Книга Пушкин и императрица. Тайная любовь - Кира Викторова

Под нею небрежно зачеркнутые строки: «Над чашею», «На лоне красоты», которые академисты относят к продолжению стихотворения «Лишь розы увядают», тогда как стихи являются вариантом пира Клеопатры «На лоне красоты».

И вдруг над чашей золотойОна задумалась и молчаПоникла дивной головой(8, 2, 992).

5. «КЛЕОПАТРА»

Рассмотрим предлагаемое Пушкиным «странное сближение» гибели «Русалки» и смерти «Большой боярыни Медведихи» с самоубийством царицы Египта.

Спор исследователей о «Клеопатре» далек от завершения.

По установившейся традиции считается, что замысел «Клеопатры» возник под влиянием чтения Аврелия Виктора. Между тем, в 1824 г. – времени первой редакции стихотворения – Пушкин в Михайловском «зачитывался «Антонием и Клеопатрой» Шекспира и, как покажет анализ, многогранный образ пушкинской царицы Египта существенно отличается от односторонней резкой характеристики Аврелия Виктора в его «сухой и ничтожной книжонке», – по определению Пушкина в отрывке «Мы проводили вечера на даче…».

В литературе отмечалось отражение в драме «Русалка» сцены прощания Антония и Клеопатры (1 д. сцены 3) трагедии Шекспира, когда князь покидает дочь Мельника, а она в горе не может вспомнить главное, что хотела сказать, ожидая его, – о своей беременности:

Постой: тебе сказать должна яне помню чтоКнязьПрипомниОнаДля тебяЯ на все готова… нет, не то…Да!., вспомнила: сегодня у меняРебенок твой под сердцем шевельнулся(VII, 193)

В этой сцене Пушкин «не невольно», – как считал Ф. Ф. Зелинский, а думается, преднамеренно приводит слова Клеопатры Антонию:

Друг друга мы покинем. Нет, не то…Друг друга мы любили, нет не это…Хотела что-то сказать я. Я так забывчиваЗатем, что я забыта.

И далее, на упрек Антония в легкомыслии, Клеопатра отвечает:

Поверь, не так легко так близко к сердцуТакое легкомыслие носитьКак носит Клеопатра.

Соотнося тексты Шекспира и Пушкина, Зелинский писал: «Чего не понял ни один из толкователей Шекспира, то сразу уловил, руководясь одним поэтическим чувством, наш Пушкин».

Тонкое замечание Зелинского вызвало возражение исследователей, которые не увидели сходства судеб покинутой «Нильской змейки» Египта с «холодной и могучей» Днепровской Русалкой, как и в параллели самоубийств дочери Мельника и Клеопатры.

Отмечая многократные возвращения к теме Клеопатры (1824, 1828, 1830, 1835 гг.), биографы не заинтересовались тем фактом, что первая, вторая и третья «Болдинская» редакция датируются октябрем – месяцем открытия Лицея, то есть мысли о Лицее и Клеопатре шли параллельно, рождая определенный круг ассоциаций. Об их глубокой внутренней связи говорит эпиграф к лицейской годовщине 1825 г. – «19 октября», взятый Пушкиным из 37 оды Горация, посвященной взятию Октавианом Александрии, когда Антоний, а вслед за ним Клеопатра покончили с собой. «Болезнь души», – говорит Гораций в финале оды, – «наведенная египетскими болотами, была исцелена, страшная правда изгнала фантазии, и царица нашла в себе силы взглянуть в последний раз на пепел палат своих и напоить себя ядом».

Небезынтересно, что, беря эпиграфом начальные полстиха оды – «Теперь пируем», Пушкин пронес через всю поэму и содержание последующих: «Теперь вольной ногой ударим в землю. Время пришло почтить во храме ложа кумиров», так как именно «ложем кумира» – Клеопатры («И Клеопатру славя хором / В ней признавая свой кумир») Пушкин заканчивает, вернее, обрывает поэму:

Под сенью пурпурных завес Блистает ложе золотое…

Не привлек биографов и третий претендент, принявший смертельный вызов царицы – безымянный отрок. Этот «последний», не передавший своего «имени векам» (и потому не упоминаемый ни Аврелием Виктором, ни Тацитом, ни Плутархом), заслуживает особого внимания, являясь первой ступенью, ведущей к раскрытию замысла Пушкинской поэмы. С него мы и начнем.

6. АЛЕКСАНДРИЙСКИЕ ЧЕРТОГИ

В автографе стихотворения 1818 г. «Мечтателю» есть один стих, дающий основание полагать, что образ Клеопатры притягивал фантазию Пушкина еще в Лицее:

Тот любит, кто нигде не зрит себе препонКому одна любовь и вера и законЗа ночь волшебную кто жизнь отдать готовТот выше и богов.(2, 2, 543)

Пылкая «декларация» юношеской готовности отдать жизнь за «волшебную ночь» в 1818 г. осуществится в принятии «отроком» смертельного вызова царицы в 1824–1835 гг.

Последний имени векам не передалВ боях ничем не знаменитыйЧуть отроческий пух, темнея, покрывалЕго стыдливые ланиты.Но страстный огнь в очах его пылалВо всех чертах любовь изображаласьОн Клеопатрою казалося дышалИ молча, долго им царица любовалась(др. вариант:И с умиленьем на нем царица взор остановила).

Отметим, что стих «Последний имени векам не передал» Пушкин записывает на одном листе (2370 л. 35) со стихотворением «О Дева-Роза, я в оковах…» 1824 г.

Иными словами, образы Девы-Розы и Клеопатры несут следы общего происхождения, единство воодушевлявшего их существа.(!) Ср. образ «Рогнеды»: «Цветет ли здесь мой милый цвет?»

В 1828 г. портретные черты безымянного отрока, обретая следующую редакцию:

Последний имени векамНе передал. Его ланитыПух первый нежно оттенялКак вешний цвет едва развитый. —

Приводят к реалиям автобиографических строк беловика VIII гл. «Евгения Онегина», повествующих о первых отроческих годах лицея:

В те дни…Когда в забвении пред классомПорой терял я взор и слухИ говорить старался басомИ стриг над губой первый пухВ те дни, в те дни, когда впервыеЗаметил я черты живыеПрелестной Девы и любовьМладую взволновала кровь…

Итак, смысловая цепь поэтики «Клеопатры» приводит к утаенной любви отрока – Пушкина к Деве-Розе лицея», тем самым наводя на мысль, что «Александрийские чертоги» имеют связь с «царицыными чертогами» Царского Села, ибо в последнем произведении, посвященном 19 октября 1836 г., мы встречаем подобное определение:

Вы помните, когда возник ЛицейКак царь открыл для нас чертог царицьн?И мы пришли – и встретил нас КуницынПриветствием средь царственных гостей…(3, 2, 1042)

Следует остановиться и на других особенностях поэтики.