Книга Разбитые звезды - Меган Спунер

– Если этот шепот пытался причинить мне боль, у него получилось.

Какое-то время мы сидим в тишине. Совсем рядом я чувствую тепло Тарвера. Несмотря на то что мне спокойно с ним, по коже бегут мурашки от безошибочного ощущения, что за нами наблюдают. По напряженной позе Тарвера я понимаю, что он тоже это чувствует. Хотя шепот затих, он все равно где-то рядом, и мы знаем, что не одни здесь.

Потом Тарвер поднимается на ноги и протягивает мне руку. Мы возвращаемся к костру. Я добавляю в него несколько сухих веток, и мы ложимся спать. Тарвер обнимает меня за плечи, привлекая к себе. Выросшая между нами стена теперь пропала, и я совершенно не противлюсь близости. Мы погружаемся в тишину.

У меня уже тяжелеют веки, как вдруг у щеки гудит его голос.

– Ты не должна винить себя в смерти людей из капсулы. На корабле капсул хватало на всех. И ты не знала, что он потерпит крушение.

– Может, ты и прав. – Мне сдавливает грудь, но уже не так сильно, как раньше. – Но выжили только мы.

– Ну, в любом случае я очень рад, что оказался в капсуле с тобой.

Я фыркаю. Никогда так не делала.

– Не надо, Тарвер. Откровенную ложь я всегда узнаю. Ты бы ни за что не захотел оказаться тут со мной.

– Подумай. – Голос спокоен и серьезен. Я его уже хорошо знаю и понимаю, когда он лжет – сейчас он говорит правду. – Не было бы тебя в капсуле, когда она не могла отсоединиться от корабля, – меня бы здесь вообще не было.

Он усаживается поудобнее, и, подняв голову, я встречаю его взгляд. Лицо его в паре сантиметров от моего.

Я чувствую, как вспыхнули щеки, и первой отвожу взгляд. Надеюсь, он подумает, что я раскраснелась от жаркого костра.

– Вот бы сюда Свонн, – поспешно говорю я. – Она бы убила того кота голыми руками. Или Саймона – он научил меня разбираться в электронике, он был… – У меня срывается голос. Я не произносила его имя вслух года два. – Он был моим знакомым мальчиком, – запинаясь, заканчиваю я.

Я до сих пор чувствую на себе взгляд Тарвера.

– Мне хватит девушки, которую я знаю.

Солнце уже зашло, и на небе рассыпались звезды. Я смотрю на них, чтобы не встречаться взглядом с обнимающим меня солдатом. Только сейчас я понимаю, как непривычно выглядят звезды.

– Если все это правда, значит, я не сумасшедшая, – говорю я, не отводя взгляда от неба.

– Если все это правда, значит, мы здесь не одни.

Его голос звучит скорее озабоченно, нежели спокойно.

– Но шепот пока нам не навредил. Мне кажется, они не знают, как еще до нас достучаться, и поэтому показывают наши мысли.

– Если с нами пытаются связаться, – шепчет Тарвер, крепко сжимая своей рукой мою, и мои щеки пылают еще сильнее, – что так упорно пытаются нам сказать?

– Бутылка пустая.

– И правда. Я прикажу принести другую. А вы пока расскажите, какие у вас были цели, когда вы дошли до места крушения.

– Найти припасы. Безопасность.

– Как же спасение?

– Мы не увидели ни одного спасательного корабля. Я сомневался, что нас спасут.

– Вы обсуждали это с мисс Лару?

– Нет. Мы очень устали. Мы сосредоточились на насущном.

– И что же это было?

– У нас почти закончилась еда, а мисс Лару очень хотелось переодеться.

Глава 23. Тарвер

Наутро мы спускаемся по снежному склону, и спокойная тишина нарушается только нашим пыхтением. В воздухе вьются клубы пара от учащенного дыхания. У меня першит в горле, пересохло во рту: растапливать в нем снег не так уж просто, и от холода живот сводит судорогой. Я непрестанно думаю о фляге. Потеряй я пистолет вместо нее, было бы не так плохо.

Я протискиваюсь сквозь проем между двумя скалами и вдруг, когда я поворачиваюсь помочь Лилиан, взгляд падает на землю, и я вижу… флягу. Она в безупречном состоянии, на гладких боках нет товарного знака. Такое ощущение, что она только что сошла с производственного конвейера.

Я протягиваю к ней руку, думая, что сейчас пальцы ухватятся за воздух, но они касаются твердого металла – фляга настоящая.

Я ее поднимаю. Сердце ёкает.

На ней выгравированы мои инициалы – моей собственной рукой, – но царапины и вмятины будто бы убрали. Фляга новехонькая, прямо как в тот день, когда я ее получил. Я отвинчиваю крышку: очистительная система в порядке, в самой фляге плещется чистая вода. По спине пробегает дрожь.

Моя фляга осталась в пещере – она погребена под завалом. И вот прямо у нас под носом лежит ее точная копия – нет, не копия – та же самая фляга, будто бы материализовалась из наших мыслей.

– Тарвер?

Лилиан пытается заглянуть в проем, чтобы увидеть, почему я остановился как вкопанный. Я отхожу в сторону и пропускаю ее, но флягу она замечает не сразу. А когда замечает, то широко распахивает голубые глаза и чуть не падает, пробираясь через проем. Я подхватываю ее. На мгновение мы замираем, и она стоит, прижавшись ко мне.

– Ты держишь ее, – говорит она, касаясь фляги пальцем. – Тарвер, она настоящая. Это не видение.

– Это моя фляга, но совершенно новая.

Я переворачиваю ее и показываю Лилиан свои инициалы. Видно, как у нее перехватывает дыхание.

– Как? Да нет же, на борту было много солдат. Наверняка у кого-то были такие же инициалы. Это совпадение.

Я уже хочу ей сказать, что фляга никак не могла оказаться здесь после крушения, но тут вижу выражение ее лица и ничего не говорю. Она знает. Никто из нас не хочет озвучивать свои мысли. Шепот обладает силой показывать нам не только видения или предостерегать. На что еще он способен?

Я пробую воду – она приятная на вкус, свежая и чистая. Можно больше не есть снег. Лилиан, утолив жажду, держит флягу в руках и разглядывает, проводит по ней пальцами, будто та может поменять облик от тщательного осмотра. Потом Лилиан поднимает руку и смотрит на свои пальцы. Она вскидывает на меня глаза, и через секунду я понимаю: она не дрожит. Фляга настоящая. Из нашего разума не вытянули очередной образ и не показали видение.

Мне хотелось бы воспринимать это как дружеский жест от неведомых существ. Я рад находке, но думаю только об одном: зачем так упорно помогать нам выжить?

Что им на самом деле от нас нужно?

Ближе к полудню мы добираемся до поросших травой холмов у подножья горы. Как же приятно идти по ровной земле, размять ноги и на время расслабить напряженные мышцы! Всего за несколько дней я привык к планете. По эту сторону гор не растут цветы, которые мы видели на равнине; в земле я замечаю норы, а значит, потом смогу поставить силки. Но умиротворение тут же улетучивается – мы идем по кладбищу.