Книга Тираны. Книга 2. Императрица - Вадим Чекунов

Утрата мужской силы императора грозила катастрофой всему государству. Не будет наследника — начнутся интриги, возникнет грызня между кланами, да и среди китайцев с новой силой вспыхнут пересуды о скором падении династии.

Придворные лекари усиленно пичкали его сложными снадобьями и особой едой. В ход шли и павлиньи языки, приправленные сычуаньским перцем, и медвежьи лапы, перемешанные с человечьим последом, и приготовленные в сое бычьи половые органы… Но император оставался вял. Горе-врачевателей за неумение исцелять с позором изгоняли из Запретного города, перед этим хорошенько поколотив палками. Посещения Павильона воды Сын Неба не оставил, втайне надеясь на чудесное воскресение своей былой Драконьей страсти и силы. Сама мысль, что из-за немощи он стал походить на прислуживающих ему скопцов, подавляла. Всё чаще Сяньфэн, слывший ранее мягким правителем, срывал зло на придворных, сурово наказывая за малейший пустяк, а иногда и вовсе без повода. Порой истошные крики получавших свою порцию палок евнухов или чиновников не стихали возле Полуденных ворот до самого вечера…

…Минувшей зимой император еще мог начинать день с пары чашек горячего вина сразу после пробуждения, закусывая мясными пирожками. Это согревало, бодрило и придавало сил до полуденного сна. Но с приходом жары Сын Неба был не в силах проглотить ни куска до наступления темноты — и никакие возбуждающие аппетит настойки не помогали. Лишь холодный чай, что подавали ему в постель, помогал освежиться и приготовить себя для утомительной утренней процедуры переодевания.

Сегодняшний ритуал омовения и облачения показался Сяньфэну особенно долгим и невыносимым. Троим слугам было назначено наказание, немедленно исполненное прямо за порогом спальни. Посвист плети и вопли провинившихся ненадолго взбодрили изнывавшего от жары Высокочтимого правителя и его подданных.

Восемь евнухов подхватили резной паланкин императора, возложили шесты на плечи и привычно зашагали в направлении Горного кабинета, откуда шла короткая и ровная дорога к Павильону воды. Укрытый за желтыми занавесками повелитель не мог видеть, как к управляющему подбежал толстый Ань Дэхай и, обмахиваясь веером, отдал негромкое распоряжение, подтвердив его взмахом руки в сторону сада под названием Тень платанов. Указанный путь был длиннее, но лица управляющего и носильщиков остались невозмутимы. Споро развернувшись, евнухи засеменили по горячим плитам дорожки, унося своего повелителя от видневшейся над кронами деревьев крыши Горного кабинета.

Сяньфэн, слишком утомленный утренними сборами, не обратил никакого внимания ни на наружную суету вокруг своего паланкина, ни на большее время следования до вожделенного Павильона. В голове его вяло, будто медузы у кромки берега, колыхались мысли о государственных делах.

Сводный брат правителя, энергичный и воинственный принц Гун, требовал предпринять немедленные меры — ударить разом и по заморским дьяволам, и по ненавистным тайпинам. Он заверял, что войска вполне способны на успешные действия, ведь разбить иноземцев в Гуанчжоу не составит труда. Пусть корабли англичан грозны, но на суше численный перевес на стороне императорской армии. А чтобы направить к берегам Поднебесной новые силы, белым варварам нужны время и средства. К тому же путь через множество морей изрядно истреплет их эскадры.

Сяньфэн не разделял боевого духа брата и склонялся к продолжению и без того затянутых переговоров, на которых из месяца в месяц применялась практика туманных обещаний, мнимых уступок или молчаливого игнорирования требований заморских наглецов. Иноземцы, будучи представителями молодой варварской культуры, стремились заполучить свое путем наскока и применения силы, и в этом с ними состязаться было бы опасно — технически белые дикари оказались развиты превосходно. Но душевным складом европейцы немногим превзошли малолетних детей — требовательные, жадные, своенравные и нетерпеливые, они явно терялись и запутывались в искусно сплетенной тактике переговоров, когда им сулили вожделенные сокровища, на деле оказывавшиеся миражами. Впрочем, император понимал, что бесконечно так длиться не может, и получил тому подтверждение — англичане и французы, не оставляя в покое юг Китая, уже встали на рейде неподалеку от Тяньцзина. А ведь от этого портового города до Пекина — всего три дня пути.

Но если стремления заморских дьяволов были ясны — ими двигала заурядная алчность, и посулы еще большей выгоды сдерживали их воинственность, то мятежники-чанмао доставляли правящей династии куда больше беспокойства. Восставшие крестьяне, возглавляемые сумасшедшим фанатиком, бывшим сельским учителем, ненавидели маньчжуров столь яростно, что могли объединиться с иноземцами для свержения императора.

«Тем из вас, — гласило воззвание длинноволосого главаря, объявившего себя воплощением бога, которому поклонялись европейцы, — кто сумеет схватить и привести собаку Сяньфэна или отрубить и доставить его голову, и тем, кто сможет схватить и обезглавить всех маньчжурских варваров, будут дарованы большие чины».

Россказнями про вселившегося в него бога неистовый мятежник Хун Сюцюань завораживал китайских простолюдинов и пытался заручиться поддержкой европейцев. Судя по донесениям, последнее у него выходило неплохо — армия тайпинов начала получать от англичан ружья и даже пушки. Лазутчики, проникавшие в лагерь бунтовщиков, возвращались далеко не все. Многих бдительные и подозрительные мятежники сумели раскусить, но еще большее число посланных двором разведчиков неожиданно переметнулись на сторону восставших. А те, кто возвращался, рассказывали удивительные вещи — будто бы иноземное божество действительно благоволило к предводителю бунтовщиков, наделяя его энергией невероятной силы. Говорили, что даже лицо вожака преобразилось от наложенной на него печати злого заморского духа и глаза его стали столь страшны, что Хун Сюцюань вынужден носить очки с черными стеклами.

От невеселых дум императора отвлек странный мелодичный звук, едва различимо доносившийся снаружи. Поначалу Сяньфэн решил, что это привычный шум в ушах и льющаяся вода фонтанов создали иллюзию, превратившись в сладкоголосое женское пение. Но быстро понял, что такого быть не может — слишком искусным казался голос.

Император прислушался. Затем отодвинул занавеску и без слов указал в ту сторону, откуда доносились чарующие звуки. Управляющий отдал команду евнухам, и те направились к воротам сада под названием Тень платанов.

«Надо же, во дворце есть еще одно место, название которого соответствует сути», — удивился Сяньфэн, разглядывая уголок, в котором никогда не бывал ранее. Широкие листья действительно давали тень, закрывая солнечные лучи — те едва пробивались сквозь густые кроны, теряли свой яростный напор и рассеянным ажуром падали на дорожки и гладь пруда. По стенам построек плясала изумрудная и янтарная светотень. На многочисленных клумбах пестрели цветы, их аромат витал в прохладном воздухе и приятно щекотал ноздри.

Обитатели сада при виде свиты и паланкина, раскрашенного в желтый императорский цвет, упали на колени там, где их застало появление столь неожиданных гостей. Служанки и наложницы склонились до земли, однако песня продолжала звучать, как ни в чем ни бывало. Нежный голосок доносился из внутреннего дворика одной из построек.