Книга Догмат крови - Сергей Степанов

— Автомобиль по-украински «самопер», аэроплан — это «трыскадло»…

Голубев не смеялся вместе со всеми. Его грызла досада, что он так легковерно попался на уловку карманника. К тому же, теперь придется раньше срока просить денег у отца, а Голубев старался делать это как можно реже. Он встал и попрощался с медиками.

— Я все же поищу мнимого слепого. Набью ему морду, если найду!

— Айда с ним за компанию, — предложил Михаил своим друзьям, и вся компания снялась с места и шумной ватагой повалила вслед за Голубевым, предвкушая веселую потеху с мордобоем.

Выйдя на Крещатик, студент увидел двух знакомых мужчин. Одного из них он часто встречал в атлетическом клубе и с некоторой завистью наблюдал, как тот легко крестится двухпудовой гирей. Его фамилия была Выгранов, а невысокого, кругленького толстячка рядом с ним, кажется, звали Полищуком. Студент знал, что они оба сыщики. Подойдя поближе, он услышал, как Выгранов спросил своего спутника:

— Возьмем лихача?

— Ты миллионщик, да? Зачем тратить гроши? Доедем на электричке до Нагорной, а там до Верхне-Юрковской рукой подать.

«Так, так! — заинтересовался Голубев. — Наверняка ищейки что-то нарыли. Надо за ними проследить». В следующую секунду он забыл о двух сыщиках, поскольку увидел лжеслепого за работой. Право, можно было залюбоваться ловкостью, с которой карманник обчищал карманы очередной жертвы. Его рука обнимала за талию лысого господина в приличной серой паре, который поддерживал нищего и доверчиво слушал его бредовые речи.

— Таки я им сказал: «Побойтесь Бога, жалкие, ничтожные людишки!» И шо? Вони тильки скалят свои зубья: «Бога немае!»… Як немае?… А хто е? …Бис е?… И биса немае!.. Ось так!.. Чого не визьмеш, у них немае!

Вдруг с Прорезной, гремя и лязгая железом, выворотил красный с желтым трамвай. Накренившись на один бок и выбрасывая из-под колес снопы искр, он катил прямо на парочку, пересекавшую рельсы, проложенные по Крещатику. Пронзительно и тревожно зазвучал трамвайный звонок. Карманник отпрянул в сторону и визгливо крикнул своему проводнику:

— Поц, ты шо, слепой? Не бачишь лекстричку?

Господин только удивленно таращил глаза, увеличенные толстыми линзами в черепаховой оправе. Потом он обернулся назад, увидел стремительно наезжающий на него красно-желтый вагон, подался назад, потом сделал движение вперед, собираясь метнуться через рельсы, и это секундное замешательство решило его судьбу. Вагоновожатый дернул тормоз, трамвай клюнул носом и подмял под себя растерявшегося господина. Весь Крещатик огласился пронзительным криком. Голубев увидел, как мимо него по каменным плитам прокатился, подпрыгивая на стыках, какой-то круглый предмет и с ужасом понял, что это отрезанная трамвайными колесами человеческая голова. В его глазах потемнело, он прислонился к стене дома и медленно осел на тротуар.

Голубев очнулся от обморока, почувствовав кожей прикосновение холода. Открыв глаза, он увидел встревоженного Михаила, плескавшего ему в лицо сельтерскую воду со льдом, принесенную из ближайшей кофейни. Умелыми руками будущего медика Михаил освободил тугой ворот рубахи, Голубев вдохнул воздух полной грудью и окончательно пришел в себя.

— Отошло? — спросил Михаил. — С тобой приключился нервный шок. Не привык к расчлененным трупам. А к нам в анатомичку через день привозят зарезанных электричкой. Зла не хватает на анонимных бельгийцев!

Киевские трамваи принадлежали так называемому «Бельгийскому анонимному акционерному обществу трамвайного сообщения в Киеве». Анонимное общество затеяло многолетнюю тяжбу с городскими властями, желавшими сделать трамвайную компанию собственностью города. Предчувствуя, что им в конце концов придется уступить, бельгийские хозяева в последние годы не вкладывали в дело ни копейки. Рельсы не чинились, обветшавшие вагоны не ремонтировались, исправность тормозов проверяли спустя рукава, а вагоновожатые работали по четырнадцать часов в день и от усталости дремали за рычагами. Голубев тихо пробормотал:

— Мне дурно стало, как подумал, что шел человек по своей надобности и вдруг все… Только голова по Крещатику катится, а в ней еще мысли и планы на вечер… Бр-р!

— Что поделать! Человек смертен, а самое шокирующее, что смертен внезапно, — философски заметил Михаил.

Карета скорой помощи унесла тело погибшего. Полицейские опрашивали свидетелей и составляли протокол. Со светлых тротуарных плит быстро смыли следы крови, и уже через полтора часа ничего не напоминало о происшествии. По Крещатику гуляла публика, слышался смех, звенели трамваи и катили экипажи. Медики отправились на прогулку в старинную Байковую рощу над Лыбедью, звали Голубева с собой, но он отказался, удрученный мыслями о бренности земного существования. Пересилив себя, он вскочил на подножку трамвая и поехал на Лукьяновку. После встречи с лжеслепцом у него не было денег на билет. Кондуктор ругался, грозил полицией и даже пытался столкнуть студента с подножки. Голубев крепко держался за поручень, с ужасом представляя, что будет, если он сорвется и упадет под железные колеса. Трамвай тащился по бесконечной Львовской, потом по Дорогожицкой улице. Устав переругиваться с кондуктором, Голубев соскочил с подножки у церкви святого Федора и пешком направился на Верхне-Юрковскую.

На Лукьяновку уже опустились густые сумерки. Верхне-Юрковская была пустынной, и только из пивной Добжанского доносились голоса захмелевших биллиардистов. Дойдя до дома номер сорок, Голубев заметил женский силуэт в освещенном окне второго этажа. Сквозь кисейную занавеску было видно, как женщина наливает воду в корыто. Голубев присел на скамейку перед воротами, не отрывая взора от фигуры в окне. Черный, ощутимый на ощупь бархат темноты прорезали два огонька — тусклый керосиновый фонарь на углу и лампа-молния в окне. Женщина за кисейной занавеской начала раздеваться, стянув через голову кофточку и распустив длинные волосы. Она поливала себя из кувшина, поворачиваясь то спиной, то боком, и всякий раз обрисовывался силуэт ее остреньких, торчащих в разные стороны грудей. Затем свет погас. Голубев поднялся со скамьи, сделал два шага и столкнулся с закутанной в шаль женской фигурой. Она вскрикнула, и он тотчас же узнал Веру Чеберяк.

— Не бойтесь, я Владимир Голубев, если вы меня помните, — пробормотал он и повернулся так, чтобы на него упал тусклый свет уличного фонаря. — Я… случайно шел мимо…

— Рассказывай! Поди следил за мной от самого участка.

— Нет… я даже не знал, что вы были в участке… За что вас взяли?

— Старые концы! Легавые зря роют. Им любо пришить меня к убийству Андрюши. Погоди! — спохватилась она. — Так ты подглядывал, когда я мылась!

— Я нечаянно…

— Ах ты, негодник! — засмеялась Вера.

— У меня к вам серьезный разговор, Вера Владимировна. Как раз по делу об убийстве Ющинского.

— Сурьезный? Не толковать же нам на улице! Али пригласить тебя домой? Пойдем!

Она скользнула назад во двор, Владимир последовал за ней. Держась за перила, он в полной темноте поднялся по лестнице. Наверху Вера взяла его под руку и провела в свою квартиру.