Книга Репортажи с переднего края. Записки итальянского военного корреспондента о событиях на Восточном фронте. 1941-1943 - Курцио Малапарте

Несмотря на то что приехал сюда не воевать, а наблюдать вблизи и подробно описывать ход осады Ленинграда, я позаботился о том, чтобы захватить с собой все необходимое военное снаряжение, в том числе спальный мешок, комбинезон из шерстяной ткани на меху, похожий на те, что носят эскимосы, рюкзак, запасную обувь, а также несколько бутылок бренди и консервы. Читатель должен знать, что в финской армии офицерам не положено иметь денщика, поэтому мне пришлось все это нести собственноручно.

Я приехал сюда не воевать, а попытаться заглянуть на расстоянии, через окопный бруствер, через проволочные заграждения, за советские укрепления, за леса и безграничные снега, за покрытую льдом церковь в Александровке, на заводские корпуса, шпили и купола Ленинграда. Огромный город Ленинград, ровный, угловатый, в нем совсем нет зданий небоскребов, вообще нет высотных зданий. Построенный на топких болотах дельты Невы, он каждый день как будто все глубже погружается в липкий ил своих прудов и каналов. Здания города хорошо различимы на расстоянии на фоне неба, на самом горизонте. Время от времени их скрывает от взгляда бледная голубая дымка. Затем она внезапно рассеивается, и можно увидеть, как перед тобой встает город, так близко, что кажется – протяни руку, и можно будет коснуться его. (Именно такое случилось совсем недавно со мной, когда я приехал в этот лес. Туман на время рассеялся, и я на какое-то время замер посреди дороги, пристально вглядываясь в это завораживающее, в высшей степени прекрасное зрелище.)

Я просидел в корсу больше часа в ожидании вызова от командующего этим участком фронта полковника Лукандера. Лейтенант Свардстрем, сопровождавший меня в поездке из Виипури (Выборга), которого я попросил сходить разузнать о местонахождении полковника, вернувшись, сообщил мне, что тот отправился инспектировать позиции.

– Он скоро будет, – добавил лейтенант.

Свардстрем – высокий, стройный, светловолосый молодой человек с одновременно странно робкой и ироничной улыбкой. Он говорит со мной на смеси финского и немецкого языка, и всегда при этом улыбается, как бы извиняясь. Начался небольшой снегопад. Время шло медленно, и молчание становилось тягостным.

– Я пойду посмотрю, не вернулся ли полковник, – заявил лейтенант и вышел из помещения.

Меня оставили наедине с солдатом, который занимался печкой. Это темноволосый юноша с резкими чертами лица и доброжелательным выражением на нем. Пока я писал эти строки, он смотрел на меня и тайком разглядывал мой мундир: альпийскую шапку, вышитый язык пламени, звёзды.

– Kapteeni? – спросил он меня.

– Да, я капитан, – ответил я.

Солдат улыбнулся и повторил:

– Kapteeni.

Я оторвался от листа бумаги и прислушался к голосам леса, темного, глубокого, бесконечного леса, что окружает нас. Это голоса солдат? Или это животные? А может быть, растения? Или машины? Тот, кто не родился в этих финских лесах, теряется в них, как в лабиринте. Точнее выражаясь, это не лабиринт стволов деревьев и их ветвей. Скорее это ментальный лабиринт: с виду необитаемая ненастоящая страна, где душа полностью теряет связь с реальностью, где все вокруг изменчиво, оно меняет свой внешний вид в непрекращающихся фантастических превращениях. Чувства обманывают тебя, а ум будто погружается в бездонную пропасть. Голоса, звуки, очертания – все приобретает таинственное значение, тайный магический смысл. Издалека донесся крик животного.

– Se on koira. Это собака, – поясняет солдат.

Я благодарен ему за то, что он переводит мне звуки леса на человеческий язык. Красивое слово «koira». Оно звенит в моих ушах, напоминая что-то из греческого языка, о развалинах Акрополя. Вдалеке послышался резкий звук. Он стремительно приближался, распространяясь среди деревьев, как лепестки цветка, как струя фонтана, как колыхание женских волос на ветру.

– Se on tykki. Это орудие, – снова произнес солдат. Тяжелое орудие.

Звук разрыва отразился в лесу эхом, как течение реки. Солдат пристально посмотрел на меня, внимательно прислушался. И я был благодарен ему за помощь, ведь голоса в этом финском лесу звучали для меня странно, и я не мог отличить голоса солдат от звуков, издаваемых животными, растениями или машинами в этом бесконечном и таинственном финском лесу.

– On tuuli. Это ветер, – сказал солдат.

– Se on hevonen. Это лошадь, – говорит солдат.

Звуки голосов приближались к двери корсу. Солдат поднял глаза, посмотрел и пояснил:

– Se on venalainen. Это советский пленный, дезертир.

Пленный был небольшого роста, худощавого сложения, с очень бледным лицом и испуганными бегающими глазами. Его голова была обрита и покрыта родинками. Он стоял перед группой солдат, нервно комкая в руках свою островерхую татарскую шапку. На лбу блестели крупные капли пота, то ли от страха, то ли от усталости. Он часто вытирал пот со лба своей шапкой.

– Я не знаю, – постоянно отвечал пленный.

Голос пленного испуганный, чуть охрипший. Советский пленный. Как бы мне хотелось, чтобы этот человек не интересовал меня, чтобы меня не волновала его судьба. Но его вид наполнил меня жалостью и одновременно какой-то непонятной скрытой яростью. Со вчерашнего дня я видел много таких советских пленных. Все они были низкорослыми, тощими, очень бледными. У всех были испуганные бегающие глаза. Все выглядели бесконечно печальными и напуганными. Инстинктивно я пытался понять, как эти солдаты, от которых веяло страхом и ужасом, с их дрожащими жалкими голосами, могли быть теми воинами, что, возможно, разрушили Виипури, что превратили Карелию в пустыню и довели Карельский перешеек до того ужасного состояния, в котором я нашел его сегодня.

Ничто не выглядело так жалко, как этот город Виипури (шведский Выборг), ничто не смотрелось так страшно, как эти наполовину утонувшие в снегу черные развалины. Во время зимней войны 1939–1940 годов русские не захватывали Виипури. Они оккупировали город лишь после заключения мира, в соответствии со статьями Московского мирного договора[42]. В прошлом августе, когда советские войска были вынуждены оставить его, город ужасно пострадал от мин и пожаров. Дом за домом, дворец за дворцом, весь Виипури взорвали с применением ультрамодного метода радиоуправляемого минирования с дистанционным управлением, когда подрыв осуществляется по команде, данной по радио на определенной длине волны, то есть после передачи определенных музыкальных нот.

Сегодня утром, когда я бродил по улицам Виипури, я видел, как ветер завывал посреди остовов домов. Серое небо, которое выглядело так, будто оно было сделано из некой твердой непроницаемой субстанции, проглядывало через зияющие дыры окон. Крепкий, богатый, славный город Виипури, вечный форпост Скандинавии против России[43]. Он стоит прямо на пути, что ведет из Ленинграда, Новгорода и Москвы в Хельсинки, Стокгольм, Осло, Копенгаген, на побережье Атлантики, и его положение тесно связано с его судьбой. Зажатый между шведской крепостью, поставленной на высоте у глубокого и очень узкого залива, испещренного островами и скалами, город господствует над северо-западной оконечностью этого большого участка земли, расположенного между Финским заливом и Ладожским озером, что зовется Карельским перешейком. Здесь море вдается далеко в глубь суши, захватывая землю и окружая город, как бы упаковывая его; оно доходит до его домов, формирует очертания его площадей, дворов и особняков.