Книга Вкус пепла - Станислав Рем

Озеровский резко развернулся, с силой сжал кулачки:

– Попрошу со мной в таком тоне не разговаривать! – слова с шипением выплеснулись наружу. – Я в сыске более тридцати лет. Верой и правдой! И мне было все едино – кого защищать: голубую кровь или вашего брата пролетария. Потому как преступники для меня всегда были, есть и останутся отбросами общества. Кто бы они ни были: дворяне, купцы, студенты, как Канегиссер, или комиссары вроде вашего Михайлова. Если человек совершил преступление, под любой личиной, для меня он никто. И ничто! Понятно?

Матрос сделал шаг назад, долгим, более внимательным взглядом взглянул на коллегу и неожиданно широко улыбнулся:

– Понял. Не дурак. Так что, идем, али как?

Озеровский хотел добавить еще пару слов, но только тряхнул головой: все-таки этот матрос был ему симпатичен.

– А не боитесь, что Сартаков наговорит нам такого, что вам не понравится? Он ведь тоже из старорежимных. И наверняка из обиженных.

– Ничего, – отмахнулся чекист, – ради дела потерпим.

* * *

Белый кинул шинель на топчан, но ложиться не стал, присел.

Канегиссер, сидя на топчане в любимой позе, прижав к голове колени, ждал, когда сокамерник заговорит. Тот молчал, не замечая нетерпения молодого человека. Долго ждать студент был не в силах и поэтому быстро переместился на край нар:

– Ну что? Как?

Полковник поднял взгляд на юношу:

– Что как?

– Допрос как?

– Никак.

– То есть? – Студент с недоумением уставился на Белого. – И что, не спрашивали о ночном происшествии?

– А зачем? – Уголки губ Олега Владимировича слегка опустились то ли в улыбке, то ли в усмешке. – Тоже мне, происшествие. Вот то, что вы натворили, – да. А это…

– Но как же? – продолжал недоумевать Канегиссер. – Неужели им неинтересно знать, зачем тот бугай хотел меня…

– Вы что – идиот? – неожиданно резко произнес полковник. – До сих пор не понимаете, что детство закончилось? Месть за друга! Ха-ха-ха! Интересно – неинтересно… Да поймите, в конце концов. Вы – труп! Неужели до вас еще не дошло? – Олег Владимирович склонился над юношей. – Ночью была первая попытка. Завтра будет вторая, третья. И так до тех пор, пока ваше никчемное тело не упакуют в деревянный ящик.

– Нет… – Щеки молодого человека задрожали то ли от страха, то ли от гнева. – Такого не может быть! А суд? Обязательно должен быть суд.

– Вы действительно кретин, – на этот раз Белый горько усмехнулся. – Вас потому и хотят ликвидировать, чтобы вы не дожили до суда. Кому нужен убийца-свидетель, тем более носитель опасной информации?

– Не могу в это поверить! – Губы молодого человека пересохли, потому он их постоянно облизывал. – Они обещали. Гарантировали!

– Кто? Те, кто надоумил вас? – Олег Владимирович упал на нары. – Можете не сомневаться: они первыми заинтересованы в вашем молчании.

– Что же мне делать? – Канегиссер бросил испуганный взгляд на сокамерника. – Как быть? Ведь… Нет, так невозможно! Чтобы вот так… Они обещали!

– Да заткнитесь вы! – Белый не сдержался, выругался.

Юноша вскочил на ноги, сел, снова вскочил.

– Я не хочу умирать! Я хочу жить! Хочу творить! Жить! – Губы молодого человека мелко задрожали. На глазах появились слезы. – Мне страшно.

Олег Владимирович хотел отвернуться, дабы не видеть соплей убийцы, но в сердце кольнула неожиданная мысль: «А ведь он чуть старше моего Сашки. Года на три. Такой же нескладный. Такой же неприученный к жизни. Поэт… Саша тоже писал стихи. Пытался. Хотел опубликоваться. Не успел». «А ведь кто-то вот так же, как я, наверное, сидел рядом с ним, когда он умирал, – более глубоко кольнула другая мысль, – и ничем не помог. Тот умирал, а он смотрел. И, может быть, точно так же разглагольствовал по поводу того, как глупо ведет себя молодежь. Суки! – Белый резким движением, которое причинило боль, встал с нар. – Все суки! И те! И эти! И я в том числе! Мальчишка-то мне чем не угодил? Что ты на нем злость срываешь? Если бы Керенский сидел в этой камере, придушил бы. А этот…»

Глаза полковника наткнулись на дальний, верхний угол тюремной норы, в котором чернело пятно от снятой большевиками иконки: господи, поскорее бы все закончилось!

– Вы говорили, что вам сразу после убийства обещали помочь скрыться? – Белый и сам не понял, как у него с уст сорвались слова.

– Да. – Канегиссер вскинул на сокамерника мокрое от слез лицо.

«И когда он успел распустить нюни?» – удивился Олег Владимирович, но тут же забыл, о чем подумал.

– А на самом деле?

– Они мне… – Мальчишка снова расплакался.

– Перестаньте ныть. – Белый брезгливо поморщился. – Лучше припомните в деталях, как все было? Успокоились? Молодец. Итак?

– Я воспользовался черным ходом. Как и обещали, он был открыт. Добежал до нужной квартиры, – запинаясь, быстро заговорил Леонид. Он почувствовал: старший товарищ не случайно задает вопросы. Неужели есть шанс? Хоть малейший? – Но дверь оказалась заперта. Понимаете? Я дергаю, а она ни в какую… Кинулся к другой двери. Та оказалась открыта. Я вбежал. Хотел пройти в комнату, чтобы потом воспользоваться окном, но меня не впустили! Понимаете, не пустили! – едва не в истерике выкрикнул Леонид. – А ведь мы договаривались! Вышвырнули, как шавку, в коридор. Кинули в меня пальто, вытолкали в парадное, закрыли дверь перед самым носом. Я стал стучать, но никто не открыл. А внизу шаги – чекисты. Стало страшно. Я даже не мог думать, соображать. Бросился ко второй двери. В ту самую квартиру, дверь в которую с черного хода оказалась закрыта.

– То есть в ту квартиру, о которой вы договаривались? – уточнил Белый.

– Ну да. Принялся стучать. Слышу шаги. Хозяин дверь приоткрыл, а та на цепочке. И цепочка такая толстая, не вырвать. А внизу шаги. Оглянулся посмотреть, далеко ли погоня, – дверь захлопнулась. Накинул на себя пальто. А куда бежать? Бросился вниз, по лестнице, думал, не узнают. Но тут начали стрелять. Кинулся к ходу на чердак. Он оказался закрытым…

– Стрелять начали чекисты?

– Наверное… Не знаю. Помню, пуля пролетела рядом, ударилась в стену. Я кинулся наверх.

– Рядом как?

– Едва не задев ухо. – Мальчишеская тонкая рука непроизвольно приподнялась, тронула мочку левого уха. – Прямо перед лицом пролетела. В стену ударилась. До сих пор чувствую, как у меня все внутри одеревенело от ужаса. Потом раздались еще выстрелы.

– Камешками по лицу хлестнуло?

– Что?

– Спрашиваю: осколками стены от удара пули по лицу ударило?

– Нет.

– Понятно. Когда прозвучал первый выстрел, вы спускались по лестнице?

– Да.

– Не слышали, в тот момент дверь открывалась вторично?