Книга Дочь болотного царя - Карен Дионне

Вспышка молнии, раскат грома – и морось превращается в дождь. Я засовываю телефон в карман и бегу по дороге к грузовику. Рэмбо ведет себя как-то уж очень тихо. Обычно он лает, когда хочет наружу, даже если я велела ему молча лежать на заднем сиденье. Рэмбо выдрессирован настолько хорошо, насколько это возможно для плоттхаунда, но у каждой собаки есть свой предел.

Я схожу с дороги и укрываюсь под самой большой сосной из всех, какие тут можно найти, хотя это мало о чем говорит. Ствол, возможно, около десяти дюймов в диаметре – то, что нужно. Я стою абсолютно неподвижно. Охотник в камуфляже, встав спиной к дереву, чтобы размыть свои очертания, может оставаться невидимым сколько угодно – только если будет вести себя тихо. На мне нет камуфляжа, но, когда дело доходит до слияния с лесом, тут у меня практики больше, чем у кого бы то ни было. Кроме того, у меня превосходный слух, гораздо лучше, чем у всех, с кем я охотилась, за исключением разве что моего отца, и это здорово удивляло меня, пока я не поняла, что это тоже результат жизни в глуши. Без радио, телевидения, шума машин и тысячи других разновидностей шума, который обрушивается на людей каждый день, я научилась различать мельчайшие звуки. То, как мышь копошится в еловых иголках. То, как лист срывается с дерева в лесу. Почти неуловимый взмах крыльев белой совы.

Я жду. Рэмбо в грузовике не скулит, не царапает дверцы когтями. Я издаю один долгий свист, а затем три коротких. Первый – низкий, остальные три чуть повыше. Свист, на который я приучила отвечать свою собаку, не похож на трель синицы, но если отец где-то поблизости, тот факт, что он не слышал синиц тринадцать лет, может сыграть мне на руку.

Тишина. Я достаю «магнум» из заднего кармана джинсов и ползком пробираюсь сквозь кустарник. Грузовик как будто просел. Я подкрадываюсь ближе. Обе передние шины разрезаны.

Я поднимаюсь, сжимаю кулаки и заглядываю в окно. На сиденье никого нет. Рэмбо исчез.

Громкий вздох вырывается у меня из груди. Поводок Рэмбо перерезан – наверняка тем же ножом, который он украл из дома в лесу и которым испортил шины. Я ругаю себя за то, что не предусмотрела этого. Я должна была догадаться, что отец не привел бы меня к этой хижине только для того, чтобы снова увидеть. Это было испытание. Он хочет напоследок сыграть в нашу старую игру с поиском следов, чтобы раз и навсегда доказать: он лучший охотник и следопыт, чем я.

Я научил тебя всему, что ты знаешь. Теперь проверим, как хорошо ты усвоила урок.

Он похитил Рэмбо, а значит, у меня нет другого выхода, кроме как идти за ним. Опять. Он уже делал такое раньше. Когда мне было около девяти или десяти лет и я уже стала прекрасным следопытом, отец придумал, как усложнить игру, и поднял ставки. Если я находила его до истечения заданного времени – обычно, хотя и не всегда, до захода солнца, – я должна была «застрелить» его. Если бы я не справилась, отец забрал бы то, что мне дорого: коллекцию шипов рогоза, запасную рубашку, третий лук со стрелами, которые я смастерила из ивовых побегов и с которыми действительно можно было охотиться. Последние три раза – и не случайно последние, потому что все три раза я выиграла, – ставкой служили мои рукавицы из кожи олененка, мой нож и моя собака.

Я обхожу машину, чтобы проверить колеса с другой стороны. Обе задние шины тоже пробиты. От машины через дорогу в сторону деревьев тянутся две цепочки следов – человеческие и собачьи. Следы видно хорошо, они разве что не выкрашены неоновой краской и не окружены стрелочками, указывающими направление. И если посмотреть на них сверху и провести по ним линию от того места, где я стою, чтобы понять, куда направляются мужчина и пес, линия упрется в мой дом.

А это значит, что мы играем не на мою собаку. Мы играем на мою семью.

18

Хижина

Временами Хельга вела себя как сущая злодейка. Очень часто, когда ее мать выходила на крыльцо или во двор, Хельга садилась на край колодца, болтая в воздухе руками и ногами, и затем внезапно откидывалась назад и бросалась прямиком в яму.

Там, в глубокой воде колодца, благодаря своей жабьей натуре она могла плескаться и нырять. Затем она выбиралась из него, точно кошка, и возвращалась в дом. Потоки воды бежали с нее на пол, кружили и уносили прочь устилавшие его зеленые листья.

Ганс Христиан Андерсен.

Дочь болотного царя

Прошло несколько недель после того, как отец показал мне водопад, а я не могла перестать думать о той семье. О том, как дети бегали вверх и вниз по лестнице. Как их родители стояли обнявшись и с улыбкой наблюдали за тем, как их сын и дочь играют в снежки, балуются и смеются. Я точно не знала, что это были именно мальчик и девочка, потому что они носили шарфы и шапки, но в своих фантазиях я распределила роли именно так. Мальчика я назвала Кусто, потому что он носил красную шапку, совсем как Жак-Ив Кусто на картинках в журнале, а его сестру назвала Калипсо – в честь корабля, на котором плавал Кусто. До того как я наткнулась на статью о Кусто, Эрик Рыжий и его сын Лейф Эрикссон были моими любимыми путешественниками. Но они плавали только по воде, в то время как Кусто исследовал подводный мир. Всякий раз, когда я пыталась рассказать отцу об экспедициях Кусто, отец говорил, что когда-нибудь боги накажут Кусто за то, что он осмелился проникнуть в те места, которые ни один человек не должен был увидеть. Я не могла понять, почему богов это должно сердить. Мне было бы интересно узнать, что лежит на дне нашего болота.

Мы с Кусто и Калипсо всем занимались вместе. Я сделала их старше тех детей с обзорной площадки, чтобы они больше подходили мне по возрасту, а они помогали мне справляться со всеми обязанностями. Иногда я придумывала разные истории, например: «История о том, как Кусто, Калипсо и Хелена плавали в бобровом пруду», «История о том, как Кусто и Калипсо ходили с Хеленой на рыбалку», «История о том, как Кусто и Калипсо помогали Хелене ловить каймановых черепах». Я не могла записать эти истории, потому что у нас не было карандашей и бумаги, так что я мысленно повторяла лучшие снова и снова, чтобы не забыть. Я знала, что настоящие Кусто и Калипсо жили со своими родителями в доме с кухней – такой, как на картинках в «Нэшнл географик». Я придумывала и такие истории, которые происходили именно там: «История о том, как Кусто, Калипсо и Хелена ели попкорн и смотрели передачи по своему новехонькому цветному телевизору фирмы “Ар-Си-Эй”», но мне было легче перенести их в свой мир, чем представить себя в их мире.

Мама называла Кусто и Калипсо моими выдуманными друзьями. Она спрашивала, почему я не играю с куклой, которую она смастерила, так же, как играю с ними. Но для этого было уже поздно, даже если бы я захотела, а я не хотела. Кукла все еще висела в дровяном сарае в наручниках, хотя от нее уже мало что осталось. Мыши уничтожили большую часть набивки, а пижамка была вся дырявая от стрел, которые я в нее пускала.

Отец ни слова не сказал о той семье – ни по пути домой с водопада, ни в течение следующих недель. Вначале его молчание меня раздражало. У меня было много вопросов. Откуда взялась эта семья? Как они добрались до водопада? Доехали на машине или дошли пешком? Если дошли пешком, значит, они живут где-то неподалеку, потому что дети были слишком маленькие для такого путешествия и не носили снегоступы. Как звали тех детей – не так, как я звала их, а по-настоящему? Сколько им было лет? Что они любили есть? Они ходили в школу? У них был телевизор? Они заметили нас с отцом, когда мы смотрели на них с другого берега? И интересовались ли они мной?