Книга Маска Димитриоса - Эрик Эмблер

Если бы влажные тусклые глаза мистера Питерса были способны светиться, Латимер сказал бы, что они засветились от удовольствия.

11

Париж, 1928–1931

— Частенько, когда работа была закончена, — вспоминал мистер Питерс, — я сидел у камина, вот как сейчас, и думал, получил ли я от жизни то, что мог бы. Да, я нажил деньги: у меня есть небольшая собственность, немного ценных бумаг, доли в бизнесе. Но думал я не о деньгах. Деньги еще не все. Что я сделал на этом свете? Иногда мне казалось, что лучше бы я женился и завел семью. Увы, я всегда отличался неугомонным нравом, мир манил меня. Может, оттого, что я никогда не понимал, чего хочу от жизни. Как много на свете таких же бедных людишек! Год за годом мы идем куда-то, что-то ищем, на что-то надеемся. И ради чего? Этого мы не ведаем. Ради денег? Только когда их не хватает. Мне кажется, что человек, имеющий лишь корку хлеба, счастливее многих миллионеров. Потому что он точно знает, чего хочет: две корки. Он не отягощен имуществом. Я уверен, что существует нечто, чего я желаю больше всего на свете. Но откуда мне знать, что это? Я, — Питерс махнул рукой в сторону книжной полки, — искал утешение в философии и в науке. Платон, Уэллс… да, я много читал. Их труды дают надежду, однако не приносят удовлетворения.

Он храбро улыбнулся и стал похож на жертву почти невыносимой Weltschmerz.[26]

— Мы должны просто ждать, пока Всевышний не призовет нас.

Ожидая продолжения, Латимер размышлял, испытывал ли он к кому-нибудь такую же сильную неприязнь, как сейчас к мистеру Питерсу. И он что, должен поверить в эту дешевую чушь? Хотя Питерс в нее, очевидно, верил.

Такая вера делает человека отталкивающим. Если бы он иронизировал, шутка вышла бы неплохой. Но на самом деле он совсем не шутил. Какое четкое разделение разума. Одна половина отвечала за распространение наркотиков, покупку ценных бумаг и чтение «Эротических стихов», а другая извергала горячую слащавую патоку, маскирующую грязную душонку. К такому типу можно было испытывать только неприязнь.

Потом Латимер повернулся и, увидев, как объект его размышлений осторожно поправляет кофейник, подумал, что трудно испытывать неприязнь к человеку, который готовит для тебя кофе. Узловатые пальцы нежно похлопали по крышке, и мистер Питерс, с довольным видом выпрямившись, снова повернулся к собеседнику.

— Да, мистер Латимер, большинство из нас прожигают жизнь, так и не узнав, чего хотят от нее. Но Димитриос был не такой. Он точно знал, чего хотел: денег и власти. Лишь эти две вещи, но в таком количестве, в каком только мог заполучить. И самое любопытное, что я ему в этом помог.

Я впервые встретился с Димитриосом в 1928 году здесь, в Париже. В то время я владел ресторанчиком на рю Бланш, а моим компаньоном был человек по имени Жиро. Наше веселое и уютное местечко с тахтами, желтыми фонарями и коврами мы назвали «Парижская крепость». С Жиро мы встретились в Марракеше и решили обустроить заведение в тамошнем стиле. Все было марокканским: все, за исключением оркестра для танцев. Тот приехал из Южной Америки.

Мы открылись в 1926-м, в неплохой для Парижа год. Американцы и англичане могли позволить себе тратить деньги на шампанское. Хотя захаживали и французы. Большинство французов, если только они не проходили там военную службу, с нежностью вспоминают Марокко. А «Крепость» была марокканским местечком. Официантами у нас работали арабы и сенегальцы, а шампанское и вправду доставляли из Мекнеса. Американцам оно казалось немного сладковатым, но в то же время приятным и стоило недорого.

Когда открываешь ресторан, нужно время, чтобы обзавестись постоянными посетителями, и должна улыбнуться удача. Иногда так чудно: люди начинают посещать определенное заведение в квартале только потому, что туда ходят все. Конечно, есть и другие способы заманить клиентов. Туристические гиды, например, могут приводить их к вам, однако гидам нужно платить, а это сокращает доходы.

Можно еще сделать заведение местом встреч людей из определенных кругов. Но чтобы об этом узнали, должно пройти время. К тому же полиция не всегда это одобряет, даже если не нарушать закон. Самый лучший и дешевый вариант — поймать за хвост удачу. В свое время нам с Жиро повезло. Естественно, пришлось попотеть, но она прилетела. У нас был отличный лакей, Валентино как раз ввел в моду танго, а наши южноамериканцы вскоре научились играть так здорово, что люди приходили к нам потанцевать. Когда набивалось много народу, мы были вынуждены ставить больше столиков, и танцпол уменьшался. Но ничего не менялось: люди все равно приходили танцевать. Бывало, мы работали до пяти утра, и клиенты шли к нам из других заведений.

Два года мы зарабатывали неплохие деньги, а потом, как обычно и случается, постоянные посетители стали уже не те: больше французов и меньше американцев, больше сутенеров и меньше джентльменов, больше продажных женщин и меньше элегантных дам. Заведение все еще приносило доход, но уже не такой большой, и работать приходилось усерднее. У меня стали появляться мысли о том, что настало время что-то менять.

В «Крепость» Димитриоса привел Жиро. Как я уже сказал, своего компаньона я встретил в Марракеше. Полукровка: мать — арабка, отец — французский солдат. Родился он в Алжире и паспорт получил французский.

Вы бы даже не догадались, что в нем течет арабская кровь. Это становилось понятно, только если вы видели его рядом с арабами, которых он, кстати, всегда недолюбливал. Мне Жиро, если честно, никогда не нравился. И дело не в том, что он мне не доверял — это было бы лишь тревожным сигналом, — ему не мог доверять я сам. Если бы мне хватило денег, чтобы открыть «Крепость» в одиночку, я бы никогда не стал с ним сотрудничать. Он постоянно пытался меня надуть, и, хотя ему ни разу это не удалось, мне это удовольствия не доставляло. Не терплю непорядочности. К весне 1928-го я очень устал от Жиро.

Как он познакомился с Димитриосом, я точно не знаю. Думаю, где-нибудь в ресторанчике на нашей улице. Мы открывались после одиннадцати, а Жиро любил заранее натанцеваться в других заведениях. Однажды вечером он пришел в «Крепость» с Димитриосом и отвел меня в сторонку. Отметив, что прибыль становится меньше, он сказал, что мы можем немного подзаработать, если заключим сделку с его другом, Димитриосом Макропулосом.

Когда я впервые столкнулся с Димитриосом, он меня не впечатлил. Всего лишь очередной сутенер, таких я уже видел: одежда по фигуре, седеющие волосы и безукоризненный маникюр. Его манера смотреть на женщин не пришлась бы по вкусу посетителям «Крепости». Но я подошел к его столику вместе с Жиро, и мы пожали руки. Потом он кивнул на стул рядом с собой и приказал мне сесть. Можно было подумать, что я какой-то официант, а не владелец ресторана.

Мистер Питерс поднял водянистые глаза на Латимера.

— Как вы заметили, для человека, на которого Димитриос не произвел впечатления, я слишком хорошо помню те события. И действительно я помню их ясно. Понимаете, тогда я еще не знал Димитриоса. Он меня взбесил. Я не стал присаживаться, а просто поинтересовался, что ему нужно.