Книга Сказки тысячи ночей - Эмили Кейт Джонстон

Когда я снова посмотрела на торговцев, они стояли на коленях, склонив головы к нашим ногам. Мое внимание снова привлекли их накидки. Теперь, когда они подошли достаточно близко, я поняла, что узоры на подолах мне знакомы, хотя они были вышиты пурпурной нитью, которая считалась слишком драгоценной для странствий по пустыне.

– Приветствую тебя, мастер каравана, – сказал Ло-Мелхиин. – Приветствую и твоих сыновей.

Они подняли лица, и я обнаружила, что смотрю в глаза отца и братьев.

VI

Когда мое племя только начало похищать людей, выволакивая ткачей из постелей, а кузнецов – из кузниц, я был еще совсем юн и удивлялся, почему это дается нам так легко. Старшие говорили мне, что мужчины слабы и не могут противиться нам. Они живут лишь для того, чтобы служить.

Но я не был в этом столь уверен.

Мой первый ткач был очень стар и не кричал, когда я забрал его у жены. Я поместил перед его глазами ее портрет, на котором она была моложе и красивее, и он радостно ткал, не прерываясь ни на еду, ни на питье. Под конец его пальцы кровоточили и оставляли пятна на ткани, но узор мне понравился, так что я снял его со станка, прежде чем сжечь вместе с самим ткачом.

Мой первый кузнец был стар, но все еще мог раздувать мехи и орудовать молотом. Он работал без тигля и щипцов, когда я показывал ему его сыновей, будто те еще живы. На самом же деле они погибли во время песчаной бури, оставив отца доживать свой век и трудиться в одиночестве. К концу работы у него не осталось рук вовсе, но я получил дивное золото.

Мой первый стеклодел ослепил себя огнем, на котором глазировал свои изделия. Мой первый прядильщик использовал кости собственных пальцев вместо веретена.

Все они сдавались мне без борьбы, когда думали, что я могу дать им то, что им нужно.

Ло-Мелхиин стал для меня первой сложной задачей. С ним я впервые понял, что был прав, а наши старейшины ошибались. Он не хотел служить мне, и не только потому, что уже был королем. Ло-Мелхиин сопротивлялся до тех пор, пока я не показал ему его мать, издыхающую на горячем песке. Именно эта картина, мысль о ее смерти, ослабила его настолько, чтобы я смог им завладеть, а уж потом запереть его внутри собственного разума было делом времени.

С тех пор править руками и голосом Ло-Мелхиина стало легко. Купцы из кожи вон лезли, чтобы угодить мне, и я щедро награждал их. Мастера творили великолепные вещи, и я знал, что причина тому – мое покровительство. Моя армия была непобедима, моя казна полна, а если бы мне было дело до того, с кем делить ложе, то и там я получил бы все, чего пожелаю.

Но все эти люди служили не мне, и я не мог этого забыть. Они считали, что служат Ло-Мелхиину.

Мысль об этом досаждала мне. От человека, которым я завладел в пустыне, почти ничего не осталось, кроме кричащего призрака, чей голос доставлял мне удовольствие, но все-таки жители земель, которыми я правил, слагали легенды о его могуществе и мудрости. Я сделал свое дело слишком хорошо, завладев им столь искусно, что никто и не догадался об этом. Мои собратья, довольствовавшиеся житьем в пустыне и редкими вылазками за мастерами, не ведали о моих достижениях, а у меня не было ничего, кроме чужих рук и чужого имени.

Но она знала – девчонка, которую я подобрал в пустыне и сделал своей женой. Та, что не умирала. Она знала, что во мне есть больше, чем кажется. Это мне тоже досаждало – зная, кто я такой, она все же смирно сидела подле меня со своим рукоделием, не содрогаясь под моим взглядом. Она спала со мной рядом по ночам, не страшась, что я убью ее. Мне почти хотелось сделать это ей назло, но тогда мне снова пришлось бы остаться наедине со своей тайной.

Я пошел к женщинам в мастерскую, но они не сотворили красивых вещей под моим влиянием. Их пряжа путалась, а вышивка портила шелка. Она провела с ними слишком много времени, да, впрочем, они и с самого начала принадлежали к ее миру – миру женщин. Я совершил ошибку и не собирался повторять ее.

Сначала я поступал так же, как и все мои собратья, – брал мастеров по одному, похищая их искусство, их руки и их кровь. Но потом я завладел королем, и его королевство само упало к моим ногам. Вот как надо действовать отныне! Нужно начать с нее, а когда она станет моей, женщины придут вместе с нею.

Она будет сопротивляться – я чуял это кожей Ло-Мелхиина. Это давало ему надежду, что меня безмерно забавляло. Он знал, что девчонка будет отвергать меня, и это приносило ему радость. При виде ее родных он обрадовался едва ли не больше, чем она сама. Но скоро я снова сокрушу его надежды. Однако сначала надо завладеть ею, а бороться с ней изнутри я не мог.

Нужно сделать то, что всегда делали мои собратья, сами того не сознавая. Мужчины покорялись нам не потому, что жаждали служить нам. Они готовы были идти в огонь ради нас, потому что мы предлагали им то, чего они желали. Молодую жену. Воссоединение с семьей. Богатство. Почести. Славу. Этим мы манили мужчин.

И тем же я постараюсь заманить и ее. Я дам ей выбор, в котором не будет выбора, – что бы она ни выбрала, она станет моей, а с ней и весь ее мир. Она не сгорит, как прочие, и не будет служить мне. Я звал ее низкородной, но она оказалась выше своих жалких собратьев. Хватит убивать девиц одну за другой. Эта станет моей королевой.

Глава 26

Я порадовалась, что на мне плотное покрывало, а еще больше – тому, что мастерица по хне напомнила мне: если я буду молчать, никто не узнает, что у меня на сердце. Я прикусила язык, чтобы сдержать радостный возглас. Конечно, я скучала по сестре, по матери и по матери сестры, но лишь увидев отца и братьев, я поняла, как сильно скучала и по ним. Отец всегда был внимателен к нам с тех самых пор, как брата моей сестры унес потоп, и даже насмешки братьев я теперь вспоминала с нежностью, поскольку они напоминали мне о доме. Увидев их, стоящих на коленях перед нами, я преисполнилась и радости, и страха. Мысль о том, что Ло-Мелхиин может сделать с моей семьей, леденила мне кровь.

– О, повелитель, – произнес мой отец. Его голос был спокоен, как легкий ветерок над пустыней, и я снова прикусила язык, чтобы сдержать слезы, застилавшие мне глаза. – Скромный торговец благодарит вас за прием, оказанный ему и его сыновьям.

– Почтенный мастер каравана, – ответил Ло-Мелхиин. Голос его был громким и холодным. – Как мог я отказать тебе, из всех своих подданных? Подойди же ближе, отец души моей.

Отец мгновение поколебался, как опытный путешественник, готовящийся сойти со знакомой дороги на неведомую, и шагнул ближе. Ло-Мелхиин положил руку мне на плечо, беседуя с моим отцом, и я не отпрянула. Я смотрела на отца и жалела, что он не видит моих глаз, которые успокоили бы его.

– Так, значит, это правда, – прошептал он, подойдя ближе. Он говорил как человек, которому повторяли нечто множество раз, но он не верил, пока не увидел все собственными глазами. Пока не увидел меня. Он обращался не к Ло-Мелхиину, хоть тот и слышал его слова. Он обращался к своему божеству. – Моя дочь еще жива.