Книга Половое воспитание детей и подростков - Евгений Кащенко

Сексуальное общение зависит от множества факторов: полученного в детстве воспитания и образования, избранного образа, принятого в данном обществе стиля общения, уровня сексуальной культуры, возраста, состояния здоровья партнеров, принадлежности к определенной религии, расе, территории проживания и многих других. Влияние сексуального общения неоценимо. Например, семейный терапевт Виржиния Сатир (1916–1988) рекомендует обнимать ребенка несколько раз в день, говоря, что четыре объятия совершенно необходимы каждому человеку просто для выживания, а для хорошего самочувствия нужно не менее восьми объятий в день.

Адекватное сексуальное общение позволяет партнерам знать и понимать сексуальные желания и проблемы друг друга, что вносит большой вклад в развитие и поддержание удовлетворительных и длительных сексуальных отношений (Деммонс Т., 1999). Вместе с тем, по ироничному замечанию Э. Берна: «О сек¬се нелегко говорить и писать понятно и доступно для всех, главным образом потому, что эта тема скольз¬кая и влажная».

Наиболее поздним эволюционным продуктом и наиболее мощным социальным инструментом общения являются вербальные коммуникации. Сексологическая терминология, по мнению К. Имелинского, пока еще недостаточно унифицирована (Имелинский К., 1973) Разумеется, она включает некоторые, уже ставшие универсальными термины: потенция, эякуляция, либидо, половой акт, эрекция, но помимо них существует целый пласт языковых конструкций, раскрывающих смысл и содержание сексуальных коммуникаций.

Особо яркие аттитюды сексуального поведения находят выражения в фольклоре и анекдотах на сексуальные темы. В социальной психологии аттитюд понимается как предрасположенность к определенному социальному поведению. Выделяют четыре основные функции аттитюда: 1) социально адаптивную, позволяющую извлекать конкретную выгоду в ситуации; 2) когнитивную, упрощающую ориентацию в обстановке и оценку происходящих событий; 3) самовыражения личности в экспрессивно-оценочных мнениях и поведении; 4) психологической защиты, предохраняющей личность от внутренних конфликтов и поддерживающей самооценку. В трехкомпонентной теории аттитюда М. Смита также различают когнитивный, аффективный и конативный, то есть поведенческий, компоненты. Многими эмпирическими исследованиями обнаружена возможность рассогласования, как между отдельными компонентами аттитюда, так и между аттитюдом и реальным поведением, исходя из чего Мендель Рокич (1918–1988) усложнил структуру аттитюда, предположив одновременное существование двух аттитюдов, каждый из которых может актуализироваться в данный момент времени — на объект и на ситуацию. Считается, что легкодоступные, спонтанно возникающие аттитюды, в конечном счете, определяют поведение индивида. Совокупность аттитюдов человека, взаимосвязанных между собой и отличающихся от других его аттитюдов, называют кластером аттитюдов. Кроме того, кластером аттитюдов также называют некоторое множество родственных аттитюдов членов социальной группы, которые показывают сильную ковариацию, когда высокие или низкие показатели по одному аттитюду внутри кластера сопровождаются высокими или низкими показателями по другому аттитюду.

Нет и, очевидно, не может быть данных о «среднем» количестве аттитюдов у среднестатистического человека: в сущности, любой «социальный» объект, с которым индивид вступает во взаимодействие, может продуцировать возникновение аттитюда. Никто не подсчитывал специально количество людей избегающих, стесняющихся или форсировано использующих вербальное сексуальное общение. Многолетний авторский опыт педагогической работы со студентами психологических специальностей показывает, что практически в любой учебной группе при интериоризации сексологических материалов возникает ситуация, близкая к нормальному распределению предъявляемых аттитюдов. Примерно третья часть аудитории демонстрирует полярные оппозиции: либо безмолвно переваривает информацию и стремится сдать зачет только в письменной форме, либо с удовольствием высказывается на сексуальные темы, озвучивает групповые аттитюды, задает вопросы, часто примитивизированные, но ориентированные на групповое эмоциональное отреагирование сексуальных проблем членов группы. Две трети аудитории при внешне сдержанном стиле отреагирования, тем не менее, озвучивают и пытаются вербализировать периферийную зону сексуальных проблем и ориентируются именно на собственные проблемы в зачетном реферате по курсу сексологии.

Похожая картина наблюдается в медицинской, психологической, консультативной и журналистской практике. По данным московского сексолога Ю. П. Прокопенко среди пациентов всегда находятся люди, шокирующие его своими высказываниями при уточнении анамнеза и при этом даже не понимающие, насколько вульгарно звучит их речь. Журналист Владимир Шахиджанян — автор «1001 вопроса про ЭТО» — проанализировал почту изданий, имеющих сексуальные рубрики, и подсчитал, что примерно 10 % читателей резко возражают против подобных публикаций. Впрочем, для негативного восприятия информации сексуального характера совсем необязательно, чтобы она носила вульгарный или примитивный характер.

Непереносимость любых разговоров о сексе среди некоторых социальных групп с очевидностью выявилось в середине 90-х годов в бурной реакции на безобидную, по общему мнению, телепрограмму «Про ЭТО». В одном из публичных требований к властям запретить эту передачу говорилось: «Очередное преступление совершено на телеканале! Мы наблюдали 30 минутное глумление над источником той реки, что называется род человеческий, глумление над таинством зачатия! Исчезли напрочь такие категории Вечности, как „стыд“, „грех“ из сознания авторов и участников программы! Каннибализм в его самой жуткой и омерзительной форме (т. е. пиршество плоти пап и мам над трупами собственных младенцев) признано нормой. Это уже край!». Очевидно, что дефицит аргументации здесь с лихвой перекрывается экспрессивностью фразеологии.

Справедливости ради стоит напомнить, что в этот период в Госдуме рассматривались два законопроекта: о репродуктивных правах граждан и о насилии в семье, причем первый законопроект предусматривал создание государственной системы сексуального образования по мировым стандартам. Поэтому нападки на указанную телепрограмму и готовившиеся к утверждению программы сексуального образования были не более чем частью ожесточенной политической борьбы, выплеснувшейся в СМИ из парламентских стен. Правда, в результате этой схватки, в 1996 году разработка и внедрение программ сексуального образования в школах были действительно отменены, что в итоге внесло негативный вклад в статистику ранних половых связей, абортов несовершеннолетних, роста числа ВИЧ-инфицированных в подростковой среде. Поэтому трудно сказать, что выиграла от этих запретов общественная нравственность, но что общественное здоровье понесло невосполнимые потери очевидно даже на первый непредвзятый взгляд.

Интерес к сексу имплицитно присущ человеку с детства до глубокой старости. Современное общество в отношении информации сексуального характера напоминает секту молчунов, сексуальное табу которых взорвал словесный поток, который зачастую перетекает в речевой экстрим. Массовая визуальная сексуализация рекламы и телевидения в целом, моды, литературы, театра, печатных СМИ, сферы услуг поразительным образом сочетается со стагнацией сексуальной лексики и разговорной практики, несмотря на целый пласт эротической литературы от заветных сказок Афанасьева и юнкерской поэзии Лермонтова до тайных записок Пушкина. Табу на сексуальную лексику ощущается даже в Интернете, где реально отсутствует цензура и легко генерируется обсценная, то есть ненормативная лексика. В частности, новый язык Интернета, так называемый «олбанский», с его упрощенно-переиначенной сексуальной лексикой все больше напоминает язык деревенских старушек, которым непристойность мерещилась даже в слове хулиган, отчего они произносили его как «фулюган».