Книга Ангел в петле - Дмитрий Агалаков

Он не извинился.

— Если они как-то встают между нами, мешают нам…

— Они тут не причем, правда. Я сама виновата, я просто дура…

— Да нет, ты не дура. В этом-то все и дело… Ну вот, Зинаида Ивановна уже на пороге… А где же наш мастер — вышел за молоком? Это его любимое занятие. После живописи.

— Я хочу остаться в машине, — твердо сказала Рита, когда он накрыл ее руку своей. — Иди один.

Савинов даже опешил от ее голоса, вдруг, в одно мгновение, ставшего волевым, непреклонным, не вызывающим даже сомнения на счет сказанного.

— Хорошо, любимая, дело твое.

Он открыл дверцу, выбрался из машины. Сейчас Зинаида Ивановна показалась ему почти отталкивающей — с заученной ради него улыбкой, с какой главврач психиатрической лечебницы обходит палаты наиболее респектабельных пациентов. Все отлично, ребята. Небо — голубое, трава — зеленая, люди — ягнята, волков вообще в природе не существует. Все в полном ажуре — беспокоиться не о чем. Он чересчур сильно хлопнул дверцей. Черт возьми, да он развратил эту пожилую женщину!

— А мы вас сегодня не ждали, Дмитрий Павлович, — запела она, — но все равно, очень рады. А Илья работает, с утра до вечера, картину за картиной пишет, — она сбавила голос, — все подсолнухи и ангелы, как вам нравится. («Сейчас меня стошнит, — подумал он, — какой бред…») И каждый раз по-новому. («Уже лучше».) И маслом, и пастелью… («Пастелью» она произнесла через «е». «Я выгляжу в ее глазах маньяком, — пронеслось у него в голове, — не меньше. В своих глазах — тоже. А впрочем, плевать. Одно плохо: Рита в машине и все это слышит.) Да на вас совсем лица нет, Дмитрий Павлович… («Только для Риты я не маньяк. Скорее конкистадор, обменивающий на медные колокольца золотые слитки. Она-то сразу просекла суть его предприятия! А впрочем, на это тоже плевать…») Переутомились, наверное, у вас ведь столько работы…

— Простите?

Она, совсем смутившись, улыбнулась:

— Я говорю, утомились, наверное. Может быть, водички? Или компотику, у нас свежий, только что сварили. Или кваску?

— Кваску, уважаемая Зинаида Ивановна.

— А то, если хотите, щей из кислой капустки. За сутки-то настоялись.

— Нет-нет, только кваску.

— Да вы поднимайтесь, поднимайтесь…

Савинов, извиняясь, покачал головой:

— Я ненадолго, на минуту; проездом; решил поздороваться.

Женщина просияла, едва не растаяла от умиления. Савинов не сомневался — для этого главврача он был самым лучшим пациентом психиатрической лечебницы, идеальным!

Он сам не заметил, как на пороге оказался Илья. Савинов инстинктивно обернулся на темные окна автомобиля, за которыми сейчас, так же, как и он, на Инокова смотрела Рита. Почему он боялся этого? Стал бояться — со вчерашнего вечера? Он опять повернулся к парадному…

— Илья, — запела мать, — ну-ка принеси гостю квасу… Да ладно, — глядя на неподвижно, точно в полусне стоявшего сына, заспешила она. — Сама принесу. Иди, поздоровайся с Дмитрием Павловичем… А может быть, все-таки в дом?

— Нет-нет…

Но она уже торопилась по ступеням — к темному проему дверей.

«Вот он, мастер, великое перо; вот она, фигура, достойная греческой трагедии», — думал Савинов, улыбаясь несмело двинувшемуся в его сторону юноше, отчего-то подозрительно косившемуся на автомобиль.

А ведь такого раньше не было, раньше он его точно и не замечал…

Они поздоровались.

— Как успехи? — спросил Савинов, и от этого дежурного вопроса ему едва не стало плохо. «Надо скорее уезжать домой, — думал он, — все это добром не кончится…»

— Хорошо, — ответил Илья. — Вы должны были приехать через неделю…

— Я уже сказал твой матери, я просто проезжал мимо, решил наведаться.

Художник смотрел на однорукого пионера в центре дворика и, так казалось Савинову, не видел и не слышал его — гостя и своего благодетеля. Что сейчас было реальным для Ильи? «Ангелы и подсолнухи»? То, что он, Дмитрий Павлович, городской маньяк, «так любит»? Первый раз ему захотелось дать подзатыльник молодому гению, кстати, приодевшемуся, хотя одежда сидела на нем мешковато, точно с чужого плеча.

— Скоро вам не придется таскаться в такую даль, — тихо проговорил Илья.

— А что такое?

— Мама меняет нашу квартиру на квартиру в городе. Мы будем жить на Фабричной, в микрорайоне.

— Вот как, поздравляю…

Савинов почувствовал, что ему не хватает воздуха, он даже покачнулся. «Ах, сметливая мамаша, вот и доверяй после этого деньги провинциалам!». В Савинове сейчас занимался целый ураган, завиваясь кольцами, поднимаясь выше, и, вдруг созрев, накопив силы, сорвался, полетел, сметая все на своем пути. Это что же она делает, старая ведьма? Что вообще происходит? Она хочет вытащить сына в мир, от которого он, предусмотрительный и осторожный Дмитрий Павлович Савинов, всеми силами скрывает его? Ведь еще не пришло время! И что это за идея — покупка квартиры? Все должно было быть по-другому. Это он, когда контракт будет подписан, сам должен надоумить семейку Иноковых и, в первую очередь, мамашу, перебраться поближе к городу…

ОН?!

Савинов даже покачал головой, впору было замереть, набрав в легкие воздуха и так и не выдохнув его. ОН… Савинов смотрел на Илью так, точно не узнавал его, силился вспомнить изо всех сил, кто перед ним; теперь он радовался, что тот находится почти в бессознательном состоянии, летая среди светлокрылых бестелесных существ, валяясь, раскинув руки, в подсолнухах. Вот ведь какое дело: это совсем не он должен был надоумить мать художника перебраться ближе к городу. Совсем не он! Это должен был сделать Федор Игнатьев. И с этим фактом необходимо было смириться. Ведь он запросто переделывал свою жизнь. Отказался от первой жены, от второй, выбрал новую профессию. Стремительно соблазнил Риту и еще более стремительно женился ней. Он дал своей матери одной умереть в ее квартирке… Все, что пришло к нему в одно мгновение, было не просто открытием — было откровением. Что же из этого следовало? А то, что пенять на «старый» сценарий с известными персонажами уже не стоит. Все строится заново. И он не может упрекнуть в этом Принца, хотя очень хотелось это сделать. Обматерить помогшего ему духа, сейчас парившего где-то между землей и небом. Ему даже послышались мерные удары крыльев над головой, доносившиеся через неясную пелену; почудился размах этих крыльев, внезапно бросивших тень на маленький убогий дворик. Принц предостерегал его? Возможно! Говорил: «Будь осторожен, не испорть игру, ты так хорошо все начал!..»

Задрав голову, он посмотрел вверх.

— Ваш квас, Дмитрий Павлович…

— Что?

Ему сконфуженно улыбалась Зинаида Ивановна.

— Я говорю, ваш квас: пейте на здоровье…

— Ах, да, спасибо.

Он взял из ее рук кружку и выпил все, до самого донышка. А квас действительно был хорош! Ядреный, терпкий. Одно слово — домашний.