Книга Лопе де Вега - Сюзанн Варга

Точно с такой же осторожностью надо рассматривать и другой поступок Лопе, шокировавший его биографов и состоявший в том, что вскоре после смерти Изабеллы он избавился от всей мебели и от всех ее вещей, что когда-то составляли внутреннее убранство их скромного дома на площади Баррионуэво. Действительно, мы располагаем подлинным документом, счастливо избежавшим превратностей времени, — это полная опись предметов, проданных с торгов в феврале 1595 года, включавшая мебель и множество предметов домашнего обихода, женскую и детскую одежду, все было выставлено на продажу господином Лопе Феликсом де Вега Карпьо. Быть может, сегодня трудно дать объяснение такому поступку, если только мы не напомним себе, что чувствительность человека нашего времени подчиняется совсем иным законам, чем чувствительность испанца эпохи золотого века, но мы не можем запретить себе увидеть в этом поступке некую попытку освобождения, состоявшую для Лопе в желании избавиться от всего того, что могло удержать его в плену «онтологии небытия». Эти предметы, «лишенные полезности», то есть ставшие бесполезными из-за того, что те, кто делал их нужными и полезными, покинули этот мир, теперь были для Лопе всего лишь элементами ушедшего прошлого, с которым уже покончено. Многое, очень многое побуждало Лопе проявить волю и распрощаться с тем роковым местом, которое еще совсем недавно представляло собой благородное обрамление его жизни. Действительно, теперь ничто не удерживало его в Альба-де-Тормес, даже обязанности секретаря. И в самом деле, за исключением его литературной славы, постоянно возраставшей, казалось, разрушительная сила судьбы не пощадила ничего, даже его отношений с герцогом Альбой, который больше не выплачивал ему жалованья и вежливо, но настойчиво его выпроваживал. Можно предположить, что между поэтом и его покровителем возникли какие-то разногласия, произошел какой-то странный спор, о котором свидетельствуют некоторые отзвуки в поэтических произведениях, ничего не говорящие о самой сути спора; свидетельствует о наличии подобных разногласий и символика, связанная с постоянным упоминанием таких противоречивых явлений, как бытие и небытие, свет и тень, честь и оскорбление; причем следует отметить, что столкновений этих явлений Лопе никак не мог избежать в реальной жизни. В одном из стихотворений, преисполненных мечтательно-грустных элегических размышлений и горьких намеков, Лопе затеял своеобразную игру, увлекшись смыслом, сокрытым в имени его бывшего покровителя герцога Альбы (Альба по-испански означает «заря». — Ю. Р.). В этом стихотворении Лопе самого себя именует точкой пересечения и слияния дневного света и ночного мрака, местом солнечного затмения или перехода света зари в холодную мглу сумерек. Он видел, как внезапно взорвался и разлетелся на мелкие осколки дух сплоченности, царивший при этом небольшом дворе кастильского вельможи. Но было бы несправедливо не признать, что в стихотворении звучали также голоса, оплакивавшие скорое расставание и смерть нежной, милой Изабеллы; в особенности следует отметить голос Мединильи, прекрасного поэта и доброго друга Лопе, чьи проникнутые живым чувством стихи, превосходящие глубиной своей печали простое выражение сочувствия, свидетельствовали о глубокой привязанности автора к умершей и о его искреннем восхищении и ею, и ее безутешным супругом. Эти стихи как бы дополняли излияния чувств самого Лопе. Наш же герой, чтобы еще больше возвысить своих дорогих умерших, прибег к известному поэтическому приему, состоявшему в обращении к образу зеркала, где накладывались друг на друга и в чем-то дополняли друг друга отражения матери и дочери; он всячески превозносил достоинства супруги: «Небесный портрет моей Белисы, которая своим молчанием и неживым смехом мое изгнание превратила в утешение». Изабелла, выступающая под именем Белисы, предстает в этом стихотворении как утешительница, как верная посредница и спутница человека, осужденного на изгнание, для которого, правда, как мы видели, изгнание оказалось полезным, ибо способствовало росту его известности как писателя. Похоже, это стихотворение должно наводить читателя на мысль, что Изабелла с присущей ей самоотверженностью совершила акт самоотречения, сделав так, что срок ее недолгого земного существования истек как раз в тот момент, когда истек срок изгнания Лопе, изгнания, из-за которого он был вынужден покинуть королевский двор и на которое был осужден семь лет назад в результате непредвиденного эффекта, порожденного уже ушедшей, отгоревшей любовью, в то время как Лопе с Изабеллой только познакомились.

Вновь появляется Елена Осорио

Возвращение Лопе в Мадрид «почти совпало» по времени со смертью Изабеллы, как о том было сказано в знаменитом пророчестве в «Доротее», вложенном в уста астролога дона Сесара, который предсказал содержание этой большой «главы» в судьбе Лопе, начавшейся с его бурного романа с Еленой Осорио, достигшей середины, когда угасшая страсть повлекла за собой печальные последствия в виде судебного процесса, тюремного заключения и изгнания, и завершившейся смертью Изабеллы. В пророчестве об этом было сказано так: «После вашего заточения в тюрьму вы будете изгнаны из королевства; но незадолго до того вы станете ухаживать за некой молодой девицей, которая привяжется к вам, воспылав любовью и к вашей славе, и к вашей особе, и вы сочетаетесь с ней узами брака Она будет вашей верной спутницей в период изгнания, она будет вашей верной подругой во всех ваших горестях; ее преданное сердце будет стойким перед лицом бедствий; она умрет спустя семь лет после свадьбы, и вы вернетесь в Мадрид с разбитым сердцем».

В последней фразе этого предсказания ясно говорилось о возвращении Лопе в Мадрид как о деле решенном. Это возвращение, коего Лопе жаждал всеми фибрами души, действительно состоялось, это не вызывает никаких сомнений. Да, но как это могло произойти, ведь срок изгнания должен был истечь только через три года! Вот эту тайну и раскроют нам факты, о которых предсказатель умолчал.

В самом деле, смерти Изабеллы сопутствовало одно событие, совершенно непредвиденное, но отчасти связанное с ней, событие, обозначившее новый поворот в той удивительной истории любви Лопе и Елены Осорио, которую все считали давно завершенной. Итак, из одного документа мадридского суда, датированного 18 марта 1595 года, нам известно, что Херонимо Веласкес, отец Елены Осорио, обратился с просьбой об отмене приговора, который был вынесен Лопе после рассмотрения его же жалобы; сей демарш, кстати, сопровождался и обращением с просьбой о помиловании, исходившим от самого Лопе.

Как можно объяснить столь резкий поворот после стольких-то лет? Чем объяснялась такая перемена в поведении? Ответ можно найти в некоторых свидетельствах очевидцев тех событий, из утверждений коих следовало, что у Херонимо Веласкеса были веские причины возобновить отношения с Лопе и договориться с ним, пойдя на мировую. Первая причина состояла в том, что дела его труппы постепенно ухудшались с тех пор, как Лопе перестал отдавать ему для постановки свои пьесы, в то время как другие труппы извлекали немалую выгоду из того, что им доверял свои пьесы великий драматург, чья слава с каждым днем гремела все сильнее. Вторая причина касалась его дочери Елены, оказавшейся в ужасном положении как в сфере материальной, так и в сфере чувств: покинутая покровителем, пришедшим на смену Лопе, она вдруг ощутила, что у нее есть муж, прежде выказывавший себя человеком очень и очень понятливым, а потому и очень удобным, нисколько ничему не мешавшим, но теперь этот муж вдруг проявил бестактность и непорядочность — мало того что он жил в ее доме, так он еще и заболел там, а потом вздумал помирать самым жалким образом. Освобождение было уже близко, и вдовство Елены, по мысли ее отца, должно было, в соответствии с волей Провидения, совпасть со вдовством Лопе. Вспомнив о любовной страсти, которую сей блистательный поэт и драматург когда-то питал к его дочери, Херонимо Веласкес теперь не сомневался, что она оставила глубокий след в его сердце. Вот почему, увидев, что перед ней вырисовываются контуры счастливого будущего, он принял решение начать процедуру сокращения срока наказания, о чем и свидетельствует упоминавшийся выше драгоценный документ, в котором в официальной форме, от третьего лица Херонимо Веласкес заявлял, что для того, «чтобы служить Господу нашему, он, как добрый христианин, считает необходимым сегодня даровать прощение Лопе де Вега, чтобы тому было дано разрешение прибыть ко двору и чтобы для его возвращения более не было никаких препятствий, в том числе и того срока пребывания в изгнании, который ему еще предстояло отбывать».