Книга Июнь. 1941 год. Запрограммированное поражение - Борис Кавалерчик

Пожалуйста, обсудите это с Молотовым немедленно и посмотрите, не посчитает ли Советский Союз желательным, чтобы русская армия выступила в подходящий момент против польских сил в русской сфере интересов и, со своей стороны, оккупировала эту территорию. По нашим соображениям, это не только помогло бы нам, но также, в соответствии с московскими соглашениями, было бы и в советских интересах» [204].

Через 2 дня Молотов осторожно ответил на этот запрос:

«Мы согласны с вами, что в подходящее время нам будет совершенно необходимо начать конкретные действия. Мы считаем, однако, что это время еще не наступило. Возможно, мы ошибаемся, но нам кажется, что чрезмерная поспешность может нанести нам ущерб и способствовать объединению наших врагов» [205].

Сталин рассчитывал, что война в Европе будет столь же долгой и жестокой, как и война 1914–1918 гг., и продолжал последовательно проводить все ту же политику выжидания. Об этом убедительно свидетельствуют его слова, изложенные в дневниковой записи Генерального секретаря исполкома Коминтерна Г.М. Димитрова. Он сделал ее 7 сентября 1939 г., - сразу после встречи в Кремле со Сталиным, Молотовым и Ждановым:

«‹…› — Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т. д.)

За передел мира, за господство над миром! «‹…› — Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга.

— Неплохо, если руками Германии было расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии).

- Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расшатывает, подрывает капиталистическую систему.

‹…› Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались.

— Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии.

— Следующий момент подталкивать другую сторону.

— Коммунисты капиталистических стран должны выступать решительно против своих правительств, против войны» [206].

Казалось бы, обычное заявление государственного деятеля о войне, разразившейся между потенциальными врагами своей страны. Необычность его заключается в том, что оно скрывалось от общественности тогда и после окончания Второй мировой войны, так как противоречило мифу о миролюбивой политике Советского Союза. Это заявление Сталина вполне перекликается с известным публичным и весьма откровенным заявлением сенатора США Г. Трумэна, которое он сделал 23 июня 1941 г. о войне Германии против СССР:

«Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше, хотя я не хочу победы Гитлера ни при каких обстоятельствах» (выделенную часть фразы сенатора у нас в годы «холодной войны», как правило, опускали. — Авт.)[207]. Это заявление Трумэна советская пропаганда (а кое-кто и сейчас) использовала, где надо и не надо, как пример величайшего по наглости цинизма.

Охарактеризовав Польшу как фашистское государство, Угнетающее другие народности, Сталин заявил, что «уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население» [208]. Зарубежные компартии получили в первой половине сентября соответствующую директиву Коминтерна, в которой отмечалось, что «настоящая война — империалистическая, в которой одинаково повинна буржуазия всех воюющих государств». Поэтому рабочий класс и тем более компартии не могут поддерживать эту войну. Тем более «международный пролетариат не может ни в коем случае защищать фашистскую Польшу, отвергшую помощь Советского Союза, угнетающую другие национальности» [209].

А Гитлер был заинтересован в том, чтобы советские войска вторглись в Польшу как можно скорее: это облегчало выполнение задач немецкими войсками и приближало их победу. Кроме того, он надеялся, что выступление СССР автоматически сделает его союзником Германии, так как Англия и Франция вынуждены будут объявить войну и Советскому Союзу. В этом направлении германской стороной дополнительно был предпринят целый ряд шагов, в том числе и ложное сообщение 8 сентября о взятии немцами Варшавы[41]. В ответ на это заявление Молотов попросил германское посольство в Москве передать его поздравления и приветствия германскому правительству и в тот же день заверил посла Шуленбурга, что советские военные действия начнутся в течение ближайших дней [210].

На следующий день Военные советы БОВО и КОВО получили приказ к исходу 11 сентября 1939 г. скрытно сосредоточить войска вблизи границы и быть готовыми к решительному наступлению с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника. В частности, 4-я армия должна была действовать в направлении Барановичи и к исходу 13 сентября выйти на фронт Снов-Жиличи. Однако вскоре стало известно, что Варшава немцами не занята, а на франко-германской границе началось продвижение французских войск к «линии Зигфрида»[42]. К тому же выяснилось, что на отмобилизование и развертывание советских войск, предназначенных для «освобождения» братских народов Западной Белоруссии и Западной Украины, потребовалось больше времени, чем планировалось. Поэтому приказ не был доведен до войск, а время перехода госграницы отложено на неопределенный срок.

В Польше на случай войны с СССР был разработан оперативный план «Wschod» («Восток»), в котором довольно точно была вскрыта группировка наших войск в приграничных округах, в том числе количество стрелковых, кавалерийских и танковых корпусов. Количество танков на вооружении РККА поляки оценивали в 19 300 штук [211]. Довольно близкое к истине предположение, ведь до 1939 г. в Красную Армию было поставлено 22 590 танков, а в 1939 г. — еще 3034 [212]. Вообще, у поляков была хорошая разведка, на счету которой числилось немало достижений. Скажем, в разгадывание секрета немецкой шифровальной машины «Энигма» они внесли очень существенный вклад. Вот только поляки и представить себе не могли, что СССР и Германия у них за спиной сговорятся. Впрочем, не только они.

В СССР в довоенные годы Польша постоянно рассматривалась как серьезный вероятный противник. Ее вооруженные силы тщательно изучались, составлялись соответствующие планы, комсостав в обязательном порядке заставляли учить польский язык. Проводились командно-штабные и войсковые учения различного уровня, в том числе и с боевой стрельбой. Преподаватель огневой подготовки Ленинградского пехотного училища, заслуженный мастер спорта по пулевой стрельбе Н.В. Богданов участвовал в одном из них, носившем опытный характер. Против наступающей усиленной польской пехотной роты выставили две пары снайперов. Противника обозначали 129 мишеней точно по штату роты — от ее командира до последнего подносчика патронов. В короткий срок наши снайперы поразили свыше 90 % мишеней.