. И, Пенски, потише. Как можно тише. Иван не должен слышать, что мы ужинаем.

Каптенармус щелкнул каблуками и прокричал:

— Так точно, унтерштурмфюрер!

— Да тише вы, Пенски! Зато побыстрее. Ясно вам? — И обращаясь к повару: — Шевелите своим половником, солдат! И побольше мяса и поменьше бульона, а то завтра вы побежите с пулеметными коробками. — Он кивнул солдатам, приветливо улыбнулся, заложил руки за спину и добавил: — Всё. Принесите мне тоже немного гуляша, Пенски.

— Вот и все, — ухмыльнулся Эрнст. Он поставил кастрюлю с гуляшом на место, где стояла его «ножная ванна», зажал свой котелок с обычной порцией между колен, порезал хлеб мелкими кусочками и размешал их с гуляшом. Тихо присвистнул, с наслаждением зачерпнул гуляш ложкой и отправил его в рот.

— Все равно, конина, собачатина — все равно вкусно. — А когда он посмотрел на полную кастрюлю, снова улыбнулся:

— Дайте потом отсюда и артиллеристам. Они хорошо нас поддержали!

Они сидели в кружок у кастрюли. Обычный рацион был слабоват. С добавкой из кастрюли он становился достаточным и насыщал. А полный живот и сигарета на десерт приводили мир, их мир, снова в порядок.

Ночь была ясная и светлая. В небе гудел самолет, тарахтя и стрекоча, как старая швейная машинка. Блондин глянул вверх и подвинулся к Эрнсту:

— Помнишь Белгород, Эрнст. Прекрасный гуляш?

— Еще бы, — улыбнулся Эрнст. — Но на этот раз она прилетела слишком поздно.

— Русский разведывательный самолет, напоминающий по шуму швейную машинку, за свою вошедшую в поговорку частоту и точность появления прозванный еще «дежурным унтером», бросил бомбы где-то вдалеке.

Эрнст, принюхиваясь, поднял нос, а Камбала пошутил:

— Я смотрю, ты вынюхиваешь хороший десерт?

Эрнст только пожал плечами, пробормотал что-то про обжору, встал, поправил маскировочную куртку и снова посмотрел на небо.

— Что это с Эрнстом? — спросил Куно, и Блондин ответил:

— Ему не нравится ночь. Слишком светло. Слишком ясно. И слишком спокойно. Идеально для игры в войну. Или мы остаемся здесь, тогда иван выигрывает время и подтягивает резервы, или…

— Или нам надо что-то делать! В любом случае нам остается сначала выспаться, — закончил Пауль предложение.

Эрнст пробрался к стене хлева, где лежало снаряжение. Сел, прислонился спиной к еще теплым камням и свернул сигарету. Остальные последовали его примеру. Сидели, или лежали, курили, или пытались заснуть. На самом деле они ждали, чем закончится это «или — или», то, на что вынюхиванием намекал Эрнст и что сказал Блондин.

Во дворе между хлевом и домом лежала старая кастрюля, испачканная гуляшом.

День шестой

7 июля 1943 года

Дальнейшее течение битвы под Курском ясно, во всяком случае для стратегов. И флажки на картах Генерального штаба ожидали только того, перенесут ли их вперед или назад. Некоторые флажки лежали уже на полу или в картонной коробке. Они уже свое отслужили, потому что рот, батальонов и полков уже не было. Но простой боец не знал ни о дальнейших стратегических ходах, ни о флажках. Его горизонт ограничивался взводом, кое-как видно было еще роту, но на батальоне он обрывался. Гренадерам думать было не нужно. Они не делали ничего такого, над чем другим приходилось напрягать свои умы. Но если мыслители допускали ошибку или их оппоненты думали быстрее или лучше, то на штабной карте становилось флажком меньше. И тогда приходилось напряженно думать над тем, откуда как можно быстрее взять новый флажок. Хотя были запасные, но количество их, к сожалению, было очень ограниченно. Впрочем, переставить флажок было легче, чем перегруппировать дивизию или изменить направление главного удара танкового полка на холмистой местности между Белгородом и Курском.

Обо всех этих манипуляциях с флажками ни Длинный Ханс, ни его люди не имели никакого представления, и это уже было хорошо. У Эрнста, когда он отбрасывал пустую кастрюлю, был слабый проблеск, чутье, что надо завалиться под стену хлева и поспать.

Через час они уже были на марше.

Дори сидел за рулем. Эрнст скручивал сигареты про запас. Блондин грыз ноготь. Они слушали новую сводку вермахта от Дори:

— Опять был у моего друга-связиста, играли в «скат»[14] и слушали музыку. Да, и тогда опять прозвучала эта дурацкая песня: «Я знаю, когда-нибудь чудо свершится» — наша песня, вы знаете уже, та самая, с испорченного прощального ужина в Берлине. Великолепная Сара! Прекрасный голос! Отличный фильм!

— Дори, — прошептал Эрнст, — это и есть вся твоя новость?

— Да подожди же! Вот теперь я потерял нить.

— Ты ее теряешь всегда, когда хочешь закурить.

Дори подождал самокрутку, зажал ее в углу рта, пару раз затянулся и продолжил:

— Итак, следующее: мы окончательно прорвались! Сегодня ночью — едем, сколько сможет машина. Завтра тоже будем ехать, сколько сможет машина.

— А иван? Он что, так же быстро бежит вместе с нами?

— Чепуха, Эрнст! Дивизия «Мертвая голова» до сих пор стояла правее нас и прикрывала наш фланг. Теперь ее сменили, и она едет позади нас, уходит влево и выходит в авангард. Зато дивизия «Рейх» будет пробиваться правее нас.