Книга Остров фарисеев - Джон Голсуорси

Шелтон внимательно слушал, с каким сочувствием и как живо рассуждала миссис Деннант о младшем садовнике.

- Бедный Баньян! - говорила она. - Полгода назад он потерял жену и сначала как-то держался, но сейчас на него, право, жалко смотреть. Я сделала все, что могла, чтобы подбодрить его: грустно видеть его таким подавленным! Ах, дорогой Дик, если б вы знали, как он калечит мои новые розовые кусты! Боюсь, не сошел бы он с ума; придется уволить его, беднягу!

Она, конечно, сочувствовала Баньяну, или, вернее, считала, что он вправе погоревать самую малость, поскольку потеря жены - вполне законная и разрешенная церковью причина для скорби. Но впадать в крайность?! Нет, это уж слишком"!

- Я обещала повысить ему жалованье, - вздохнула она. - Ведь он был таким великолепным садовником. Да, кстати, дорогой Дик! Я хочу поговорить с вами. Быть может, мы пойдем завтракать?

Сделав в записной книжечке пометку о своем посещении миссис Хопкинс, она направилась к дому, сопровождаемая Шелтоном.

И лишь под вечер Шелтон получил обещанный нагоняй, но так как Антонии в комнате не было, а Шелтон в ее отсутствие мог думать только о ней, то он не придал разговору серьезного значения.

- Вот что, Дик, - решительным тоном начала высокородная миссис Деннант, как всегда растягивая слова, - я считаю, что не нужно забивать Антонии голову всякими идеями.

- Идеями?.. - смущенно пробормотал Шелтон.

- Все мы прекрасно знаем, - продолжала миссис Деннант, - что далеко не все в мире обстоит так, как должно было бы обстоять.

Шелтон посмотрел на нее; сидя за письменным столом, она широким, размашистым почерком писала приглашение к обеду какому-то епископу. Шелтон не заметил в ней и тени замешательства, и все же он был потрясен. Если уж она - она - считает, что не все в мире обстоит так, как нужно, - значит, в мире действительно творится что-то неладное!

- Не так, как должно?.. - тихо повторил Шелтон.

Миссис Деннант окинула его непреклонным, но дружески теплым взглядом своих глаз, которые так напоминали ему глаза зайчихи.

- Видите ли, - продолжала она, - Антония показывала мне некоторые из ваших писем. Ну, так вот: не стоит отрицать, дорогой Дик, что последнее время вы слишком много предавались всяким мыслям.

Шелтон понял, что он был несправедлив к миссис Деннант: она относилась к мыслям так же, как к младшим садовникам, - гнала их прочь, чуть только усматривала в них крайности.

- Боюсь, что это от меня не зависит, - сказал он.

- Мой милый мальчик, вы ничего этим не достигнете... Ну, а теперь я хочу взять с вас обещание, что вы не будете говорить с Антонией на подобные темы.

Шелтон в изумлении поднял брови.

- Вы отлично понимаете, что я хочу сказать, - добавила миссис Деннант.

Шелтону стало ясно, что, попросив миссис Деннант уточнить, какие именно темы она имеет в виду, он нанесет удар по ее представлению о приличиях: было бы жестоко заставить ее выйти за привычные рамки!

И потому он сказал:

- Да, конечно!

К его величайшему удивлению, она вдруг покраснела - трогательно и жалко, как краснеют только немолодые женщины, и сказала, растягивая слова:

- Не говорите с ней о бедных... о всяких преступниках, о браках, - вы писали о свадьбе, помните?

Шелтон молча склонил голову. Инстинкт матери победил: в своем материнском волнении миссис Деннант решилась нарушить светские условности и полностью разъяснила, что именно она подразумевает под опасными темами.

"Неужели она действительно не понимает всей нелепости нашей жизни, подумал Шелтон, - когда один обедает на золоте, а другой отыскивает себе обед в помойной яме; когда супруги продолжают жить вместе, несмотря на полнейший разлад, - pour encourager les autres {В назидание другим (франц.).}; когда люди исповедуют христианскую мораль и в то же время требуют признания только своих прав; когда презирают иностранцев только за то, что они иностранцы; когда возможны войны, когда... да возьмем любую нелепость, любую дикость!"

И все же он по справедливости был вынужден признать, что это вполне естественно, поскольку миссис Деннант всю жизнь только и делала, что старалась не замечать нелепости окружающего ее мира.

В эту минуту в дверях показалась улыбающаяся Антония. Она сияла молодостью и весельем, но вид у нее был слегка обиженный, словно она знала, что говорили о ней. Антония села рядом с Шелтоном и принялась его расспрашивать о молодом иностранце, про которого он ей писал; и, глядя в ее глаза, он подумал, что она тоже, возможно, не понимает, как это нелепо, когда один человек покровительствует другому.

- А я думаю, что на самом деле он хороший человек, - сказала она. По-моему, все то, о чем он вам рассказывал, было лишь...

- Хороший! - настороженно перебил Шелтон. - Я не вполне понимаю, что значит это слово.

Глаза ее затуманились: "Ну, как вы можете говорить так, Дик?" казалось, спрашивали они. Шелтон погладил ее по рукаву.

- Расскажите нам о мистере Крокере, - попросила она, не обращая внимания на его ласку.

- Он помешанный, - сказал Шелтон.

- Помешанный? Но, судя по вашим письмам, он просто прелесть.

- Так оно я есть, - устыдившись, подтвердил Шелтон. - Он, конечно, вовсе не сумасшедший, то есть я хочу сказать, что я хотел бы быть хоть наполовину таким сумасшедшим, как он.

- Кто это сумасшедший? - раздался из-за самовара голос миссис Деннант. - Том Крокер? Ах, да! Я ведь знавала его мать, она урожденная Спринджер.

- А он дошел за неделю до Лондона? - спросила Тея, появляясь на пороге с котенком на руках.

- Право, не знаю, - принужден был сознаться Шелтон.

Тея тряхнула головой, отбрасывая волосы со лба.

- Какой же вы тюлень, что не разузнали, - сказала она.

Антония нахмурилась.

- Вы были так добры к этому молодому иностранцу, Дик, - тихо сказала она и, улыбаясь, посмотрела на Шелтона. - Мне очень хотелось бы его увидеть.

Но Шелтон покачал головой.

- А мне кажется, - угрюмо заметил он, - что я сделал для него невероятно мало.

По лицу Антонии вновь пробежала тень, словно ей стало холодно от его слов.

- Право, не пойму, что еще вы могли бы для него сделать? - сказала она.

Сердце Шелтона ныло, словно опаленное огнем: желание проникнуть в душевный мир Антонии, смутный страх и смутная боль, ощущение бесплодности всех его усилий владели им, а впереди - ничего, тупик.

ГЛАВА XXI АНГЛИЧАНЕ

Шелтон уже возвращался в Оксфорд, когда встретил мистера Девианта, ехавшего с прогулки верхом. У отца Антонии, худощавого человека среднего роста, было болезненно-бледное лицо, редкие седые усы, иронически приподнятые брови, а вокруг глаз сеть мелких морщинок. Старая серая куртка со складкой на спине, темные плисовые бриджи, поношенные красновато-коричневые краги и тщательно начищенные штиблеты придавали ему вид несколько обтрепанный, однако не лишенный известного благородства.