Книга Спецгруппа "Нечисть". Экспансия - Александр Ищук

– Nein, – сквозь зубы простонала она.

– Was?! – якобы удивился Макс.

– Nein!! – повторила та.

– Lauter!!

– Nein!!! – вскрикнула та сразу после того, как я сломал ей палец.

– Макс, – удивился я, – эта сука не хочет говорить?!

– Нет, – грустно констатировал он.

– Ну на нет и суда нет, – вздохнул я и перерезал немке горло. Она выгнулась, захрипела и начала дергаться, но я ногой прижал ей голову к земле.

– Марсель, – давай вон ту, блондинку со шрамом.

Марся схватил указанную фрау и подтащил ее к нам. Я уложил её лицом к фыркающей кровью сослуживице, насладился произведённым эффектом, а потом подтащил блондинку вплотную. Так, чтобы кровь, выбрасываемая слабыми толчками, попадала ей на лицо.

– Макс, объясни ей, что она может выбрать «да» или «нет».

Макс быстро перевел.

– Ja!!! – сразу заверещала та, стараясь хоть как-то увернуться от текущей на нее крови.

– Ja? – переспросил Макс.

– Ja!!! – подтвердила та.

– Загребин, – окликнул я, – забирай эту красавицу.

Парни Загребина быстро утащили ее к Димке и рядом стоящему Ковалю.

– Марсель, давай вон ту, лысую.

– Ну и крокодил! – отозвался он о подстриженной под «нуль» даме.

Этой снайперше мы не стали задавать никаких вопросов. Изобразили диалог и перерезали глотку. Пока она дёргалась и хрипела, парни приволокли очередную жертву. Сказать мы ничего не успели. Как только у неё изо рта вытащили шарик, она не только завизжала «да-а-а-а», но и успела сообщить, что расскажет всё. После этого пошло веселее. Мы подходили к пленной, задавали вопрос о возможном сотрудничестве и, получив утвердительный кивок, шли к следующей.

Через пятнадцать минут мы знали, кто, где и когда должен был занять позиции, срок пребывания и приоритетные цели. В результате на карте получился эллипс, в центре которого было обозначено некое строение.

– Так, старшие, – посмотрел на меня и на Коваля Загребин, – думается мне, что девки наши неспроста вокруг этого домика мёртвую зону собирались делать. Проверить бы.

– Да, – согласился Коваль, – проверить не мешало бы, тем более что это на нашей территории.

– Кто пойдёт? – поинтересовался Димка.

– Нужно у Барона спросить, – предложил я. – Правда, инициатива в работе с ним обычно наказуема… но и без его ответа я сейчас могу смело предположить, что направят либо меня, либо Коваля.

– Почему?

– Потому что ты и твои парни должны возвращаться для отдыха. Следовательно, или «Урал», или «Закат».

– Согласен, – кивнул Коваль.

– Кто пойдет общаться с Бароном? – не стал спорить Димка.

– Коваль у нас старший по званию, вот пусть он и спрашивает, – моментально предложил я.

Лёха посмотрел на меня, усмехнулся и пошел к своим радистам.

– Сань, – негромко, чтобы не слышали остальные, спросил Загребин, – тебя не трясет?

Я непонимающе посмотрел на Димку, перебрал варианты, которые указывали бы на причину моей «тряски», и уточнил:

– Ты про казнь немок?

– Да.

– Уже нет. Первые полгода голова болела именно после таких казней. А потом привык. Относись к этому как к неизбежному злу.

– А меня минут сорок потом ломает, – признался он и спросил: – А ты почему сам? Почему другим не приказал?

– Я – командир, Дима. И не имею права перекладывать на других грязную работу. Если бы требовалось их всех порешить – работала бы группа. Но коль скоро речь идёт о пытках и казни, то я, как старший, беру этот грех на свою душу.

– Понятно. Можно вопрос на отвлеченную тему?

– Давай, – удивился я.

– Почему некоторые парни из «Заката» называют Коваля «Болгаробойцем»? Отличился на войне с болгарами?

– Отличился, отличился.

– Как?

– Нас тогда перебросили в Болгарию. На усмирение тамошних партизан.

– На территории Болгарии была партизанская война? – очень сильно удивился Загребин.

– Была, – усмехнулся я. – Месяца два.

– Нам про это не рассказывали, – нахмурился Димка.

– Дима, – решил уточнить я. – Нас с Ковалем в «Валгалле» используют как наглядное пособие?

– Не только вас. Нам приводили примеры деятельности пяти групп. Одна была создана до окончания школы Ковалем, остальные – после того как вы её закончили. Так вот, о ваших действиях на территории Болгарии нам ничего не известно.

– С одной стороны, правильно, – согласился я с точкой зрения преподов нашей школы. – Незачем про такие вещи говорить.

– Про какие? – продолжил допытываться Загребин.

– Наши взяли Восточную Болгарию легко и быстро. Регулярная армия болгар частично откатилась на запад, частично растворилась на своей территории. Как потом стало известно, их командованием была принята доктрина партизанской войны. То есть часть солдат не ушла, а осела в заранее приготовленных схронах. Захотелось недалеким болгарам отхватить чуток славы белорусских партизан.

– Это они зря, – прокомментировал Димка. – До белорусов даже вьетнамским партизанам далеко.

– Именно. За первый месяц они провели две громкие акции. Потерь и ущерба было немного, но сам факт наличия каких-то партизан в нашем тылу очень расстроил командование. Было велено уничтожить в кратчайшие сроки и любыми способами. Срок исполнения – «ещё вчера». Подписали под это дело десять групп, в том числе меня и Коваля. Работали возле румынской границы. Так как в средствах мы были неограничены, но ограничены во времени, я пошел по стопам Семена Будённого, а Коваль решил воспользоваться опытом кого-то из византийских царей. То ли Василия Первого, то ли Второго, не помню.

– Ни фига себе, вы отмочили! – восхитился Загребин. – Я ни про первое, ни про второе не слышал…

– Так вот. В свое время византийский Васька получил погоняло Болгаробоец за способ усмирения болгар, начавших на него «растопыривать пальцы» и «крошить батон». Словил он их в большом количестве, после чего поделил на сотни. Девяносто девяти солдатам из сотни он велел выколоть оба глаза, а сотому один. Полученную армию слепых, под присмотром счастливчиков, оставшихся с одним глазом, он отправил домой. Дабы их родственники и соседи занимались содержанием такой толпы инвалидов и о бунтах не помышляли.

– И-и-и? – протянул Димка, догадываясь о возможных действиях Коваля.

– Коваль в зоне своей ответственности через два дня нашёл партизанский лагерь и захватил тридцать человек. Через некоторое время по проселочным дорогам побрела группа, состоящая из двадцати семи слепых и трех одноглазых. А на груди каждого слепого было написано: «Так будет с каждым, кто не купит холодильник „Морозко“».