Книга Шесть камешков на счастье - Кевин Алан Милн

Грант снова на короткое время прервался – и задал вопрос:

– Интересно, мистер Шпиц, точнее, Джейк – а ваша мать была с вами рядом в детстве? Как мне сообщили, была. А еще мне сообщили, что она от вашего имени умоляла о снисхождении, потому что якобы вы не могли себя контролировать и у вас в момент нападения были галлюцинации. Так вот, какое же число я должен назвать вашей матери? Сто двадцать восемь миллионов шестьсот семьдесят три тысячи. Вот что получится, если умножить мое число на числа моих дочерей. Можете быть уверенным, цифра не маленькая. Тем не менее это именно то количество минут, которое, я надеюсь, вы проведете в тюрьме. Если вдруг у вас проблемы с арифметикой, я поясню: получится двести сорок пять лет.

Грант остановился на секунду. Он посмотрел сначала на Джейка Шпица, потом на меня, потом в бумажку с текстом. Прежде чем продолжить, сложил свои заметки и положил обратно в карман, видимо собираясь дальше импровизировать.

– Мои коллеги предложили сказать вам, что я вас простил, что, хотя моя семья разрушена, с нами все в порядке. Они хотели, чтобы я был с вами любезен и благословил на новую жизнь за решеткой. Что ж, так я поступить не могу. Я не могу лгать. Я искренне надеюсь, что суд накажет вас со всей строгостью. Если я правильно понимаю то, что написано в Уголовном кодексе, вы останетесь за решеткой до конца своей жалкой жизни – пока не подойдет ваше число.

В зале наступила гробовая тишина, а Грант медленно подошел к своему месту рядом со мной. Выполнив все формальности, судья и присяжные удалились на совещание.

Спустя пару часов «Хогг» снова всех вызвал в зал суда и объявил, что решение принято. Когда в зале воцарилось молчание, он откашлялся и произнес:

– Подсудимый приговаривается к двадцати пяти годам лишения свободы с возможностью условно-досрочного освобождения по истечении пятнадцати лет.

Не такого приговора ожидал Грант. Он вскочил с места и с горящими глазами целую минуту вопил о несправедливости правовой системы. Пока он, брызжа слюной, кричал на весь зал, охрана от греха подальше вывела Джейка Шпица.

Судье пришлось дождаться, пока Грант успокоится, прежде чем он смог дать свои пояснения:

– Имейте в виду, судимостей мистер Шпиц не имеет. Да, он был под действием наркотических препаратов, но у него вся жизнь впереди. Важно также отметить, что с первого дня процесса он раскаивался в содеянном, что многое говорит о его характере. И потом, он еще совсем молод и, возможно, если исправится, сможет внести свой вклад в развитие общества. Но самое главное – как бы чудовищно он ни поступил, это было сделано непреднамеренно. Как свидетельствуют представители и защиты, и обвинения, подсудимый во время инцидента себя не контролировал, а находился под воздействием наркотиков. Я принял во внимание все вышеописанное, рассмотрел все обстоятельства дела с точки зрения Уголовного кодекса и нахожу, что вынесенный мною приговор совершенно оправдан.

Судья помолчал, положив руки на спинку скамьи.

– Мистер Мак Фэдден, я действительно сожалею о вашей потере. Ранее вы утверждали, что мистер Шпиц не заслуживает пощады. Как судья, я обязан быть справедливым и честным. По своему опыту знаю, что правосудие часто милостиво к провинившимся. Однако могу вас уверить, что никогда бы не пожертвовал справедливостью в угоду милосердию. Только не в этом храме Фемиды. В данном случае, как я считаю, восторжествовала справедливость.

Вспоминая тот день, я не могу не согласиться с тем, что сказал судья. Он действительно взвесил все факторы, прежде чем принял решение. В конце концов, думаю, единственным, о чем он не подумал, было то, как это решение скажется на Гранте, а после и на мне.

Глава 24

– Посуда в раковине уже три дня, Мэдди! Ну-ка иди сюда и сделай хоть что-нибудь полезное!

В субботу вечером у Гранта снова случился нервный срыв. Приговор Шпицу выбил его из колеи, как тогда, сразу после смерти мамы, только теперь пил он гораздо больше. Конечно, в будние дни он воздерживался от выпивки, но зато давал себе волю в выходные.

– Можно я сначала дочитаю главу? – спросила я.

Грант подошел ко мне, вырвал из моих рук учебник и отбросил в сторону.

– «Можно я сначала дочитаю главу»? – передразнил он плаксивым голосом, совершенно не похожим на мой. – Ты прямо как мои спиногрызы: дай вам палец, так вы всю руку откусите. «Можно я сдам домашнее задание в следующий раз, мистер Мак Фэдден? Можно я посчитаю на калькуляторе? Мистер Мак Фэдден, можно перенести тест на несколько дней?» Нет, нельзя!

– Прости, – буркнула я.

– А, теперь ты извиняешься? – Грант отхлебнул из бутылки, которую принес собой. – Извиниться и быть ленивой задницей – прекрасное сочетание, ничего не скажешь. Ты хоть знаешь, сколько мне приходится работать, чтобы прокормить вас с сестрой, Мэдди? Да я в лепешку расшибаюсь, чтобы у тебя и Элизы все было. А что получаю за свои труды? Ничего. Никакого уважения. Моя двенадцатилетняя дочь даже не может оторвать свой толстый зад от стула и пойти вымыть посуду!

Я поняла, что, если начну спорить, все станет только хуже, поэтому пошла мыть посуду, и, к счастью, Грант успокоился. Когда я уже почти закончила, Элиза проснулась, расплакалась и выбежала из своей комнаты. Грант с минуту или две пытался загнать ее обратно, но она никак не желала замолчать.

Я поставила в сушилку последние пару тарелок и пошла успокаивать сестру.

– Просто заткнись наконец! – кричал Грант, когда я взяла ее на руки. – Я так больше не могу!

– Не ори на нее! – вскипела я. – Она же испугалась!

И получила по губе второй раз.

– Не смей повышать на меня голос! – рявкнул отчим.

Я зажала рот рукой, чтобы подавить боль.

– Имей уважение, – добавил он уже тише.

Все это случилось на летних каникулах, так что мою распухшую губу никто не видел. Как не видели и синяк под глазом, который появился еще через месяц.

Я не знаю, почему свою злость Грант вымещал на мне, но все было именно так. Причем позволял он себе это только в пьяном состоянии. А потом, конечно, многократно извинялся, обещал, что это больше не повторится, обнимал меня, говорил, что исправится, сетовал, как ему надоело разрываться между работой, стиркой, готовкой, уборкой, оплачивать счета и воспитывать нас с сестрой.

Как-то в сентябре Грант посадил меня рядом с собой и объяснил, что не справляется со всем сам.

– Я знаю, ты не хочешь это слышать, – сказал он. – Но я действительно хочу, чтобы ты взяла на себя роль главы семьи. Чтобы ты мне помогала. Тебе уже почти тринадцать, а это значит, ты уже можешь взять на себя гораздо больше дел, которыми раньше занималась твоя мама. Думаю, если ты освободишь меня от части домашних хлопот, я не буду так нервничать и для всех нас будет гораздо лучше. Могу ли я рассчитывать на тебя?

Конечно, я согласилась. А что еще я могла ответить: «Да ладно, Грант, ты же можешь просто меня ударить?»