Книга Дети Хроноса - Питер Аспе

Ван-Ин измерял враждебность, которая заключалась в этом предложении.

– То есть вы ревизионист, – заключил он презрительно. – Меня не удивит, что НКО ежегодно тратит миллионы на печатные материалы, призванные убедить невинные души в том, что концлагеря – это выдумка, а евреи, которые так и не вернулись с войны, умерли от воспаления легких и дизентерии.

– Вы не имеете права, – произнес Мёус, сдерживая гнев.

Уродливая вена у него на лбу пульсировала. Ван-Ин посчитал, что не надо больше сдерживаться.

– Какое право вы имеете вводить в заблуждение людей, переживших горе? Меня тошнит от таких, как вы, и я могу пообещать вам одно: настанет день, когда я лично надену на вас наручники. – Ван-Ин посмотрел на свои часы. – Но сейчас мне пора немного подышать свежим воздухом.

Он встал и оставил главного контролера налогового ведомства в более или менее разбитом состоянии.

Версавел сидел в кабинете 204 и ждал Ван-Ина. Его визит к канонику оказался короче, чем он думал.

– Немощная плоть, – ответил Версавел, когда Ван-Ин спросил его, как прошел разговор с духовным лицом. – У меня такое впечатление, что бедолага был рад сознаться в своих грехах.

При других обстоятельствах Версавел бы ухмыльнулся. Сейчас он докладывал так, словно горе всего человечества тяжелым грузом лежало на его плечах.

– Каноник что-нибудь рассказал о Провосте?

– Нет.

– О Брэйсе?

– Ни слова, – ответил Версавел. – Мне показалось, что Дефлур был честен.

– О VLOK?

– Дефлур клянется всеми святыми, что он не может посмотреть бухгалтерию НКО.

– Это чушь. Не так уж и мало в нашей стране экстремистских правых пасторов.

– Может быть, мы не на том пути, – предположил Версавел.

Эта мысль посещала и Ван-Ина. Связь между Гербертом, Провостом и VLOK была необыкновенно хрупкая. Если бы Провост не был убит, он бы уже давно отказался от этой гипотезы.

– Если прослушка телефона не принесет результатов, боюсь, нам придется искать в другом направлении, – покорно согласился Ван-Ин.

Версавел посмотрел на своего начальника большими глазами. А тот схватил последнюю сигарету из помятой пачки.

– Я не хотел тебе рассказывать, Гвидо, но… – Ван-Ин глубоко затянулся. – Я случайно знаю одного парня, который передо мной в большом долгу.

Версавел поднес руку ко лбу.

– Ты играешь с огнем, Питер. Ханнелоре об этом известно?

– Она во что бы то ни стало хочет в Португалию, – вздохнул Ван-Ин. – Если я пойду легальным путем, пройдет минимум два месяца, прежде чем получу разрешение прослушать их разговоры.

– Так и сказал бы, – резко отреагировал Версавел. Он и Франк планировали поездку в Турцию. Когда он об этом думал, у него сердце кровью обливалось.

– Почему ты тогда не прослушаешь Вандале и Брэйса?

До того как Ван-Ин смог ответить на этот вопрос, зазвонил телефон.

– Алло.

Ван-Ин взял шариковую ручку, лихорадочно кое-как записал что-то и задал пару коротких вопросов, из чего Версавел ничего понять не смог. Разговор едва ли длился три минуты. Когда Ван-Ин повесил трубку, он выглядел восторженно.

– Ну? – спросил Версавел.

– Телефоны Вандале и Брэйса оснащены скремблером, – рассеянно произнес Ван-Ин.

– Я не это имею в виду, Питер.

– Ты же спросил?

– Да, конечно, я это спросил. Но сейчас я хочу знать, с кем ты только что разговаривал.

Ван-Ин сделал вид, что не заметил язвительного тона Версавела. Инспектор был явно на грани срыва. От положительного эффекта их поездки в Бланкенберге почти ничего не осталось. Потеря Франка за два дня состарила его на пять лет.

– Не прошло и пяти минут после моего ухода, как Мёус позвонил Верворту. Он навел справки о бухгалтерии НКО и спросил, выдержит ли она доскональную проверку. Судя по реакции Верворта, Мёусу не стоит об этом беспокоиться. Ни один следственный судья не осмелится дать ордер на обыск НКО.

– Может быть, он и прав, Питер.

Ван-Ин пожал плечами.

Лео Ванмаэль славился тем, что неизменно появлялся в тот момент, когда его никто ждал.

– Я не помешаю? – усмехнулся маленький фотограф.

– Ты? Помешаешь? Не глупи, Лео. Бери стул и садись. Кофе еще есть, Гвидо?

Версавел отрицательно буркнул, встал и занялся кофеваркой.

Ванмаэль устроился в одном из новых рабочих регулируемых кресел. Ему нравилось регулировать высоту кресла, уже сидя в нем. Вот и теперь от этого у него защекотало в животе точно так же, как бывает на аттракционах. Но даже в самом низком положении его ноги едва касались пола.

– У Провоста была не легкая агония, – сказал он с унылым лицом.

Ван-Ин кивнул. Ему тоже казалось не лучшим способом умереть, задыхаясь с прищепкой на носу.

– Похоже на то, что убийца его сначала немного пощекотал.

Версавел удивленно повернулся.

– Объясни более подробно, – с любопытством посмотрел на Лео Ван-Ин.

– В кабинете Провоста стоял торшер – такая дорогая итальянская вещь, за которую…

– Лео, пожалуйста, переходи к делу.

– Хорошо, хорошо. Прямо около его ступни шнур был перерезан. После этого проволоку явно снова задвинули под торшер. Он был разбит, с проволоки сняли изоляцию. Один из кусочков изоляции криминалисты нашли в сифоне под раковиной, а в лобковых волосах Провоста обнаружены частички меди.

– Добро пожаловать в Южную Америку, – присвистнул Ван-Ин.

Он только сейчас понял, что Лео подразумевал под щекоткой. Недавно он видел по телевизору фильм, в котором заключенный был привязан к кровати с пружиной. Мужчина в медицинском халате облил беднягу водой и подсоединил электроды. На заднем плане звучала музыка Шуберта. Ван-Ин невольно подумал о Линде Артс. Может быть, она тоже смотрела этот фильм и натерпелась той ночью страхов.

– Садомазохисты заходят так далеко? – спросил Версавел.

– Нет, – сказал Лео. – Большинство используют код. Если боль становится нестерпимой, они прекращают любовную игру. Садисты, напротив…

– Доходят до крайности.

Ван-Ин снова подумал о Линде. Он почувствовал себя немного виноватым. Если быть честным хотя бы перед самим собой, он должен был признать, что тогда наслаждался.

– Если только убийца не добивался от Провоста информации. Ведь пытки для того и служат.

– Это отговорка для садиста, – сухо отреагировал Версавел.

Если бы он мог читать мысли своего начальника, такого замечания не сделал бы.