Книга Ритуал - Маркус Хайц

Жан постарался взять себя в руки, чтобы скрыть испуг.

— Нет, конечно же, нет. Просто собак плохо кормили, и они взяли след какого-нибудь зверя. Рынок так и кишит ими. — Он сделал вид, что обнаружил в толпе старого знакомого. — Подождите здесь, мсье Малески. Я сейчас вернусь. Мне нужно только кое с кем поздороваться, — крикнул он и ринулся в толчею праздника.

Через две секунды он пригнулся и тем самым скрылся с глаз молдаванина. Ему не нужны спутники, пока он будет искать Пьера, чтобы помочь сыну против волкодавов Данневалей.

Тем временем Малески ухмыльнулся:

— Ах, вот как? Мсье Шастель намерен один отправиться на охоту?

Забравшись на пустой ящик у ближайшего ларька, он стал выискивать лесника или собак, ведь там, где находятся они, там обязательно будет и бестия. Пусть Шастель не думает, что от него так легко отвязаться.

Жан плутал в лабиринте шатров, не представляя себе, как поскорее найти Пьера. С каждой минутой положение ухудшалось.

«Проклятье! И почему нормандцам понадобилось объявиться именно сейчас?» — злился он. С их прибытием его шансы самому поймать и заставить расплатиться бестию, повинную во всех горестях, уменьшались. Если Данневали застрелят луп-гару раньше его, маловероятно, что они позволят взять у оборотня большое количество крови, чтобы из нее сварить противоядие от страданий сыновей. Он надежно спрятал полученный от палача рецепт, ведь если кто-то найдет бумажку, ему не миновать обвинения в колдовстве. Досужая болтовня о его происхождении обретет подтверждение, которого суду хватит, чтобы приговорить его к смерти.

Хотя Жан старался не давать воли чувствам и не показывать виду, тайна сыновей тяжелым камнем лежала на его сердце. Он жил в постоянном страхе, что их поймают или что они погибнут под градом пуль. Сколько раз подобное едва не случалось! Его терзали муки совести, поскольку, покрывая их и по мере сил затирая их следы, он становился соучастником их преступлений. Но никто, никто не должен узнать правду. Антуана и Пьера на месте отдали бы под суд и сожгли. После такого числа убийств всем троим лесникам прощения не будет. И самое худшее, что после смерти трех самых безжалостных своих преследователей истинная бестия все равно останется на свободе и будет убивать и распространять семя зла, заражая других.

— Мсье Шастель! И вы в Мальзье?!

Он вздрогнул. Затравленный и мучимый ужасными картинами, он не заметил женщину, которая вдруг заступила ему дорогу. Причем та самая, которую ему меньше всего хотелось бы видеть.

— Пути Господни неисповедимы, — приветствовала его аббатиса.

Одета она была в черную, забранную под пояс черную тунику, ее волосы покрывал белый чепец, поверх него лежала черная вуаль. Хотя жары раннего лета вполне достало бы, чтобы отказаться от такого одеяния, поверх орденской сутаны худощавая женщина облачилась в похожее на плащ верхнее платье своего ордена.

— Вы все еще идете по следу бестии? Говорят, у вас помнились соперники из Нормандии?

— Пусть мои дела вас не заботят. Отзовите вашу воспитанницу и посадите ее на цепь, прежде чем она запустит когти в моего сына, — отозвался он и даже не постарался смягчить резкость ответа.

— Флоранс? Ее тут нет. Я послала ее искать смотрителя рынка. — Григория посмотрела на него и указала на шатер, который как раз закончили раскидывать монахини. — На одно слово, мсье Шастель. Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз.

Недоумевая, лесник последовал за ней в полумрак шатра, где пахло свежими травами и козьим сыром — товарами, которые привезли на продажу сестры, чтобы поправить доходы монастыря. Из-за черного одеяния Григория почти терялась на фоне стены шатра, белое лицо и руки словно парили в пустоте.

— Итак, мсье… Ваш сын преследует мою воспитанницу, — тихо начала она.

— Это вас удивляет? — громко ответил он. — После того как она строила ему глазки в вашей часовне? Он ведь молодой человек, в котором играют жизненные соки и который неспособен сопротивляться заигрываниям молодой девушки вроде Флоранс. — Он указал на выход из шатра. — Она вскружила ему голову. И сейчас занимается тем же самым, как мне сказал мсье Малески. Этому учат в вашем непорочном монастыре?

Рука Григории потянулась к серебряным четкам у нее на поясе, пальцы заскользили по бусинам.

— Вы заблуждаетесь, мсье. Я говорила не про Пьера, — мягко поправила она его и пристально посмотрела ему в глаза. — Это Антуана я многократно видела под стенами монастыря. Я видела его так же ясно, как вижу сейчас перед собой вас, мсье Шастель. Его и самого большого его пса.

Только что он сердился на неожиданное известие о тайных прогулках Пьера, как вдруг его настроение изменилось, и место возмущения заступило опасение. Он знал смертоносные пристрастия Антуана и сразу понял, чем они могут грозить Флоранс, если его младшему сыну удастся незамеченным подобраться к девушке. Цветы привлекали Антуана лишь до тех пор, пока не раскроется их бутоны; если не удавалось получить желаемое добром, он, случалось, брал свое силой.

Его озабоченность не укрылась от Григории.

— Я никого не сужу по тому, что о них судачат, но про вашего Антуана рассказывают такие истории, которые заставляют меня опасаться за чистоту моей воспитанницы. Возможно, его испорченность вызвана жизнью среди варваров в Алжире и Марокко, которых в нем нетрудно распознать. — Она положила руку ему на локоть. — Прошу вас, мсье Шастель, запретите ему впредь к ней приближаться.

— Обещаю вам, — без тени заминки согласился он. — Вы же взамен проследите, чтобы она оставила в покое Пьера. Ему требуется ясный ум, чтобы помочь мне в охоте на бестию. Если он будет витать в облаках, мечтая о любовном свидании, это может обернуться для него гибелью.

Григория кивнула.

— Пока Флоранс живет в стенах монастыря Сен-Грегуар, между ними двумя ничего не случится. Клянусь вам в этом Господом Богом.

Жан горько усмехнулся.

— Поклянитесь чем-нибудь более надежным, тогда я вам поверю. — Он постарался стряхнуть ее руку.

— Вы, как всегда, бесстыдны и неуважительны, мсье! — Она убрала руку, зато придвинулась ближе, чтобы решительно заглянуть в обеспокоенное лицо. — Но ваш гнев обращен не на меня, верно? Что отравило вам веру, мсье Шастель? Что сделали вам, что вы не желаете верить ни Богу, ни церкви?

Искренний интерес Григории, какого он до сих пор не встречал ни в одном священнике, лишил Жана уверенности, и с губ у него не сорвалось ни одного пренебрежительного замечания. В отличие от лицемерных попов, которые проповедовали воздержание, а сами ведрами пили вино, жили как господа и охотно запускали руку в пожертвования, с ней он чувствовал, что она взаправду желает знать, что с ним творится, в чем его нужда и горе. А потому он промолчал, повернулся и, не попрощавшись, вышел из шатра.

Григория проводила лесника долгим взглядом, но правой рукой намеренно взялась за первую бусину в четках, собираясь произнести «Аве Мария». Она распознала, что Господь послал ей Жана Шастеля в испытание, чтобы она привела его назад в паству верующих. Только так можно объяснить ее растущий интерес к этому необычному человеку. Все остальное ей воспрещено.