Книга Пожарский - Дмитрий Володихин

Пожарскому стало ясно: вторая попытка прорыва будет совершена со стороны Замоскворечья. Он спешно переправил значительные силы на помощь Первому ополчению, занимавшему там оборону. Ни Дмитрий Михайлович, ни князь Трубецкой не делали попыток выбить гайдуков с балчугского плацдарма. Судьба сражения должна была решиться не здесь, а в прямом столкновении с отрядами Ходкевича.

Земцы наспех укреплялись: рыли окопы, ставили легкие пушки.

О той позиции, которую заняли ополченцы, известно из «Нового летописца», составленного многими годами позднее. Сообщение его выглядит загадочно и у многих вызывает ощущение какой-то путаницы. Вот оно: «Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой с ратными людьми встал от Москвы реки, от Лужников. Князь Дмитрий Михайлович со своей стороны встал у Москвы реки, у [церкви] Ильи пророка Обыденного, а воевод, которые с ним пришли из Ярославля, поставил там, где был Деревянный город по рву. А против гетмана послал сотни многие».[170]

Что касается полков Трубецкого, то слово «Лужники» не должно вводить в заблуждение. В старину «Лужниками» называли колоссальное пространство на юге Москвы, а не одну лишь речную излучину, где с XVI века стоит Новодевичий монастырь, а с XX — олимпийский стадион. В излучине лежали «Малые», или «Девичьи», Лужники. А «Большие Лужники» — местность, располагающаяся намного восточнее. Это окрестности современных улиц Бахрушина, Пятницкой и Новокузнецкой. А Вишняковский переулок в том районе долгое время именовался Лужниковским… Расположение Трубецкого близ Новодевичьего монастыря выглядит странным и даже глупым: он оказывался дальше от центральных замоскворецких улиц, ведущих к балчугскому плацдарму поляков, нежели сам Ходкевич. Мало того, отделял себя от гетманских войск рекой… Очевидно, речь идет все-таки о размещении земцев Первого ополчения где-то у Больших Лужников, это гораздо логичнее. Появившись тут, Дмитрий Тимофеевич со своими людьми закрывал всё Восточное Замоскворечье от побережья Москвы-реки до нынешней Пятницкой улицы, а то и до Большой Ордынки.

Но где заняли позицию полки Пожарского?

Резонно было бы предположить, что они вышли в Западное Замоскворечье и встали в «Крымских» Лужниках (были и такие!), закрыв собою Кадашевскую слободу, Толмачи и перерезав Якиманку.

Резонно?

Однако летописные строки говорят другое: полки Пожарского встали близ храма Ильи Обыденного. А это значит — на Остожье, неподалеку от того места, где сейчас находится станция метро «Кропоткинская». Но как из Остожья, через реку, можно воевать с Ходкевичем?!

Расшифровок может быть несколько. Первая и самая простая из них: не столь уж мало ильинских церквей на московской земле, и не так уж редок обычай строить храмы «по обету» за один день. Весьма вероятно, был и другой храм Ильи Обыденного — не в Остожье, а в Замоскворечье. За это говорят строки из «Сказания» Авраамия Палицына: «Рустии же полцы ополчишяся противу ему (Ходкевичу. —Д. В.). Стрельцы же и казаки вси сташя по рву». Никак невозможно встать «противу» гетманской армии, находясь в нескольких километрах от нее на другом берегу реки! А вот Якиманка тянется как раз «противу» Донского монастыря, где стоял Ходкевич. По всей видимости, ополченцы Пожарского встали именно там. «Ров» и «деревянный город по рву» — остатки укреплений, возведенных еще при царе Федоре Ивановиче. Они именовались по-разному: «Земляной город», «Деревянный город» — и располагались приблизительно по линии современного Садового кольца. Были они и в Замоскворечье. Но за полтора года до подхода Пожарского к Москве они сгорели. Подавляя «Страстное восстание», интервенты выжгли город, а вместе с домами погибла и крепостная стена. Теперь стрельцы и казаки засели в развалинах этой стены, на пепле и угольях. А осыпающийся ров, за которым давно никто не следил, придавал их позиции хоть какую-то устойчивость.

Другая расшифровка может означать, что севернее речного течения находилась ставка Пожарского, его командный пункт. Там же стояли его обозы. Там же оставались отряды, занявшие оборону по линии Пречистенские ворота — Петровские ворота, чтобы противостоять внезапному удару Ходкевича, если он последует с этой стороны. Ведь у гетмана было преимущество инициативы. Ни Трубецкой, ни Пожарский не знали, где именно начнется новое наступление. Да, сам гетман перешел к Донскому монастырю с обозом. Но Замоскворечье огромно, и он мог избрать несколько маршрутов для прорыва. Кроме того, он мог оставить большой отряд для удара по ополченцам с другой стороны реки. Русское командование вынуждено было закрывать сразу несколько направлений, с которых могла начаться атака, а значит, распылять силы. И, возможно, часть бойцов Пожарского, возглавленная лично им, оставалась севернее, северо-западнее Москвы-реки, а другая часть перешла через реку — «сотни многие» дворянского ополчения под командой воевод, пришедших с Дмитрием Михайловичем из Ярославля.

Рано утром 24 августа гетман Ходкевич начал движение на север, пробивая путь обозу. Основная группировка гетманских сил шла перед обозом, взламывая сопротивление Трубецкого. Левое крыло прикрывало это движение от ратников Пожарского.

Прорыв был намечен по главной «артерии» Замоскворечья — улице Ордынке.

Дмитрий Михайлович, видя наступление поляков, велел дворянским конным сотням атаковать полки Ходкевича, пока те не подошли ко рву Земляного города. Русская конница ринулась на левое крыло гетманских войск. Однако этот маневр, как и 22 августа, не принес удачи. Среди сил прикрытия, действовавших против Пожарского, было порядка 800 панцирных гусар,[171] и в открытом поле отрядам русских провинциальных дворян трудно было сдерживать их тяжкую мощь. После упорного многочасового боя польская кавалерия опрокинула конницу ополченцев, и та устремилась к Крымскому броду — перебираться на безопасную сторону реки. Казаки Трубецкого, также пытавшиеся остановить Ходкевича, потерпели поражение и отошли.

Пожарский с основными силами едва удержал позицию близ Крымского брода. Впоследствии этот плацдарм позволит возобновить боевые действия в Замоскворечье. Но пока о новой атаке и речи быть не могло: требовалось остановить панику и привести разбитые отряды в порядок.

Гетман, решив, что с ополченцами Пожарского покончено, оставил неподалеку от брода заслон из двух рот и перебросил все силы на другое направление. Настал черед русской пехоты, оборонявшей руины Деревянного (Земляного) города. Польским кавалеристам мудрено было подступиться к ней. Стрельцы и казаки вели огонь, укладывая одного вражеского бойца за другим. Немногочисленная артиллерия земцев осыпала неприятеля ядрами из-за земляных насыпей.

Ходкевич подтянул свои орудия, началась ответная канонада. Русская пехота упорно стояла и не желала оставлять позиции. Однако она осталась без поддержки собственной конницы. На этот раз дворянские сотни не получили приказа спешиться и отбивать поляков вместе с пехотой… Критический момент для пеших стрельцов наступил, когда Ходкевич распорядился спешить конную шляхту и запорожских казаков, а потом бросил их на штурм Деревянного города. Сдержать атаку столь многочисленных сил одной только стрельбой не получилось. А когда польские кавалеристы, искусные бойцы на саблях, перебрались через ров, началась резня. Не обладая многолетней выучкой в обращении с холодным оружием, стрельцы и казаки начали нести тяжелые потери. Будь рядом с ними ополченцы-дворяне, вероятно, атакующих удалось бы отбросить. Но они давно покинули поле сражения. И русская пехота стала разбегаться, бросая оборонительный рубеж.