Книга Зона Посещения. Избиение младенцев - Александр Щеголев

Очень кстати я вспомнил про папу. Время не ждет. У меня есть план, есть важная миссия, требующая тонкости и осторожности. Состояние мое (прислушиваюсь к себе, придирчиво напрягая мышцу за мышцей) – годное. Пора действовать.

Главное – скрытность. Ото всех, особенно от моих попутчиков-компаньонов. Говорю им, потягиваясь:

– Чего-то устал я, коллеги. Не вздремнуть ли и нам, а то когда еще получится?

– Тебе нехорошо? – волнуется Эйнштейн.

– Нормально. Всего лишь мозоли на ушах от ваших лекций. А у вас пока нет мозолей на языке?

– Ты прав, отдыхаем, – соглашается он. – Стой… Ты куда?

– Еще раз поблагодарю Скарабея. Заодно отолью. Детка, не присоединишься ко мне в отливочной?

– Сгинь.

Горгона непривычно тиха и молчалива. Думает о чем-то, механически раскатывая одеяло по полу. Ложится она рядом с Лопатой, а тот, ощутив присутствие, поворачивается на бок и по-хозяйски обнимает ее. Ага, делаю я пометку. Вот как все-таки. Почему-то мне в это не верилось…

Взяв один из горящих глоустиков, я волоку свое тело, изображая тяжелораненого, хотя мог бы идти совершенно свободно. Скарабей – кудесник, и поблагодарить его – святое дело. Когда вернусь из Зоны, начищу рыло всем балбесам, которые дразнят его навозником.

Нужду мы справляем в помещениях бывшего туалета, то есть здесь же, на первом этаже. Загажены оба, что для леди, что для джентльменов, с этого направления тянется в нашу сторону вонища – такая человеческая, такая земная и привычная, что нюхал бы и нюхал. Шутка. Мне – не туда. Сворачиваю к логову Скарабея, опускаюсь с ним рядом, положив светящуюся палку на пол.

Химическая гадость, которую он с себя счистил, прикрыта тряпьем, валявшимся повсюду в холле. Тряпья здесь завались, сталкеры и прочий люд постоянно приходит в ратушу, место, можно сказать, намоленное.

– Привет, Скари. Как жизнь?

– Это жизнь? – спрашивает Скарабей, отколупывая при помощи «булавки» штукатурку со стены.

Да уж, пресловутые детские вопросы. Вдаваться в философские дебри нет ни времени, ни сил, поэтому я сразу выруливаю к сути моего визита.

– Жизнь, не жизнь, а пробиваться надо. Если б не ты, был бы я сейчас бревном, причем дохлым. Куда земным аспидам до здешних белочек!

– Ерунда, – стесняется он, пряча от меня глаза. – Я впрыснул простой антагонист. По учебнику.

– Знаешь, что маму Марину похитили?

– Я это видел, – говорит он и вдруг поднимает голову. Как будто включился, как моторчик внутри заработал. Смотрит мне в глаза. – Ты сражался, но проиграл.

– Пока не проиграл. Мама жива, она в беде, и я ее спасу. Ты мне поможешь?

Странный у мальчика взгляд, не по себе становится, если вот так, глаза в глаза, но объясняется странность буднично: радужка у него не отражает свет.

Он кивает:

– Помогу.

– Надо прямо сейчас. Я должен уйти. Можешь синтезировать для наших друзей что-нибудь сонное? – Показываю на Эйнштейна с Горгоной, которые уже улеглись. – Чтоб они крепко заснули?

– Нужен образец.

– А тебя разве не трави… в смысле, на тебе вроде пробовали разные спецсредства. Можешь что-нибудь воспроизвести? Самое безопасное, желательно без последствий.

– Аэрозольная фракция фентанила, – шепчет он, словно это нечто неприличное.

– Безопасно?

– Обычный опиоид.

– И на сколько хватает?

– Зависит от дозы и от восприимчивости. Минимум четверть часа, максимум полчаса.

– Хватит, – решаю я. – Подойди к ним тихонько, чтоб не заподозрили.

– Я хочу с тобой, – говорит он, не двигаясь с места.

– Ноу проблем, – отвечаю ему. – Конечно, Скари, куда я без тебя.

Дальше – просто. Мальчик подполз к каждому из сладкой парочки и аккуратно выдохнул в их сторону. Они только успели сказать «А, это ты» и «Ложись, я подвинусь», как были выключены из нашей реальности. Лопату тоже зацепил.

Собрался я быстро. Фонарик, пробник, маркер, гайки. Чего там собираться, если в план мой входит вернуться сюда же и лечь со всеми как ни в чем не бывало? Никто ничего не заподозрит.

Важно: комбинезон я не надеваю, иду в цивильном. Есть обоснованное подозрение, что он с маячком. Эйнштейн – хитрый и предусмотрительный тип, ожидать от него можно всего. Я, конечно, давно осмотрел наши спецкостюмы, электроники в них хватает, но сепарировать схемы пока не умею. Есть там маяк или нет, хрен разберешь. Антенна есть точно, это я приметил первым делом, однако она может работать только на прием. Лучше перестраховаться.

Уже покинув холл и поднявшись на второй этаж, я бросаю взгляд за окно. «Дождь наоборот» все идет (и вроде как даже стихает), но напрягает меня совсем другое.

Вижу людей. В церкви напротив – на той стороне ратушной площади. Выглядывают в дверь, боятся выйти на улицу, что по-человечески понятно. Вижу двоих, и оба – в шлемах, похожих на тот, в котором нынче ходит Эйнштейн. Это не считая характерного камуфляжа, какой носят бойцы из Службы инфильтрации. Бог весть сколько их там на самом деле прячется от дождя. Дилемма, студень им в глотку…

Что делать, будить народ? Но тогда моя миссия рухнет – с гарантией. Придется сознаваться и открывать карты, чего я допустить никак не могу. А если не будить – это чистое, дистиллированное предательство, чреватое катастрофой. Какого рожна здесь понадобилось гаврикам в шлемах – и, кстати, почему они в шлемах? Не по нашу ли душу явились, не та ли это погоня, которую так долго ждал господин инженер?

Проверну все быстро, говорю я себе. Вернусь – тогда и смоемся отсюда.

Типичный русский «авось». Читал я про эту универсальную методику, не думал только, что когда-нибудь найду ей практическое применение.

Глава 6

Перехожу из ратуши в пристройку, где расположен «Дом детского досуга», по галерее на втором этаже. Без происшествий. Можно сказать, скучая. Обожаю, когда в дороге скучно, это, по-моему, максимальная степень благополучия. Мое стандартное пожелание человеку, отправляющемуся в поездку: «Скучной вам дороги…»

Это я так мысленно треплюсь сам с собой. Мандраж. Был бы нормальный собеседник, наверное, болтал бы вслух, пока заслуженно не получил бы по губам. Но грузить Скарабея этакими житейскими мудростями не хочется, да и не любитель он уши словесами занавешивать.

Останавливаю мальчика рукой. Стоим на балюстраде.

В холл на первый этаж ведет деревянная лестница, не сгнила за полвека. От площадки влево и вправо расходятся два лестничных крыла с фигурным ограждением в форме бутылочек. Все – из хорошего дерева, из канадского кедра. Хозяин особняка, поставивший дом рядом с ратушей, мог себе такое позволить. Лестница вечно простоит, камень переживет.