Книга От Сталина до Путина. Зигзаги истории - Николай Анисин

Иван Иванович. Прошу прощения, Борис Николаевич, но монах – он же упертый и может не согласиться поехать. Мне доставлять его в горисполком с милицией?

Пономарев. Он согласится. Только пусть ваши люди скажут ему, что с ним желает встретиться не секретарь ЦК КПСС Пономарев, а Борис Николаевич Пономарев, который сменил Соломона Абрамовича Лозовского на посту начальника Советского Информбюро. Вы запомнили, как следует передать предложение о встрече?

Иван Иванович. Запомнил.

После пересказа этого диалога Евгений Петрович встал из-за стола, прошелся по кабинету ресторана туда-сюда и оглядел сверху меня и Серёгу:

– Да, друзья мои, чувствую – утомил я вас своим повествованием. Буду его в темпе, вкратце доводить до конца.

Он снова сел на свой стул:

– Вернемся в июль 1970-го. Монах Щадов приехал-таки в горисполком к секретарю ЦК Пономареву. Два единомышленника в прошлом, два некогда добрых товарища встретились спустя почти двадцать лет. Встретились с теплотой друг к другу. Расстались с прохладцей.

Тихон Лукич Щадов в монашестве, как выяснилось, следил за всем происходящим в СССР и мире. И от него входивший в высшее руководство страны Пономарев услыхал:

– Вы свергли Хрущева и прекратили его бессмысленные эксперименты в управлении – ликвидировали совнархозы и разделение парткомитетов на городские и сельские. Хорошо. Но вы точь-в-точь восстановили сталинскую систему управления, которая самого Сталина не устраивала. Вы заморозили эту систему, и ваш режим власти не может быть эффективным.

Вы сохранили верность реанимированному Хрущевым троцкизму. Вы – меценаты компартий Запада. Вы посадили на шею нашему народу так называемые социалистические режимы в Азии, Африке и на Ближнем Востоке. Вы пытаетесь распространить социализм там, где ему ни за что не прижиться, и тратите на это страшно великие деньги.

Но вы в своей стране не финансируете как должно научно-технические разработки нигде, кроме военно-промышленного и сырьевого комплексов. Вы обрекаете СССР на безнадежное технологическое отставание от капиталистических держав в машиностроении и производстве ширпотреба. Вы тупо везде почти регламентируете оплату труда и отнимаете у людей крупно-доходные стимулы, без которых не может быть прорыва в качестве и количестве товаров и услуг. Вы ведете страну к полному ее поражению в экономическом состязании с вражеским Западом.

Вступать в спор с монахом секретарь ЦК посчитал ниже своего достоинства. На прощанье они не обнялись.

Евгений Петрович кивнул головой мне и Серёге:

– Всё. Выхожу на финишную прямую. О свидании с Тихоном Лукичем секретарь ЦК Пономарев счел необходимым уведомить второе по значимости лицо в стране – Михаила Андреевича Суслова. Между прочим: мол, я столкнулся с нашим общим знакомым – с особистом Сталина полковником Щадовым. Живой он, к удивлению, здоровый, молится в монастыре за спасение своей души и злобствует на сегодняшнюю политику партии и правительства.

Суслов отреагировал на сказанное совершенно не так, как предполагал Пономарев:

– Значит, полковник Щадов жив?! Да, но он давно уже не полковник, а генерал-лейтенант. Сталин присвоил ему это звание в конце февраля 1953-го. Оформили присвоение по окончании траурных дней и я, как член президиума Верховного Совета СССР, хотел даже тогда поздравить Щадова. А он пропал…

На глагол «злобствует» из уст Пономарева Суслов не обратил внимания, а сообщению о здравии Щадова в монашестве порадовался. По двум причинам.

Во-первых, на исходе 40-х именно особист Щадов, а не кто-то другой, поставил в известность Сталина – секретарь, завотделом ЦК и главный редактор газеты «Правды» Суслов тяжко кашляет, а о хвори своей не смеет заикнуться. Щадов же подписал у Вождя распоряжение об отпуске Суслову на лечение. Он избавился от туберкулеза и не забыл – кого ему за то благодарить следует.

Во-вторых, Суслов как куратор архива ЦК с 1955-го знал, что Щадов накануне увольнения из сталинской канцелярии изъял из нее важные документы и обратно их не вернул. И его, Суслова, беспокоила мысль – а не попадут ли исчезнувшие документы к иностранным спецслужбам, не опубликуют ли их и не перетолкуют ли на Западе во вред партии и Советскому государству. Но Щадов – в монастыре, в России. Он не таит своих взглядов перед секретарем ЦК КПСС Пономаревым – стало быть, не чувствует вины перед страной и, следовательно, им, вероятно, похищенные документы во враждебные руки не передавались и не будут переданы. А как тому не порадоваться?

И недели не прошло со дня беседы Пономарева с Сусловым, как настоятель монастыря повелел монаху Щадову сесть в черную «Волгу» председателя горисполкома и вместе с ним отправиться в Москву – в Государственный комитет СССР по делам религии. Там отцу Тихону Лукичу Щадову преподнесли два генеральских удостоверения: одно образца 1953-го, второе – 1970-го. В первом со штампом «Погашено» было написано – «генерал-лейтенант, сотрудник по особым поручениям председателя Совета Министров СССР». В удостоверении втором со штампом «Копия» и с фотографией семнадцатилетней давности – «генерал-лейтенант запаса».

Чаепитие по случаю вручения удостоверений в Госкомитете не затянулось. Не затянулось потому, что два крепких парня в штатском попросили Щадова пройти с ними. Они посадили его в другую черную же «Волгу» и отвезли в скромный московский особняк за высоким забором. В нем генерал-лейтенанта в одежде монаха проводили в комнату с роскошным ковром на полу, со столиком из мореного дуба и глубокими кожаными креслами. В одно из них он опустился и через пять-десять минут увидел в комнате Суслова.

Что из былого пришло им на память при встрече – пропускаю. Второе де-факто должностное лицо великой державы возжелало принять скромного инока, дабы вопросить его: где документы, уплывшие из сталинской канцелярии? Суслов положил перед Щадовым список утраченных документов. Щадов признал: они им похищены и переданы потом Берия. Суслов сделал вид, что поверил. И перевел тему разговора:

– Слухи ходят, что вы обличаете нашу нынешнюю политику.

Щадов обрушил на Суслова то же примерно, что и на Пономарева несколькими днями назад. Но при том Суслов, в отличие от Пономарева, не кислую мину на лице состроил, а спокойно прочитал стих Гете:

– Суха теория, друг мой, Но древо жизни зеленеет.

И так же спокойно Суслов молвил Щадову:

– Ваша критика политики страны – критика гражданина без бремени ответственности. А обремененные ответственностью должны прежде всего думать о безопасности дома, в котором мы живем. Нельзя затевать в нашем доме ремонт с изменением правил общежития без уверенности в том, что от того не будет пострадавших. Древо жизни у нас зеленеет. Время перемен еще не наступило. Но, – оговорился Суслов, – это время не за горами, и я считаю уместным закрытое критическое осмысление нынешней политики в ЦК партии и правительстве. Следует медленно заквашивать оптимальные дрожжи будущих реформ.