Книга Рейтинг любви - Ирина Голицына

Редька Гонсалес мощно, страстно дышал в трубку – так дышат мужчины, взвинченные алкоголем; на заднем плане кричала Зойка:

– Если получу, зачем тогда, испанская канцелярия, живешь со мной?

– Вот живу, – икнул Редька-Родриго и простодушно пояснил: – Потому, старая крыса, живу с тобой, что любопытно, какой номерок назавтра отколешь.

Снова Лилия Горная услышала звуки семейной упорной борьбы: наверное, кто-то кого-то выпихивал из кровати или тузил подушкой куда попало. Наконец раздалось Зойкино:

– Победа, русская пехота победила испанскую кавалерию! Виват!.. Лиль, ну, говори, что сказали врачи? Что с тобой случилось? Знаешь тайну обмороков? В палату не гонят?

Радиозвезда немного поездила с телефонным аппаратом по кухне туда-сюда. Здорово! Интересно, как это мужик из «Лексуса» так быстро справился с креслом?

– Зой, я из дома. Ни в какой не в больнице. Чувствую себя прекрасно. Слушай, что это за клиент был, который меня подхватил из ваших заботливых рук?

Зойка на другом конце провода опешила.

– Как кто? Он сказал, что твой знакомый. Уверенно так сказал. А мы поверили. И доверили тебя. Все-таки хозяин голубого «Лексуса» – это не бомж бульварный.

– С каких пор ты, скромная русская девушка, радеющая за судьбу Отечества и народа, поставила выше отечественного бомжа какого-то «лексусника»?

– С этих самых пор и поставила! – с вызовом проговорила Зойка.

– Подруга, опиши мне его, – попросила Лилия Горная.

– Бомжа бульварного?

– Нет. «Лексусника». Какой он на фэйс, как смотрит, и вообще, особые приметы.

– Так ты его не знаешь? – страшно удивилась Зойка. – Тогда откуда он тебя знает?

– Слушай, это довольно длинная история. Потом расскажу. Да знаю я его, знаю!

– Тогда зачем его описывать?

– Затем, что я, зная «лексусника» уже целый день, успела разглядеть лишь фрагменты его тела! – сообщила радиоведущая и прикусила язык.

Интуиция Лилии проснулась и внятно сказала: «Дура! Что теперь подумает твоя школьная подруга?»

– Фраг-мен-ты те-ла? – протянула Зойка Гонсалес-Поплавкова. – На этом месте поподробнее, пожалуйста.

– Успеется, – засмеялась Лилия. – Я целый день разглядывала его правое ухо, сидя на заднем сиденье «Лексуса».

Зойка недоверчиво промолчала.

– Ладно, – наконец выдавила она, – мужик как мужик. Ничего особенного.

– Зой, прекрати меня дурить. Ты его разглядела? Цвет глаз? Брови? Губы? Улыбка?

– Та-ак, – мстительно протянула Зойка. – А зачем тебе все это – глаза, брови, губы? Ты что, за него замуж собралась? Очнись, мать, у тебя уже есть семья. Нельзя объять необъятное.

– Зой, ты – больная на всю голову, – устало отпарировала Лилия Горная. – Я без тебя бы и не вспомнила про семью, про обязанности. Спасибо, дорогая, напомнила.

– Да, напомнила, – гордо заявила Зойка. – Учти, я очень уважаю твоего мужа Барашка, балдею от твоей девчонки Гортензии. Не забывай, русские женщины – несмотря ни на что – служат своей семье самоотверженно, отдавая всю себя на алтарь верности. Кровь декабристок стучит в каждом русском женском сердце! – подытожила Зойка Гонсалес-Поплавкова.

Лилия грустно пропела в трубку:

– Славься, славься, Русь мо-оя!..

– Да, славься и светись в веках! – прокричала школьная подруга.

Радиоведущая почему-то мгновенно представила аллегорическую картину: Зойка, стоящая на постели, в длинной ночной сорочке, со взлохмаченными пепельными волосами, с косметической маской на лице, – на белоснежном фоне лба и щек сверкают дикие, как у кошки, зеленые глаза. В правой руке Гонсалес-Поплавкова держит телефонную трубку, в левой – на боевом отлете – древко с трехцветным российским флагом.

– Спокойной ночи, – неторопливо проговорила Лилия Горная. – Перезвоню утром, когда острый приступ любви к Родине приобретет устоявшуюся спокойную форму.

«Ту-ту-ту», – тоскливо отозвалась телефонная трубка.

Лилия Горная еще раз сделала круг в кресле по собственной кухне. Она твердо знала три вещи: первое – Зойка страшно ревнует ее ко всему новому, второе – Зойка не разглядела хозяина «Лексуса», а то бы трещала о его внешности пять минут без остановки, и третье – радиопрограмма «Ужастик для взрослых» терпит полный крах.

О том, что произошло с нею на Зойкиной кухне, когда она грохнулась в обморок, рассказывать в эфире было невозможно. Даже стыдно. И вообще об этом никому не следовало рассказывать.

14

Стрелки на часах показывали 00.34. Глухое ночное время.

Лилия с телефонным аппаратом на коленях сидела посреди кухни. Все спят, весь город погрузился в глубокий, очищающий от забот и суеты сон. Лишь один человек не спит среди общей тишины, он на посту, и он поможет – как обычно в трудные мгновения – Лилии Горной.

Этот человек не простой гражданин в штатском костюме, он – майор МВД и владеет любой криминальной информацией по городу. Он – старинный приятель Лилии: давным-давно они бегали в одном дворе, дрались в одной песочнице. Пугали «стуколками» соседей: привязывали к веревкам куски пластилина, щепки, залегали в кустах и ну с упорством маньяков дергали за веревки!.. Подобные события детства крепче всяких клятв и уз.

Но…

Лилия Горная тяжело вздохнула. Есть одно «но», одно условие, без соблюдения которого ни «тпру», ни «ну». Майор МВД, старинный приятель, спасательный круг Лилии Горной всегда, помогая ей, настоятельно просит, чтобы она, рассказывая о той или иной криминальной сенсации, сообщала об источнике информации. То есть обнародовала его имя и фамилию.

А звали майора МВД коротко и ясно – Платон Касстрат.

Лилия стеснялась произносить это словосочетание в эфире.

– Платон, – говорила она часто, – давай возьмем тебе звучный псевдоним. Например, «майор Пронин плюс», или «агентство преступных новостей».

– Нет, Лилька, – протестовал майор Касстрат, – в моей фамилии два «с», а не одно, и она означает совершенно не то, о чем ты все время думаешь.

– Ни о чем я не думаю! – злилась Лилия. – Интересно, что на самом деле означает твоя фамилия?

– Не скажу, чтобы ты потом не мучилась. Учи языки, читай словари в подлинниках. Я – благородный человек… Ну, так я диктую последнюю сводку по городу? А ты в эфире скажешь нежненько: «Эту информацию мы получили от майора МВД Платона Касстрата».

Три раза Лилия поддавалась уговорам Платона, информацию он давал сногсшибательную, но после каждого из тех трех эфиров ее вызывали к руководству на ковер и пытали: не перешла ли она работать в редакцию юмористических программ? «Чтобы никаких кастратов! Никаких! – вопил Алесь Валерьевич. – Мне уже звонили из Думы, из околоправительственных кругов, от солнцевской мафии и угрожающе спрашивали, мол, кого я имею в виду?»