Книга Черчилль без лжи. За что его ненавидят - Борис Бейли

В переговорах Сталина с Рузвельтом и Черчиллем Молотов порой играл роль «злого следователя», аппетиты которого якобы вынужден был умерять Сталин, в результате добивавшийся принятия союзниками своих требований. В одном из посланий, например, Черчилль жаловался Сталину на позицию Молотова в вопросе о Польше: «а) Г-н Молотов, видимо, утверждает, что условия Крымского коммюнике предоставляют существующему варшавскому правительству абсолютное право на предварительные консультации по всем вопросам. В английском тексте та часть коммюнике, о которой идет речь и проект которого составлен американцами, не допускает такого толкования. Поэтому толкование, которое дается г-ном Молотовым, неприемлемо. Все кандидатуры поляков, предложенные любым из трех правительств, должны быть допущены к консультации, если эти кандидатуры не будут отвергнуты единодушным решением комиссии и будет сделано все, чтобы дать им возможность предстать перед комиссией как можно скорее. Комиссия должна обеспечить приглашенным полякам возможность поддерживать связь с другими поляками, с которыми они хотели бы проконсультироваться, будь то в Польше или за ее пределами, а также предоставить им право предложить на рассмотрение комиссии кандидатуры других поляков, которых следовало бы пригласить на заседания комиссии. Все поляки, приглашенные в комиссию, будут, естественно, пользоваться полной свободой передвижения и связи друг с другом во время пребывания в Москве и после окончания консультаций будут свободны выехать туда, куда они пожелают. Г-н Молотов возражает против приглашения г-на Миколайчика, но его присутствие было бы, конечно, крайне необходимо».

Не знаю, действительно ли Черчилль и Рузвельт не разгадали тактику игры в доброго и злого следователя или только делали вид, что верят в большую умеренность Сталина по сравнению с Молотовым. Вряд ли они недооценивали степень централизации власти в Москве и не понимали, что какие-либо разногласия между Стешиным и Молотовым во внешнеполитических вопросах, да еще демонстрируемые публично, на международных конференциях и в посланиях зарубежным лидерам, в принципе невозможны.

23 марта 1944 года, отвечая на слова Черчилля в послании от 21 марта о том, что «мы продолжаем признавать Польское правительство, с которым мы были в постоянных отношениях с момента вторжения в Польшу в 1939 году; что мы теперь считаем, что все вопросы о территориальных изменениях должны быть отложены до перемирия или до мирной конференции держав-победительниц, и что тем временем мы не можем признавать никаких передач территории, произведенных силой», Сталин возмущенно писал: Я понимаю это так, что Вы выставляете Советский Союз как враждебную Польше силу и, по сути, отрицаете освободительный характер войны Советского Союза против германской агрессии».

6 июня 1944 года Черчилль сообщил Сталину о высадке в Нормандии: «Все началось хорошо. Мины, препятствия и береговые батареи в значительной степени преодолены. Воздушные десанты были весьма успешными и были предприняты в крупном масштабе. Высадка пехоты развертывается быстро, и большое количество танков и самоходных орудий уже на берегу. Виды на погоду сносные, с тенденцией к улучшению». Сам британский премьер немало поспособствовал успеху высадки, выдвинув идею создания искусственных портов. Благодаря этому отпала необходимость немедленного захвата хорошо укрепленных французских портов.

Как пишет французский биограф Черчилля Франсуа Бедарида, «первым фактором, повлиявшим на выбор Черчилля (в пользу боевых действий в Средиземноморье против высадки во Франции. – Б. Б.), был страх потерять слишком много человеческих жизней. Картины кровавой бойни времен Первой мировой войны на фронте от Соммы до полуострова Пашаэли были слишком живы в его памяти. Вот почему британский премьер-министр не спешил посылать на смерть своих соотечественников. Он прежде всего заботился о том, чтобы не допустить повторения печального опыта лобовых атак, которые выкосили бы цвет британской молодежи. Здесь американские союзники были солидарны с Черчиллем, они также не хотели приносить больших человеческих жертв и делали все возможное, чтобы сократить потери до минимума. Джон Макклой, бывший в те времена заместителем министра обороны Соединенных Штатов, после войны поведал, как весной 1944 года Черчилль заявил ему, что отказывается пускаться в слишком рискованные предприятия: «Если Вы думаете, что я тяну время, боясь потерь, – это не так. Я не боюсь боевых потерь, я боюсь огромных потерь. Никто не может обвинить меня в нежелании бороться и помочь советскому народу, но мысль о том, что на моих глазах погибнет все молодое поколение Британии, невыносима».

Тут надо сказать, что ни британские, ни американские политики не могли позволить закидывать врага миллионами трупов своих солдат, как это делал Сталин, иначе бы они тотчас лишились бы своих постов под давлением избирателей, да еще могли бы попасть под суд. Сталин же, как кажется, искренне не понимал (или все-таки делал вид, что не понимает?), почему Сталин и Черчилль не готовы пожертвовать сотней-другой тысяч своих солдат, чтобы отвлечь хоть какие-то силы немцев с Восточного фронта, в то время как он, не задумываясь, жертвует десятками миллионов жизней своих солдат, безропотно идущих на смерть.

11 июня 1944 года Сталин в послании Черчиллю выразил восхищение успешной высадкой союзников в Нормандии: «Как видно, десант, задуманный в грандиозных масштабах, удался полностью. Я и мои коллеги не можем не признать, что история войн не знает другого подобного предприятия с точки зрения его масштабов, широкого замысла и мастерства выполнения. Как известно, Наполеон в свое время позорно провалился со своим планом форсировать Ла-Манш. Истерик Гитлер, который два года хвастал, что он осуществит форсирование Ла-Манша, не решился сделать даже намек на попытку осуществить свою угрозу. Только нашим союзникам удалось с честью осуществить грандиозный план форсирования Ла-Манша. История отметит это дело как достижение высшего порядка».

В октябре 1944 года Черчилль вновь посетил Москву. 9-го числа он поднес Сталину свой портрет с дарственной надписью. Они обсудили польскую проблему, но к согласию так и не пришли. Сталин соглашался лишь на включение нескольких «лондонских поляков» в состав коммунистического Люблинского правительства. То, что он так и не помог героически сражавшимся в Варшаве повстанцам Армии Крайовой, не должно было оставить у Черчилля каких-либо иллюзий, что дядюшка Джо собирается поставить Польшу под полный советский контроль.

Обсудили также балканские дела. Согласно советской записи, Черчилль заявил, что «подготовил довольно грязный и грубый документ, на котором показано распределение влияния Советского Союза и Великобритании в Румынии, Греции, Югославии, Болгарии. Таблица составлена им для того, чтобы показать, что думают по этому вопросу англичане. Американцы будут поражены этим документом. Но Маршал Сталин – реалист, он, Черчилль, тоже не отличается сентиментальностью, а Иден это совсем испорченный человек. Он, Черчилль, не показал этого документа Британскому Кабинету, но Британский Кабинет обыкновенно соглашается с тем, что он, Черчилль, и Иден предлагают. Что касается парламента, то в парламенте у Кабинета большинство, да если и показать парламенту этот документ, он все равно ничего в нем не поймет.