Книга Россия в огне Гражданской войны: подлинная история самой страшной братоубийственной войны - Армен Гаспарян

В русской колонии организовали «Дамский комитет», состоявший из жен офицеров. Начали работать пошивочная мастерская, корпусная библиотека и типография. На территории лагеря построили даже теннисные корты. Однако и здесь, в более благоприятных условиях по сравнению с Галлиполи или Лемносом, перед всеми чинами русского Морского корпуса неизменно вставал вопрос: «Как жить дальше?» Перемены не заставили себя долго ждать. В 10 часов утра 30 октября 1924 года морской префект вице-адмирал Эксельманс прибыл на эскадренный миноносец «Дерзкий», где собрались все командиры, свободные от службы. Им было объявлено о признании французским правительством нового государственного образования – СССР. Русская эскадра оказалась вне закона.

С заходом солнца на всех кораблях спустили Андреевские флаги. Больше они никогда не поднимались. Одновременно с этим ограничили и деятельность Морского корпуса. Гардемарин перевели в лагерь Сфаят недалеко от Бизерты. Дни русской колонии в Тунисе были сочтены. Сигнал «Разойтись» прозвучал 6 мая 1925 года. Именно в тот день выпустили последний курс. За время существования училища в нем обучалось 394 человека, 300 из них получили аттестацию.

В Приказе по Морскому корпусу за № 51 от 25 мая 1925 года отмечалась огромная заслуга этого уникального заведения, «где русские дети учились любить и почитать свою Православную Веру и Родину и готовились стать полезными деятелями при ее возрождении». Этот документ был последним в истории Императорского флота России. Как вспоминал потом один из гардемарин: «Моряки в Бизерте стали последним звеном тех перипетий, которые испытала “Навигацкая школа”, созданная Петром Великим 14 января 1701 года».

То, что происходило в тунисском порту Бизерта, где в начале 20-х годов прошлого века оказался Белый флот, сегодня кажется удивительным. Русская колония превратилась в маленький островок православия в старинном мусульманском городе.

32 корабля, семь тысяч человек со своими радостями и горестями, честью, верой и надеждой. Все рухнуло в одночасье. С признанием Францией Советской России остатки бывшего Императорского флота перешли в собственность метрополии. Об офицерах, матросах и членах их семей никто тогда не думал. Что творилось в тот момент у них на душе, можно только догадываться, читая скупые воспоминания контр-адмирала Тихменева: «29 октября раздалась последняя команда: “Флаг и гюйс спустить”. Молча мы наблюдали, как опускается крест Андрея Первозванного, символ флота. Нет – символ былой, почти 250-летней славы и величия Родины».

Спустя полгода в Бизерте уже было не более 700 русских. Остальные разъехались по всему миру. Часть бывших моряков Белого флота вместе с семьями перебралась в тунисскую столицу, где в снятом на улице Зешегз доме оборудовали церковь Воскресения Христова. Туда привезли иконостас и утварь с кораблей. Служил в ней отец Константин Михайловский, ютившийся вместе со своей семьей в том же здании. Корабельная церковь с «Георгия Победоносца» была перенесена в снятую частную квартиру, в одной из комнат которой проходили службы.

Французы мечтали, чтобы русские как можно быстрее покинули Тунис и не останавливались ради этого ни перед чем. Так, начальник службы безопасности в Бизерте доносил колониальным властям: «Поскольку из 7 тысяч человек большинство пропитано коммунизмом, мне кажется необходимым укрепить предписанную службу политической безопасности, которая явно недостаточна». Донесение ретивого жандарма было моментально принято к сведению, и через несколько недель специально для надзора за русскими моряками и членами их семей из Франции прибыла группа полицейских агентов. Слежка велась скрупулезно и навязчиво. Вынюхивали дух большевизма. Худшего издевательства над белогвардейцами трудно себе представить.

В начале 30-х годов корабли русской эскадры, переданные французам, были отправлены на слом. В ответ на это в Бизерте немедленно создали «Морской комитет», который занимался строительством мемориала в память об Императорском флоте. Возглавлял его адмирал Беренс. Была в этом горькая ирония судьбы. Его родной брат, служивший у большевиков, в свое время приезжал в Тунис торговаться с французами о покупке русского флота. Стороны не сошлись тогда в цене. Преподаватель истории в Морском корпусе Николай Кнорринг с горечью вспоминал спустя годы: «Вот были грустные дни. Передавалось из одних рук в другие русское достояние. Чувствовалась какая-то глубокая, внутренняя неправда и жестокая обида. Настоящая, глубокая, а не мелкий удар по самолюбию. Корабли – живые организмы, и боль их страданий каждый из нас ощущал».

В 1936 году «Морской комитет» получил разрешение французов на строительство храма. Закладку совершал митрофорный протоиерей Константин Маженовский. На церемонию были приглашены тунисские власти, последний командующий эскадрой контр-адмирал Беренс и капитаны всех кораблей, пришедших в Бизерту. Около места будущей церкви, строившейся во имя святого благоверного князя Александра Невского, гордо развевались два флага – морской Андреевский и национальный русский. В фундамент вложили икону Спасителя, коробочку с русской землей и кусок пергамента, на котором была указана дата начала строительства. Эта трогательная церемония произвела на присутствовавших иностранцев сильнейшее впечатление. «Храм этот будет служить местом поклонения будущих русских поколений», – считали тогда многие.

Прошли годы. Покосились кресты на могилах моряков в далекой стране. Разрушился форт, где когда-то жили русские гардемарины. Не найти теперь даже места, где была их гарнизонная церковь. Воспоминания «бизертинских сидельцев» стали достоянием архивов и частных коллекций. Книги Берга и Кнорринга уже давно сделались такой библиографической редкостью, что купить их сегодня нельзя даже за очень большие деньги. Даже переиздания, и те достать непросто. В своих мемуарах Анастасия Ширинская-Манштейн с тоской писала: «Когда в 1985 году скончался Ваня Иловайский, и его жена Евгения Сергеевна уехала к дочери во Францию, я принесла домой картонку с церковными бумагами, которые они мне оставили. Эта небольшая коробка была все, что осталось от нашего прошлого, и это прошлое было поручено мне. Из нескольких тысяч людей, лишившихся Родины, оставалась теперь в Тунисе я одна – последний свидетель!»

Что мы знаем о жизни русских моряков в Тунисе? Многие обзавелись подсобным хозяйством. Разводили кур, гусей и уток. Молодежь занималась спортом. Как с гордостью писала единственная местная газета, «два раза был футбольный матч. Наша команда выиграла у французов». Бывшие офицеры Императорского флота брались за любое дело: занимались сельским хозяйством, строительством. В основном их использовали как дешевую рабочую силу. По-разному сложились потом их судьбы. Например, бывший капитан артиллерии Стефановский стал одним из самых известных в Африке геодезистов, а лейтенант Еникеев во время Второй мировой войны пошел добровольцем на французский флот и в ноябре 1942 года устроил диверсию на одной из германских подводных лодок.

Многие так и остались в Бизерте до конца своих дней, и были похоронены на русском кладбище. Перед отъездом из Туниса отец Георгий Спасский записал в своем дневнике: «Никто не придет к ним помолиться. Несколько коленопреклоненных моряков стоят вокруг меня. Грустно звучит “Вечная память”. Одинокие могилы».