Книга Наваждение - Мелани Джексон

Так с чего же начать этот автобиографический рассказ? Может, с того момента, как в моей жизни появилась Нинон? Или с самого моего рождения, даже если я весьма смутно помню подробности этих давно минувших дней? Да, наверное, лучше все-таки не нарушать традицию и начинать с самого начала, если, конечно, мне самому удастся во всем этом разобраться. А именно, кто же я такой?

Я знаю точно, что третий раз я родился летом две тысячи шестого года. Все мои рождения и смерти происходили в Мексике. (А поскольку всякий раз процесс был довольно болезненным, это хороший повод здесь больше не появляться.)

Рождение происходит в муках, а вместе с ним и последующая жизнь — по крайней мере, некоторая ее часть. Я единственный человек из всех, кого я знаю, у кого были бы две якобы матери и двое отцов. Думаю, и так понятно, что о праздниках в кругу семьи и думать нечего! О том, чтобы доподлинно составить генеалогическое древо, вообще речи быть не может, а мой набор хромосом поставит в тупик даже лучшего в мире генеалога. Не то чтобы я уж слишком зацикливался на таких вещах, но меня бесит, что меня лишили нормальной жизни в глубоком детстве, когда я даже еще не понимал, что теряю.

Да, кстати, если вы еще не поняли, женщины меня обожают, но постоянной девушки или кого-то, с кем я мог бы регулярно встречаться, у меня нет. Для меня это слишком большая ответственность — я не могу рисковать еще кем-то, если что-то пойдет не так. Многие отношения заканчивались плохо, но в моем случае есть вероятность, что они закончатся просто катастрофически. Вся проблема в матери-вампирше, весьма импульсивном и несдержанном существе, и генетическом приемном отце, ацтекском боге мертвых, который по совместительству приходится мне еще и дедом (я позже поясню). Его зовут Дымящееся Зеркало, но для меня он просто Д. 3., сокращенно от Душегуб Зверский, хотя сам он об этом не догадывается. В общем, при наличии такой родни людям небезопасно находиться рядом со мной. Я сам очень хорошо это усвоил, когда с одной девушкой-выпускницей едва не случилась беда. Даже при всем типично мужском скудоумии. Ей чудом удалось дожить до рассвета после нашего третьего свидания, но я уверен: ее до сих пор мучают кошмары. Думаю, лечение было бы гораздо более эффективным, если бы я мог сказать врачу, что все это ей не привиделось, но, боюсь, это не вариант.

И вообще, по-настоящему у меня был только один отец — Кормак Стюарт. Он был геологом. В те счастливые дни, еще до моего рождения, мать у меня тоже была одна. Кормак встретил ее в Мексике. Вот это, наверное, была идиллия — мама, папа и будущий сынок… только трое, и больше никого… Очень жаль, что меня тогда еще не было. Хотелось бы познакомиться с мамой до того, как она стала сосущей мозг тварью. Но у судьбы, подлой стервы, были свои планы на этот счет.

У mamita начались схватки, когда она ехала полюбоваться на открытие своего взволнованного мужа — вулканические некки возле Кватро Сьенегас. При первом же кровоизлиянии mamita прилегла на берегу небольшого пруда, ожидая, пока папа, Кормак, пригонит джип. Он помчался пулей, но у mamita открылось очень сильное кровотечение и случился выкидыш, прежде чем он успел сбегать туда и назад. На запах крови пришел местный бог мертвых, который специализировался на женщинах, умерших при родах. Он затащил mamita в воду, сделал ей надрез на позвоночнике и лоботомию. К счастью, он не заметил, что во мне все еще слабо, но теплилась жизнь, иначе мне бы тогда точно пришел конец. Поэтому меня оставили на берегу на растерзание хищникам.

Бедный Кормак вернулся на джипе и… в общем, я представляю себе эту картину. Больше он никогда об этом не говорил. Он загрузил в машину потерявшую сознание и, возможно, захлебнувшуюся mamita и ее безмолвного сына — он не заметил, что я все еще дышу, — и повез нас к местному врачу.

Его скудных познаний в испанском и дорожного разговорника не хватило, чтобы осмыслить поток фраз, который обрушил на него перепуганный medico. Что и неудивительно. В каком испанском разговорнике вы найдете фразу «проклятие ацтекского бога мертвых»? И все же по тому, как врач начал неистово креститься и отказался оказывать какую-либо помощь его жене, которая, несмотря на серьезную потерю крови и воду, попавшую в легкие, все еще была жива, папа понял, что доктор имеет в виду что-то совсем нехорошее. Отец решил оставить меня у врача, так как у меня еще плохо получалось дышать, а сам забрал mamita в дом к ее сестре, чтобы там привести ее в чувство и выходить.

Моя тетя была более чем потрясена, но сделала все возможное. Как и Кормак.

Их брак продержался еще каких-то три дня, точнее — три ночи. Ровно столько потребовалось для того, чтобы любящая жена превратилась в мозгососущего демона. В одно прекрасное утро Кормак проснулся от того, что mamita своим заострившимся, вытянувшимся в узкую соломинку языком тыкалась ему в ухо, собираясь полакомиться его продолговатым мозгом. К счастью, тогда она была еще совсем неопытна и не знала всей своей силы, иначе отцу и тете Елене точно пришлось бы ее убить. Папа всегда считал это удачным исходом. Что до меня, то я так не думаю. Не потому что я большой сторонник убийств между супругами, но случись это тогда, хлопот в моей жизни было бы меньше.

Или больше. Кто знает, как бы оно все сложилось. Это я к тому, что можно сколько угодно вилять и уворачиваться, но от судьбы не уйдешь, и кирпич все же упадет на голову.

А сложилось так, что вечером того же дня мы покинули Мексику, но едва пересекли границу с США, Кормак слег с какой-то сложной инфекцией в ухе, которую не смогли вылечить даже американские специалисты. Он оглох на левое ухо, и его бросило в жар. Инфекция вызвала некое подобие амнезии, которая стерла из его головы память о тех днях, проведенных в Мексике. По крайней мере, он так утверждал.

Кормак бросил работу в США и вернулся в Шотландию, где стал трудиться на семейной ферме вместе с дядюшкой Симусом, который в скором времени скончался. Папа заявил, что ноги его больше ни в одной из Америк не будет. Окружающим, в том числе и мне, Кормак рассказывал, что его жена умерла при родах. При этом он выглядел таким разбитым и подавленным, что никому в голову не приходило усомниться в его словах, а уж тем более мне.

Детство у меня выдалось довольно нудным, а все потому, что мой незаурядный ум томился моей же правильностью, к тому же мне было практически нечем себя занять. Я учился играть на гитаре и делал успехи в учебе, большие успехи. Меня переводили экстерном из класса в класс, я рано сдал экзамены первого и второго уровней сложности. Я мог бы без труда поступить в любой университет, но выбрал учебу в Эдинбурге, чтобы быть поближе к Кормаку. Отец с каждым годом становился все немощнее, хотя вроде бы ничем не болел. К тому же на первом курсе я начал встречаться с девушкой по имени Мойра, но она погибла в автокатастрофе, прежде чем отношения успели зайти слишком далеко.

Я был молод и раним. Я скорбел по Мойре почти год, но сейчас понимаю, что недостаточно сильно, как должен был бы. Конечно, откуда мне было знать, что она станет первой и последней девушкой, с которой у меня сложились более-менее продолжительные отношения. Во всяком случае, после случившейся трагедии я места себе не находил и мне хотелось бежать куда глаза глядят.