Книга Громкое дело - Лиза Марклунд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анника подула на кофе.
– Сидеть и ждать телефонного звонка гораздо хуже, чем получить его?
Он кивнул.
– У похитителей два оружия: насилие и время. Они уже продемонстрировали, что используют первое из них, и, вероятно, не будут сомневаться насчет второго тоже.
Она бросила взгляд в окно. Насилие и время. Насколько хватит Халениуса проводить практически сутки напролет, кроме отведенного на сон времени, в ее спальне. Как долго средства массовой информации смогут поддерживать интерес к данной теме?
– Мне надо встретиться с Шюманом сегодня, – сказала она.
– Хорошая идея, – поддержал ее Халениус.
– Данные о французе еще не выплыли наружу?
– Нет, насколько я видел, но это, конечно, произойдет уже сегодня.
Она вспомнила свою старую мысль.
– Интересно, что он сделал не так?
– Почему его убили? Ничего, пожалуй. Возможно, причина в переговорщике, или в близких, или обе стороны виноваты. Возможно, он попытался бежать. Или вообще нет никакой причины. Преступники просто решили наказать его в назидание другим.
Анника пододвинула к нему бисквит.
– Поешь, – сказала она.
Он откинулся на спинку кресла (ее кресла) и рассмеялся. Просто расхохотался громко и безудержно, так что его рот растянулся до ушей, а глаза превратились в узкие щелочки.
– Ты действительно не такая, как я думал, – сказал он, когда наконец взял себя в руки.
– Это хорошо или плохо?
Халениус улыбнулся и покачал головой и сделал глоток из своей кружки. Анника пошла на кухню и приготовила еще растворимого кофе, взяла пачку салфеток и вернулась в гостиную.
– Что означает для нас обнародование смерти француза? – спросила она и поставила новую чашку перед статс-секретарем, положив рядом с ней салфетки.
– Интерес к истории резко возрастет, – ответил он. – Охота за преступниками активизируется, американцы и англичане уже в деле, так что будет жарко.
Он отрезал приличный кусок от еще горячего бисквита и с аппетитом принялся за него.
– Все сгорающие от любопытства редакторы, которые рвались пообщаться со мной вчера, захотят получить новый комментарий сегодня, – констатировала Анника.
Халениус кивнул с набитым ртом.
– Черт, как вкусно с мороженым, – сказал он.
Анника посмотрела на мороженое и прикинула, надо ли поставить его в холодильник снова, или оно могло простоять еще немного на том же месте без особого ущерба для внешнего вида и вкусовых качеств, а потом до нее внезапно дошла вся абсурдность подобных мыслей в ее положении: она тратила свои силы и время на размышления о такой ерунде плюс сидела и гадала, закончил мужчина с противоположной от нее стороны стола есть или нет. Ее муж исчез в Восточной Африке, а она беспокоилась о том, понравится ли Халениусу бисквит. Анника задрожала и закрыла руками лицо.
– Извини, – промямлила она. – Извини, это просто…
– Тебе не обязательно отвечать, если нет желания, – сказал он.
Она заморгала от удивления, смотря на него.
– Сгорающим от любопытства редакторам, – пояснил он.
Анника попыталась улыбнуться, потянулась за салфеткой и высморкалась.
– Это все так болезненно, – сказала она.
Халениус кивнул и снова принялся за бисквит. Она посмотрела время на мобильнике.
– Мне надо встретиться с Анной. У нее йога в двенадцать.
– Поговори с Шюманом о его предложении, – сказал он. – А я внимательно проштудирую вчерашний разговор и сделаю распечатку. Потом позвоню К., ты не хочешь с ним пообщаться?
Она поднялась с пакетом мороженого в руке.
– Для чего?
Халениус пожал плечами. Она пошла на кухню и поставила мороженое в холодильник, а потом направилась в прихожую одеваться.
– Твои дети, – сказала она, натягивая варежки. – Что они говорят, когда ты отсутствуешь так долго? Не беспокоятся?
– Ну да, – ответил Халениус. – Но они улетают к Энжи ночью, у них в школах там на юге сейчас летние каникулы. Теперь ее очередь встречать Рождество с ними.
Анника на несколько секунд задержалась в дверях.
– Они поедут одни?
Халениус еле заметно улыбнулся и поднялся со своей чашкой и тарелкой из-под торта в руке.
– Моя подруга летит с ними, – ответил он, пошел на кухню и поставил тарелку и чашку в посудомоечную машину.
Анника попыталась улыбнуться, развернулась, открыла дверь и покинула квартиру.
Анна Снапхане ждала ее в кафе на Кларабергсгатан, перед ней стоял бокал сока, а рядом лежал бутерброд с хлебом грубого помола. Она явно собрала все газеты, которые смогла найти на пути сюда. Их гора на шатком маленьком кофейном столике была еще больше той, что Шюман принес с собой вчера.
– От истории с серийным убийцей просто мурашки по коже бегают, – сказала Анна и протянула Аннике «Квельспрессен». – А ты слышала про самолет, упавший в Атлантике? Боже праведный, террористы повсюду сегодня…
Анника поставила свой кофе на единственный свободный клочок поверхности стола, опустила сумку на пол, сняла куртку и взяла газету.
– Разве там дело не в грозе? – спросила она и развернула ее.
Три женщины улыбались ей с фотографий на первой странице. Над ними хитрая строчка «Полиция подозревает» для защиты от возможных обвинений в нагнетании страстей, дополненная двоеточием. Она позволяла публиковать любой бред под зловещими заголовками далее, если какой-то представитель полицейских властей сказал нечто похожее.
И под снимками действительно красовались слова
СЕРИЙНЫЕ УБИЙСТВА.
– Равные строчки и все такое, – сказала Анника и перелистала шестую и седьмую страницы.
Там помещалась статья их талантливого врио Элин Мичник, где говорилось, что некий источник в полиции подтвердил теорию из вчерашнего номера «Квельспрессен», согласно которой эти убийства в пригородах Стокгольма имели «некое сходство». По его словам, «сейчас проводились объективные расследования».
А значит, написала Мичник, полиция вполне могла бы сопоставить все три дела и поискать общий знаменатель.
– Боже мой, – пробормотала Анника. – Такие формулировки ведь ни к чему не обязывают.
– О чем ты? – спросила Анна Снапхане, отправляя в рот бутерброд.
– Само собой, есть сходство между данными убийствами. Все жертвы женщины, их всех зарезали, и все они из Стокгольмского региона, и поправь меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, любое расследование проводится объективно, да, за исключением убийства Улофа Пальме, конечно. И само собой, полиция, пожалуй, может сопоставить эти дела, черт…