Книга Здравствуй – Прощай - Игорь Афонский

Глядя на заплывший глаз офицера, Лохо прекрасно понимал, что «припаяют» за такое поведение: годик сверхсрочных показательных работ, дисциплинарного исправления. Только оказавшись за чертой, он смог ощутить всю зыбкость своего положения. Но именно это их в тот момент помирило. Офицер оказался нормальным человеком, к солдату у него претензий не было. Но за потерю своего оружия ему ответить пришлось, был суд чести, перерасчет зарплаты, были большие душевные срывы, но всё прошло.

Однажды наступил момент, когда можно было спросить у Организатора! Спросить за всё! Он потерял бдительность, его заманили в дальний окоп, там связали веревками и обещали, что положат под колёса тяжелой машины, а потом развяжут. В тот момент главарь струсил. Он рассказал много интересного, но по-прежнему больше наговаривал на других. Друзья обрадовались, что получили компенсацию, но упустили время. Кастрюлькин был демобилизован в числе других «дембелей», которых проводили в полк, оттуда отправили в «отстойник» и самолётом в Ташкент. Так им выдали документы и билеты по нужным направлениям, пожелали всего хорошего в дальнейшей жизни. В вагоне ехали все вместе — ефрейтор Никита, потомственный немец, Кастрюлькин и еще несколько человек выпили, покурили какой-то местной дряни, а утром обнаружилась пропажа денег, вещей и документов, воры не побрезговали и сняли часы с рук и медали с кителей. Кастрюлькин вез обычный «дембельский» набор, а также передачу от земляков для их родителей: магнитные браслеты, часы и другие, «заморские» диковины. Потом он будет жалобно разводить руками перед друзьями, что-то пытаться доказать. Но с кем не бывает, друзья ему, вероятно, простят его нелепость и невезучесть.

Что касается Лохо, то «вывод ОКСВА» он провёл в своём «МТЛБ», за рычагами управления, все трудности такого круиза перенёс на «своей шкуре». Поэтому увольнение в запас для него было с большой задержкой. Он в числе других получил на границе памятные часы завода «Славы» и Почетную Грамоту СССР за подписью-печатью самого М.С. Горбачёва. Так и уехал Лохо утренним поездом из пограничного городка в Ташкент, а оттуда в свой небольшой городок, который находился где— то, с его слов, на территории бывшего «Карлага», но стремился построить что-то светлое и чистое в этой жизни, так искорёженной такой войной.

Глава 11. Вавилов

Вавилов. Если бы его не было, то было бы скучно, и следовало такого типа придумать. Идущий по тропинке, ведущей с «КП» в казарму, человек напоминал реабилитированного больного с диагнозом восстановления опорно-двигательных функций организма. Так шагает человек, который перенёс какую-то травму, но своими усилиями поставил себя на ноги нелегкими каждодневными тренировками или поясом-корсетом, который держит резинками и пружинами обе нижние конечности, поэтому его ноги задираются так неестественно высоко. Это шагает деревянный мальчик, вырезанный старым безработным шарманщиком из сырого полена; он идёт, передёргивая руками и ногами, получается такой загадочный и судорожный танец. Но Вавилов был совершенно здоров, прошёл все медицинские комиссии, и ни одна из них ничего полезного для науки в нём не нашла. Он чем-то занимался с детства, кроме футбола и шахмат, вероятно, что теннисом, но максимальной собранности движений не достиг. Его вылепленный нос всегда был красного цвета, как следствие постоянных сквозняков во время дежурства в холодном подвальном помещении «КП», командного пункта. Свои обязанности под гнётом сержантского ига он выполнял исправно. Тяготы переносил с надеждой, что скоро всё закончится и сержантские «лычки» дадут ему «широкие» права и «глубокие» полномочия. Итак, человеке походкой гуся или Буратино из кукольного театра спешит по своим делам. Он ещё не знает, что командир дивизиона «Нос» и замполит слушают интересные записи на аудиокассете. Это стихотворная поэма — «дембельская сказка», такое длинное и занятное произведение, атрибут армейской жизни. Другие офицеры слушают это в очередной раз и давятся от смеха.

Когда командир стал случайным слушателем этой записи, он пригласил для беседы замполита. Теперь красный, как рак, с очередным приступом изжоги, глотает индийские таблетки, в состав которых входит сбор из горных трав, и он должен реагировать на этот факт, но всё, что он сейчас хочет, так это пристрелить идущего солдата из своего табельного оружия, прямо отсюда, из окна комнаты офицерского домика. Он бы попал, одной его злости было достаточно! Ему звонили! Звонили из соседнего дивизиона, там уже эту пакость во всю крутят. Знакомый узнал по голосу, поздравил с дарованием!

— Этому «дарованию» я сейчас кадык вырву! — горько произнёс Нос. И замполит, видя такую реакцию всего организма, пытается смягчить гнев командира, «мол, ничего страшного, ну, ославил наше болото этим своим кряканьем, ну и что?

— Да я этого гадёныша Гими Советского Союза заставлю исполнять несколько сот раз, пока он голос свой совсем не потеряет! — уже клянётся тот.

— У него нет голоса, — сказал кто-то из толпы.

— Что, вы его ещё оправдываете? Он тут устроил передачу «Спокойной ночи, дембеля», прочитал им «сказку» на ночь! Надо же, прохвост! — дальше кипятится Нос, покрываясь пятнами. Это где-то внутри плохо прижжённая спиртом язва дала опять о себе знать.

— Да хватит! — сказал как отрезал замполит.

— Не убивать же его за это? На самом-то деле!

— Где, этот, Рыжий? Пусть он определит ему фронт работы на следующие две недели! — решили наконец-то.

— Надо лечить язву! А то она меня доконает! — печально кивает головой и уходит к себе командир.

Глава 12. Теплый Стан. 1988 год

Это было тревожное утро одного из последних августовских дней. Инфекционное отделение Кабульского военного госпиталя находилось в районе Тёплого Стана, в непосредственной близости с аэродромом. Название Тёплый Стан перешло из советских аналогов местности. Посмотрел кто-то впервые на место и подумал «Ну, Тёплый Стан, не иначе!».

А где он видел прообраз, в Баку или в Москве, не имеет значения. Так вот, модули корпусов располагались на открытой местности такими стройными коробками, что радовали глаза тех, кто проезжал мимо по дороге.

Показателем тревоги служило необычное поведение командования госпиталя. Во-первых, была объявлена готовность к эвакуации тяжёлобольных, лечащихся солдат и офицеров. Во-вторых, все ждали автотранспорт, который так и не появился. Всем было приказано собрать бельё, скатать матрацы и вынести их из зданий. Дальше последовало невообразимое! Дело в том, что к артиллерийским залпам все уже привыкли, ведь артиллерийские и зенитно-ракетные подразделения располагались в другой части этого района, они производили регулярную артподготовку.

В то утро произошел обстрел территории аэродрома вражескими вооруженными группировками. Район «зеленки» ожил всполохами огней и дыма. С шипением и свистом множество мин и ракет класса «земля— земля» и «земля-воздух» устремились оттуда к советским позициям. Как такового «зеленого района» давно не существовало, это было условное название. Но где-то, на склонах гор укрепились силы душманских бандформирований, которые вели методично обстрел. Вели долго и упорно, безнаказанно, в течение нескольких часов. Попадания были стопроцентные: горели не взлетевшие вертолёты, стоящие самолёты, ангары, обслуживающие машины, тягачи и бензовозы. Те, кто успел подняться в воздух, вряд ли были заправлены для долгого полёта или ведения боя.