Книга Главная профессия — разведка - Всеволод Радченко

В управлении «К» получило хорошее развитие направление работы с двойниками разведок западных стран. Это направление давало нередко интересную информацию о деятельности спецслужб противника, а иногда и почву для нашей встречной разработки иностранных разведчиков. В большинстве случаев мы имели дело с американцами, с ЦРУ США. Управление постоянно работало и по осуществлению наших подстав противнику, и по проведению оперативных игр. Иногда такие игры продолжались годами. С нашей стороны в роли подстав, т. е. лиц, идущих «на сотрудничество», использовались в абсолютном большинстве случаев советские граждане, в надёжности которых не было сомнений. Эти игры начинались, как правило, за рубежом и нередко продолжались в нашей стране. В таких играх мы тесно сотрудничали с контрразведывательными службами КГБ, в первую очередь, со 2-м Главным управлением КГБ, а иногда и с 5-м управлением КГБ. Очень редко возникала ситуация, в которой разведка противника проявляла особый (вербовочный) интерес к нашим сотрудникам, и создавались условия для проведения игры. Такая операция в мою бытность развернулась в Канаде. Наш разведчик Савельев, находясь в командировке в Канаде, вышел на контакт с сотрудниками канадской контрразведки РСМП. Стремление развить контакт было взаимным, но вскоре стало ясно, что РСМП ставит перед собой задачу постепенно, «мягко» втянуть нашего сотрудника (он был под дипломатическим прикрытием) в сотрудничество с контрразведкой и, как итог — завербовать его. Опыта у канадцев, конечно, было меньше, чем у американского ЦРУ, которое постоянно пыталось курировать канадских коллег. Контакт Савельева с РСМП осторожно и медленно развивался. Наступил момент, когда по сроку службы Савельев был заменён и выехал в Москву. Канадцы обусловили с ним различные способы связи и вызовы на встречу с его стороны. Наметили возможные встречи в Европе, в частности, в Швейцарии. Все эти осторожные, но упорные шаги со стороны РСМП продолжались. Всё происходило, конечно же, под контролем Центра. Я несколько раз встречался с нашим товарищем и пришёл к заключению, что он не только хорошо подготовленный профессионал, как любят сейчас говорить, но и человек волевой, с гибким умом. Это заключение позволило дать Савельеву большую самостоятельность в рамках главной линии игры и возможность менее напряжённого общения с канадцами. РСМП выплатило Савельеву определённую сумму, открыло анонимный банковский счёт и перечисляло на этот счёт вознаграждения. Савельеву канадцами был выдан письменный перечень вопросов-заданий и детальные условия связи в третьих странах. Держать связь в Москве они не решились. Савельев дважды выезжал в Швейцарию, всё бы хорошо, но возникли трудности у нас: что нового готовить для бесед с канадцами, что нового можно получить о канадцах в качестве серьёзной информации… Были и другие проблемы по организации «легенды» работы Савельева в Москве. Информационная отдача этих встреч с РСМП также значительно снизилась. Было принято решение на базе полученных материалов провести активные мероприятия по разоблачению канадских спецслужб в распространении шпионской работы и показать мировой и канадской общественности правду о канадских спецслужбах: то, что они не такие уж «белые и пушистые», как утверждали канадские политики. Пресс-конференция в Москве, публикации в газетах об этой «игре» прошли успешно. Отклики прозвучали и в канадской прессе. Но, скажем прямо, канадские власти довольно быстро приглушили эту разоблачительную компанию. Правительства, особенно стабильных стран, не очень любят разоблачать свои спецслужбы, да это и понятно. Савельев был поощрён за работу с канадцами и продолжал свою службу в разведке на другом участке.

Летом 1977 года меня вызвал начальник и, вручив мне катушку с плёнкой, поручил в письменном виде кратко отметить существенные моменты содержащейся на плёнке беседы. Одновременно я был введён в курс дела. Речь шла о вербовке «в лоб» американского дипломата в Советском Союзе. До этого я об этой операции ничего не знал, был, так сказать, свежим, незаинтересованным человеком.

Делами нацистских преступников и их пособников, действовавших на всей территории нашей страны, а затем укрывшихся на Западе, и в первую очередь, в Соединённых Штатах, занималась служба «А». Эта служба и получила информацию о том, что крупный американский дипломат был родом из Западной Украины и, якобы, выходцем из семьи, которая сотрудничала с оккупантами, а сам он бежал на Запад вместе с немцами. Так как американец в это время работал в Париже, то изучение вопроса было поручено европейскому отделу Управления «К». Речь шла о главе представительства США при ЮНЕСКО Константине Варвариве. Ранга посла у него не было, но советником Госдепартамента США он, конечно, являлся. Интерес к Варвариву возник в связи с тем, что он должен был приехать на конференцию ЮНЕСКО, которая проводилась в Тбилиси. Управление «К» провело дополнительную проверку. Париж ничего заслуживающего внимания не сообщил, а сотрудник, посланный на Украину, нашёл только отрывочные данные о семье Варварива. Его отец и брат служили в гитлеровской армии и погибли, Константин же бежал на Запад, мать и сестра затерялись где-то на Украине. Фактов работы Константна на немцев получено не было. Однако было принято решение провести вербовочный подход к Варвариву в Тбилиси. Крючков одобрил. Рассуждали: пусть компрометирующих материалов для вербовочной операции маловато, но и риск невелик, ведь всё мероприятие должно было проходить «у себя дома».

Выступить в роли вербовщика было поручено Виктору Черкашину, теперь широко известному разведчику. Черкашин вместе со своим шефом, заместителем начальника управления «К», отправились в Тбилиси.

Председатель КГБ Грузии Инаури был введён в курс дела и с большим интересом воспринял идею вербовки пособника фашистов. Он обеспечил возможную помощь: наружное наблюдение, технику для прослушивания и записи, нужные номера в гостинице «Интурист», даже предложил задержать американца и проводить вербовку в грузинской тюрьме. Наши товарищи от идеи ареста американца тут же отказались, понимая, что может получиться серьёзный перехлёст в случае неудачи. Но, оглядываясь на всё дело сейчас, могу предположить, что большего шума, чем случился, не могло быть, а арест дипломата поставил бы посольство США в Москве и Госдепартамент США в затруднительное положение, так как на первых порах у них не было бы никакой реальной информации по делу. Постфактум были бы, конечно, нота протеста и обвинения в печати, но прежде всего они были бы заняты освобождением своего дипломата и отправкой его в Штаты, и острота момента ушла бы. Так что грузинский председатель КГБ был в какой-то степени прав, а ему, в свою очередь, хотелось, чтобы в таком громком деле прозвучали Грузия и грузинская безопасность, как говорят, в полный голос.

Черкашин пришел в номер Варварива часов в десять вечера. Этажом выше, в номере с техникой прослушивания находился наш заместитель начальника управления «К», куратор операции. Разговор затянулся до четырёх утра. Представьте, сколько всего наговорили. Начальство не захотело слушать запись бесконечной беседы, и плёнку вручили мне для внимательного прослушивания и составления краткого резюме. Судя по записи беседы, Черкашин сразу занял агрессивную позицию, заявив, что Варварив — пособник фашистов, скрывающий этот факт от американцев, и особенно от Госдепартамента США, где он успешно делает свою карьеру. Варварив возмущённо всё отрицал, грозил скандалом, подчёркивал свою дипломатическую неприкосновенность и т. д. А Черкашин сменил гнев на милость и вскоре начал намекать, что огласки можно избежать и полюбовно разрешить этот щекотливый вопрос. Варварив не поддавался. Наконец, исчерпав угрозы, Черкашин затронул тему угрозы семье, оставшейся на Украине, и особенно сестре. (Мы толком ничего не знали о сестре, и, как я понимал, вообще не было полной уверенности в виновности Варварива: тот ли это человек, служил ли он у немцев). Примерно по истечении часа, явно владея собой, и после упоминания о семье и сестре, Варварив поменял тактику. Он сказал, что никогда не принимал участия в борьбе против партизан, нигде не служил, так как был ещё слишком молод, и наконец сообщил, что его сестра уже давно живёт в США. Заявив это, он как бы признал, что был при немцах на Украине. Это ободрило Черкашина, который тут же прямо предложил Варвариву «помогать нам», т. е. сотрудничать с КГБ. Варварив зацепился за слово «помогать» и неоднократно повторял, что «всей душой всегда стремился помогать своей первой родине, в частности, в рамках культурного обмена и вообще в сфере работы ЮНЕСКО». Подходы Черкашина о каком-либо сотрудничестве с КГБ явно результатов не давали, да и он, видимо, не был готов как-то конкретно закрепить и уточнить вопрос помощи КГБ. Дело забуксовало. Вроде бы и проблески положительных результатов забрезжили, но что за этим стоит, было непонятно. Куратор операции, который слушал весь этот бесконечный разговор и по сценарию мог появиться для закрепления вербовки, заходить не стал, явно почувствовав ненадежность успеха. Разошлись собеседники довольно лояльно, как казалось. На следующий день Варварив появился на утреннем заседании, но вскоре сотрудники наружного наблюдения сообщили, что он отправился в аэропорт и первым самолётом вылетел в Москву. Почти в это же время наши товарищи из Москвы сообщили, что американское посольство направило в наш МИД очень жёсткую ноту с протестом. В ней указывалось, что была проведена провокация в отношении дипломата Соединённых Штатов во время его участия в международной конференции. Говорилось с возмущением о неправомерности действий и т. д., и т. п… МИД, видимо, на самом высоком уровне (по-другому и быть не могло), выразил своё недовольство, сказав, что «во время, когда Советский Союз ищет возможности улучшения обстановки в мире», такой выпад неуместен. Американская пресса как могла громко расписала «новые злодеяния КГБ». Мы тут же огрызнулись разоблачительной статьёй. Указание получил и сам Крючков, который занял позицию защиты чести мундира. В дело вмешался ещё и первый зампред Андропова, весьма влиятельный Цынёв. Зампреда возмутило, что вся «скандальная», по его словам, операция проходила без его ведома. Он был главным куратором Следственного управления КГБ, откуда поступили первичные материалы, и должен был знать, что происходит. Цынёв потребовал подробного доклада и грозил наказанием виновных, т. е. Управления «К». Докладная Цынёву был послана, очень подробная, и составлена так, я думаю, что понять из неё никто ничего не мог, даже люди, которые были в курсе дела. Возникла угроза, что виновников скандала потребуют «на ковёр», и последствия могут быть непредсказуемыми и задеть службу разведки в целом. Крючков поступил просто: он отправил и Черкашина, и его начальника — куратора операции — в командировку в Берлин на две недели. Оба наши товарища «работали с Берлином» и имели там достаточно вопросов, что оправдывало их отъезд. Две недели — оптимальный срок, чтобы спустить такой скандал «на тормозах». Американская пресса пошумела два-три дня и, не получив новых сенсаций по делу, утихла. У Цынёва запаса гнева хватило примерно на неделю. Прошло две недели, и вопрос закрылся сам собой. Но, как в том анекдоте: «ложки нашлись, а осадок остался».