Книга Мария Стюарт - Родерик Грэм

Тайный совет не раз формировали и раньше, обычно в качестве временной меры на период частых регентств, но теперь ситуация была необычной. Совет сформировался, основываясь на наследственных правах знати, и был признан парламентом 1560 года, хотя, строго говоря, сам этот парламент, не созванный монархом, был незаконным. Но хотя Мария и была несомненной правящей королевой, она не могла преуменьшить наследственные права своих дворян. Она присоединилась к уже существовавшему правительству, возглавив его. Шотландский историк Джулиан Гудейр описывает это как начало «корпоративного управления».

Из всех советников секретарь Летингтон был совершенным воплощением политика XVI века. Уильям Мейтленд родился в местечке Летингтон Тауэр, теперь переименованном в Леннокс — лав, поместье герцогов Хэмилтонов. Поскольку имя Уильям Мейтленд было весьма распространенным в данной местности, он, как и большинство шотландцев его ранга, был известен по названию поместья. Поэтому обычно его именовали Летингтоном. Сын Марии Яков VI впоследствии скажет: «Я бы предпочел, чтобы в Шотландии не было фамилий, от них одни беды». Отцом Летингтона был сэр Ричард Мейтленд, джентльмен, интересовавшийся садоводством и литературой. При Марии он возвысился до поста лорда-хранителя малой печати и занимал его до тех пор, пока в 1586 году его не вынудила выйти в отставку слепота. Образование Летингтон получил такое же, как и Нокс: за местной школой в Хаддингтоне последовал университет Сент-Эндрюс, а затем деньги и происхождение помогли ему отправиться в Европу, где он выучил французский и итальянский. Летингтон свободно владел латынью и — редкость для того времени — греческим, а также хорошо знал Библию. Он сделал карьеру на государственной службе при Марии де Гиз благодаря покровительству единоверцев-протестантов, лорда Джеймса и графа Кассилиса[50]. Он присоединился к лордам конгрегации не из религиозного рвения и не потому, что желал быть на стороне победителей, но скорее потому, что считал: опора Марии де Гиз на Францию подрывает юридическое основание ее правления. Летингтон полагал, что законный порядок в королевстве был восстановлен ее дочерью, и быстро превратился в ее главного советника, очаровывая ее тем, что подводил правовую базу под ее действия. Он очаровал и Елизавету во время своих многочисленных поездок на юг благодаря бесконечной лести. На своем портрете он, в кружевном воротнике и шляпе, усыпанной жемчугом, предстает совершенным придворным, но его взгляд сосредоточенно холоден. Картина дает представление о человеке, но не дает даже намека на его ужасный конец.

Помимо незаконнорожденного сводного брата Марии лорда Джеймса Стюарта Летингтон был самым влиятельным человеком в королевстве. Как говорил посол Елизаветы Томас Рэндолф, «удалите этих двоих из Шотландии, и те, кто любит эту страну, тут же почувствуют их отсутствие». Рэндолф также сказал о них: «Лорд Джеймс ведет дела в соответствии со своей природой — грубо, по-домашнему и прямолинейно, а Летингтон — более тонко и деликатно».

Сам Томас Рэндолф был «исполнен темного духа интриг, полон уловок и лишен совести. Он был верным слугой своей госпожи — королевы Елизаветы». Тем более любопытно, что он и Мария стали близкими друзьями, разделявшими любовь к верховым прогулкам, хотя Рэндолф и ставил интересы Елизаветы на первое место. Он встретил Марию 1 сентября 1561 года и дотошно выспрашивал ее относительно несчастного вопроса о ратификации Эдинбургского договора. Она, однако, попросту ответила, что незнакома с делом и должна сначала получить совет, а потом поговорит с ним снова. Мария явно чувствовала себя легко, говоря с людьми, подобными Рэндолфу, сначала по-французски, а потом, когда вспомнила язык, — на нижнешотландском. Рэндолф общался с ней по придворному протоколу, соблюдения которого требовало присутствие королевы, и его манеры напоминали ей о Сен-Жермене и Лувре. Когда с формальностями было покончено, она наслаждалась простотой общения, что в сочетании с ее несомненной красотой завораживало. Уроки Дианы де Пуатье не прошли даром, даже если у Марии за сахарной глазурью и не скрывалась сильная личность.

Рэндолф сообщал Сесилу: «Она считает необходимыми для сохранения своего положения три условия: во-первых, поддерживать мир с Англией; во-вторых, обеспечить себе подчинение подданных-протестантов — что ее удивляет». Третьим условием было «обогащение короны за счет монастырских земель. Если она это сделает, ей больше нечего будет желать для счастливой жизни, разве что хорошего мужа». Рэндолф выразился бы точнее, если бы сказал, что первые два пункта составляли политику Тайного совета, а третий был финансовой мерой, предложенной реформистами. Мария смирилась с политической неизбежностью брака, однако его пока можно было отложить.

Глава VIII

РАЗМЕННАЯ МОНЕТА ДИНАСТИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ

Мария, хотя и не без посторонней помощи, организовала Тайный совет, при посредстве которого могла управлять, утвердила свое право ходить к мессе частным образом и явила себя народу в Эдинбурге. Определились ее явные союзники и противники среди знати, и королева чувствовала, что противников можно пока игнорировать. Нокса она позвала к себе из любопытства и была поражена его отношением к религии. Он был духовным лидером растущей группы населения, но его религия для Марии не имела никакого смысла. Для нее религия подразумевала ежедневную мессу и призвана была давать утешение и успокаивать, а не беспокоить и провоцировать. Поэтому она классифицировала Реформацию как религиозное движение несомненной важности для тех, кто к нему присоединился. Но если реформисты демонстрировали терпимость к людям ее веры, их можно было игнорировать как нечто, пока не требовавшее от нее действий.

Следующим шагом Марии было показать себя населению за пределами Эдинбурга, и 11 сентября 1561 года, прежде чем наступающая осень обозначила приближение ее первой зимы в Шотландии, она направилась в Линлитгоу. Покинув дворец восемнадцать лет назад восьмимесячным младенцем, чтобы найти убежище в Стирлинге, она совершенно его не помнила. Но теперь по случаю ее возвращения знаменитый фонтан ее отца бил вином, а самые любимые гобелены, отосланные туда заранее, украшали стены. Дворец был сильно перестроен Джеймсом Хэмилтоном из Финнарта, незаконнорожденным сыном герцога де Шательро. Он посещал Блуа и Амбуаз на Луаре и наверняка был представлен ценнейшему трофею Франциска I — Леонардо да Винчи. Домой, в Шотландию, Хэмилтон привез лучшие произведения французского искусства и, перестраивая замок, позаботился о том, чтобы французы не воротили носы, так что вместо презрительных усмешек во дворце были слышны вздохи восхищения, а изысканные резные обрамления окон и — еще в большей степени — расположение дворца на пологом склоне холма на берегу большого озера вызвали одобрительный шепот. На горизонте, за озером и рекой Форт, лежали холмы Файфа, намек на более высокие горы на севере страны. Пейзаж был совсем не похож на долину Луары, а дворец, что немаловажно, ясно указывал на существование шотландского архитектурного стиля, который, хотя и был заимствован из Франции и Италии, обладал собственным изяществом.

Мария, проехав через город, присутствовала на банкете, данном в ее честь исполненными благоговения местными дворянами, пока придворные отдыхали на берегу озера. Через два дня королевская свита проследовала тем же путем, что и гонец с известиями о ее рождении девятнадцать лет назад. Мария прибыла в Стирлинг и расположилась в замке, некогда бывшем ее вторым домом.