Книга Плохой фэн-шуй - Галина Миленина

Почти вся группа девушек уже собралась и принялась репетировать новый, последний танец. Лена присоединилась к ним, стараясь унять внутреннюю дрожь. Внешне она была спокойна. Скажи она сейчас девчонкам о том, что замышляет, никто бы не усомнился, что Лена стала так мрачно шутить вследствие пережитого горя. Когда она вышла на балкон в очередной раз, то сразу увидела пустое место своего «клиента». Лихорадочно поискав глазами и уже испугавшись, что прозевала самый главный момент, она увидела его танцующим с пышной дамой. Он крепко прижимал женщину к себе, стоя спиной к балкону, так что лица его не было видно. Зато очень хорошо было видно лицо женщины. Она улыбалась натянутой, вежливой улыбкой, иногда подкатывая удивительно круглые, сильно подведённые глаза к потолку, давая понять окружающим, что танец этот – только дань вежливости, что глубокой симпатии к случайному партнёру она не испытывает.

Танец подходил к концу, и выражение лица партнёрши Ивана постепенно теплело. Видимо, её согревала мысль, что сейчас они расстанутся. Подведя женщину к столику, он слегка покачнулся, отодвигая ей стул, и сам опёрся на него, чтобы не упасть. Недолго постояв и найдя равновесие, понял, что пора бы освежиться, для чего направился в туалетную комнату. Лена спокойно вышла с балкона. Не привлекая внимания, со скучающим видом медленно пересекла комнату и вышла на лестницу. Молниеносно пробежав два пролёта, вихрем влетела в туалетную комнату, включила свет во второй комнате и, не до конца прикрыв дверь, втиснулась в тёмный угол. Всем телом приникнув к стене, слилась с ней, стараясь даже не дышать. Время остановилось. Кажется, она простояла там целую вечность. Но вот дверь открылась, и в неё, покачиваясь и шумно дыша, вошёл человек. Лена зажмурилась. Ей показалось, что если она его не будет видеть, то и он не заметит её. Он прошёл неровными шагами до второй двери, протянул руку и открыл её. Не потрудившись закрыть за собой дверь, а просто небрежно прикрыв её, он стал расстёгивать брюки.

Лена, сделав два шага вдоль стены, приблизилась к входной двери и тихо закрыла её на задвижку. Набрав полную грудь воздуха и предварительно перекрестившись, со словами: «Господи, прости!» – она легко подняла тяжёлую вазу над своей головой и носком туфли подцепила полуоткрытую дверь во вторую комнату. Ничего не видя перед собой, кроме огненно-красных мерцающих вспышек и квадратной головы, она решительно опустила вазу на эту голову. В последний момент вдруг что-то произошло, и она смягчила, придержала свой удар. И он получился не таким мощным, каким должен был быть. Мужчина охнул и обмяк, повалившись на бок. Лена трясущимися руками закрыла дверь и, вытянув широкую ленту бумажных полотенец, намочила её под краном. Протерев вазу, поставила её так, что она подпёрла дверь, не давая ей открыться. Сразу оказавшись во тьме, девушка на цыпочках подошла ко второй двери и прислушалась. Убедившись, что за нею никого нет, вышла и незамеченной быстро свернула на лестницу. Руки и ноги предательски дрожали.

Лена поднялась на второй этаж и смешалась с группой танцовщиц. Покружив по комнате, в изнеможении села в кресло у входа. Прикрыв глаза, она усилием воли расслабила мышцы лица и постаралась унять бешеное биение сердца. Кровь в висках больно пульсировала, и огненные всполохи продолжали возникать перед глазами. «Всё, я сделала это, мама!» – подумала она, и ей захотелось отчаянно зарыдать, но не могла. Она поднялась из кресла и подошла к электрическому самовару, стоявшему на столе. Её сильно тошнило. Налила себе чашку горячего чаю. Дрожащей рукой, помешивая ложечкой кусочек рафинада в чашке, она вышла на балкон и, уже не прячась за шторку, бросила сверху взгляд на танцующую и жующую толпу.

«Если бы мне кто-то сказал девять дней назад, что я убью своего отца при скоплении двухсот работников милиции, что бы я ответила этому человеку? Наверное, что он сумасшедший. Но я сделала это и ничего не чувствую, ничего. Только очень хочется плакать, уткнуться в мамин подол, как в детстве, и в голос рыдать».

Девушка наклонилась над чашкой, и две крупные слезы, сорвавшись с ресниц, упали в чай.

31

Алексей Дмитриевич получил от начальства на сегодняшнем совещании по полной программе. «Сухарь» в конце года навис конкретно, и даже не думал «размокать», несмотря на все старания оперов. Администратора, который так красиво попал, пришлось отпускать под подписку о невыезде. А Фёдор Петрович действительно, как догадывался оперативник, кое-что знал. Но это знание было шагом назад, а не вперёд, как хотелось бы Мазуркину. Они неделю топтались на месте и не продвинулись в деле бывшего футболиста ни на шаг. Отработка телефонных номеров дала мало. Удалось установить один неапольский номер. К изумлению Мазуркина, после его приветствия на том конце ответили на русском языке. Новая информация ничего не прояснила, а только ещё больше запутала и без того безнадёжное дело. Оказалось, что Иван Портко, банально ограбив итальянского партнёра по бизнесу, в октябре исчез из Украины. У итальянцев к нему были серьёзные претензии. Как призналась жена итальянца, они пытались его разыскать и даже приезжали в Крым. С тех пор они ничего о нём не знали. Портко оставался в больничной палате повышенной комфортности, но совершенно обездвиженным и полностью утратившим память. Он даже не мог вспомнить своего имени. Итальянцы, узнав об этом факте, посочувствовали и пожелали скорейшего выздоровления потерпевшему. Было проверено, что с октября никто из итальянских друзей не посещал Крым. Алексей Дмитриевич понимал, что потомственный неапольский банкир не стал бы навещать нашего героя с миссией опустить ему на голову увесистую вазочку. Деньги таким методом не вернёшь. Хотя, конечно, остаётся моральное удовлетворение. Ну, это тоже не про европейскую интеллигенцию. Скорее наш, отечественный, подельник мог так обойтись с другом, вернувшись из мест лишения свободы и получив отказ в ответ на вымогание своей доли. Но ни о каких подельниках Ивана Портко известно не было. Следствие зашло в тупик.

Она вошла в палату, и медицинская сестра поставила для неё рядом с кроватью стул.

– Как хорошо, что вы нашлись! Можете поговорить с вашим отцом. Он слышит и всё понимает. Правда, ничего не помнит. Совсем ничего. Даже собственное имя. Это ужасно! Может быть, сейчас увидит вас и что-нибудь вспомнит? – сказала она и вышла, корректно оставив дочь наедине с отцом.

«Это вряд ли» – подумала Лена. Она вошла в палату и продолжала стоять, не замечая предложенного стула. Зачем она здесь? Она посмотрела ему в глаза и не увидела в них ничего, кроме напряженного любопытства и надежды. «Да, надежда умирает последней», – подумала она. И вместо приветствия задумчиво произнесла:

– Память для человека, как существа мыслящего, после восприятия является самым необходимым даром. И там, где она отсутствует, все остальные наши способности можно считать бесполезными. Я пришла тебе сказать правду о тебе, потому что ты даже не знаешь, кто ты. Я твоя единственная дочь, которую родила Светлана Сорокина. Быть может, только я знаю, каков ты на самом деле. Так вот, слушай о себе. Ты тупое и бесполезное звероподобное существо. Ты будешь лежать здесь, как бревно, ещё какое-то время. Надеюсь, недолго. Потому что даже обычное бревно приносит пользу: сгорая, оно даёт энергию. Ты же только оскверняешь землю своим присутствием. Всем сердцем я желаю тебе скорей попасть в ад. Сначала я сожалела, что не смогла убить тебя сразу. Теперь я думаю: всё к лучшему. Ты не должен был так легко умереть, ты не заслужил лёгкой смерти. Живи и мучайся, знай, что на всей земле нет человека, который тебя любит. Но я уверена, очень много тех, кто ненавидит тебя, тех, кому ты причинил страдания. Я твоё дурное семя и твоя кровь, которая восстала против тебя.