Книга Прикосновение - Дэннис Крик

Я проснулась еще до того, как вернулся отец. А вернулся он под утро. Когда он меня увидел, то сказал, что я плохо выгляжу и похожа на покойника. Я еще не понимала, что со мной происходит, и, кроме боли от укуса, ничего не чувствовала. Он предложил вызвать врача, но я отказалась. Я сказала ему, что мне хорошо. Да-да, именно так я и сказала, не на шутку удивив его.

− Мне хорошо, − повторила я и ушла в лес.

Больше домой я не возвращалась.

«Мне хорошо… − пролетело в моей голове уже после того, как в полузабытьи я ступила на сырую тропинку, ведущую в далекую чащу Хазельбранта. − Мне хорошо…»

Эти слова и ощущения так и остались где-то там, на границе между домом и лесом. Я взяла с собой только сердце, чтобы войти с ним в новый мир.

Мне хорошо…

В следующий раз я очнулась от того, что кто-то нюхал мокрым носом мои волосы. Открыв глаза, я увидела волка, который склонился надо мной. Я подняла голову и поняла, что оказалась в дремучем лесу. И не просто в лесу, а в самой труднодоступной его части.

Лесной зверь, сидящий рядом со мной, не был похож на обычного представителя своего рода. Он был намного крупнее своих сородичей, шерсть его была чернее ночи, клыки острее и больше, чем у простых волков, а глаза его горели красным.

Вдруг я услышала, как кто-то пробирается сквозь непролазную чащу. Волк тут же навострил уши и, поджав хвост, потрусил в кусты. Странно было видеть страх в глазах грозного хищника, впрочем, удивление это тут же смыло волной нового чувства.

Ожидания.

Из глубины зеленых зарослей неспешной походкой вышел высокий незнакомец. Это был мой ночной гость.

Я надеялась, что он убьет меня быстро. Но он сказал, что не собирается этого делать. Все, что он хотел, он уже сделал. Так он сказал. Я спросила, что теперь со мной будет. Он ответил, что ничего. Я буду жить здесь, в Хазельбранте, вместе с ним и его стаей.

Больше он ничего не сказал.

Скоро я поняла, что бояться волков смысла нет. Животные слушались меня почти так же, как и моего похитителя. Особенно когда я пела им колыбельные песни. Потом я увидела первое превращение и с ужасом представила, что будет со мной, если я также стану обращаться в зверя. Здесь, в этом лесу, я и провела последние три дня. Потом я встретила тебя, а дальше ты уже все знаешь…

− «Пойдем со мной в мир иной…» − задумчиво произнес Роберт, смотря в невидимую точку. − Куда же он исчезает? Кем бы он ни был, он должен где-то быть, где-то находиться.

− Он живет в городе под видом человека. Приходит в Хазельбрант, где после каждого нового появления очередной жертвы лично следит за тем, чтобы все ами были в сборе. Чтобы стая прибавлялась.

− Как убить его? Ты знаешь, как убить его?

− Я знаю, что он боится серебра. Он сорвал с меня нательный серебряный крест, когда обращал меня в вампира. Видимо, он приносил ему серьезные неудобства.

− Просто серебро…

− Я не знаю, как долго он собирается претворять задуманное в реальность, но одно знаю точно: пока он не завершит свою дьявольскую миссию, он не раскроет себя. Ни при каких обстоятельствах.

− Это говорит о том, что он тоже способен испытывать страх.

− Это не страх. Просто мне кажется, он слишком много усилий потратил на то, чтобы совершать свои убийства в соответствии с четким планом.

− В соответствии со списком ами…

− Да, и он боится сделать неверный шаг, который приведет его к краху. Поэтому он очень осторожен.

− Я думаю, что в этом списке есть и твой отец.

− Это знает только он.

− Мелисса, если он узнает, что ты мне помогаешь…

− Ничего со мной не случится. Самое страшное уже произошло − я стала вампиром.

− Но не ами.

Раздавшиеся из глубины леса далекие голоса заставили их обернуться.

− Роберт, тебе пора. Спеши уходить. Иди все время прямо и никуда не сворачивай. Так ты выйдешь к дороге.

− А ты, Мелисса? Что будет с тобой?

− Не забывай, я из их стаи…

− Неужели все так безнадежно? − наконец он задал вопрос, который вертелся у него на языке всю дорогу.

Неужели нет спасения? Неужели она обречена на такое существование − не жизнь даже, а вечную охоту на людей? Неужели это будет длиться до… до тех пор… («Ну же, говори!») пока кто-нибудь не положит этому конец?

Роберт лишь на миг представил, что этим героем станет он, и проклял себя за подобные мысли.

− Я вернусь, Роберт. Вернусь, чтобы назвать тебе имена.

Когда она уходила в темноту леса, им овладело такое гнетущее чувство потери, что он едва не бросился за ней вдогонку. Но здравомыслие не окончательно было попрано новорожденным чувством, и скрепя сердце, он отправился в город.

Остаток ночи он провел в ожидании Мелиссы. Он ходил из угла в угол большой темной спальни, то и дело подходил к окну, ожидая в предрассветных сумерках увидеть знакомый силуэт. Но, кроме ворон, облепивших пустынную дорогу у лесистого предгорья, не видел никого.

Когда луна стала меркнуть в красной пелене рассвета, он сел у окна и прильнул лбом к холодному стеклу, чтобы не уснуть.

Она появилась неожиданно. Ее рука скользнула по его плечу, он вздрогнул и застыл. От ее прикосновения по его спине поползли мурашки. Холод? Да, но столь долгожданный. И от того завораживающий.

− Я боюсь за тебя, Роберт, − сказала она, обняв его обеими руками за шею и положив голову ему на плечо. От нее веяло прохладой утренней росы. − Одному тебе не справиться. Край пропасти, по которому ты ходишь, может вот-вот оборваться…

В глазах ее стояли слезы. Зеленая дымка печали и иссякающей надежды. Губы ее дрогнули, когда она хотела что-то сказать, но слово застыло на губах, так и оставшись непроизнесенным.

Он поцеловал ее.

Былая грусть повенчалась со страстью, произведя на свет еще одно незабываемое чувство. Он и сам не заметил, как рука его скользнула под белое платье. Вопреки его опасениям, она не замкнулась в себе и не отстранилась.

Мелисса застыла в изнеможении, с ее губ сорвался стон, а потом она откинула голову назад, показывая готовность к долгожданной любви.

Через мгновение платье ее оказалось на полу, а она − в его объятиях. Ее руки утонули в его кудрях, нежно гладили, а иногда впивались в темя, но не сильно, обозначая увертюру ее быстрого движения к вершине, пику сладострастного забвения, после которого и мир вокруг − рисованный мираж и тлен.

Он вбирал в себя ее чудный запах − смесь нежного жасмина и утренней росы − и с каждым стоном двигался все быстрее и быстрее, не давая ей возможности опомниться от блаженства, волнами накатывающего на нее через миг. Она двигалась ему в такт, и та неудержимая легкость, что позволяла ей не раз и не два доходить до конца, снова и снова будила в нем неистовую страсть.