Книга Алмазный мой венец - Валентин Катаев

– Ты знаешь, на кого она похожа? – спросил ключик.

– На кого?

Он сделал длинную паузу, во время которой несколько разокунул подбородок в пивную пену, и наконец торжественно провозгласил:

– Она похожа на Джонатана Свифта!

Слово «Свифт» его не удовлетворяло. Ему непременно надо былопроизнести эффектное – Джонатан.

Однажды в присутствии Командора ключик не удержался ипроизнес с пафосом:

– Протуберанец?

Командор слегка поморщился, вокруг его рта появилисьскладки, и он сказал:

– Послушайте, ключик, а вы не могли бы выражаться менеепомпезно?

Ключик стал обидчиво объяснять, что слово «протуберанец»вполне научное и обозначает астрономическое явление, связанное со структуройсолнечной короны, на что Командор только безнадежно махнул рукой.

«…ночью снежной и мятежной чей-то струнный перебор» – и тенисаней, летящих к «Яру», и звон колокольчика, и шорох крупных бубенцов…

…Так мы некоторое время и жили с ключиком…

Но не думайте, что я описываю двух бездельников, оторванныхот жизни, от революции. Это совсем не так. Мы много и усердно работали в газете«Гудок», предназначенной для рабочих-железнодорожников.

По странному стечению обстоятельств в «Гудке» собраласькомпания молодых литераторов, которые впоследствии стали, смею сказать,знаменитыми писателями, авторами таких произведений, как «Белая гвардия», «ДниТурбиных», «Три толстяка», «Зависть», «Двенадцать стульев», «Роковые яйца»,«Дьяволиада», «Растратчики», «Мастер и Маргарита» и много, много других. Этикниги писались по вечерам и по ночам, в то время как днем авторы их сидели застолами в редакционной комнате и быстро строчили на полосках газетного срывастатьи, заметки, маленькие фельетоны, стихи, политические памфлеты,обрабатывали читательские письма и, наконец, составляли счета за проделаннуюработу.

Каждый такой счет должна была подписать заведующаяфинансовым отделом, старая большевичка из ленинской гвардии еще времен «Искры».

Эта толстая пожилая дама в вязаной кофте с оторванной нижнейпуговицей, с добрым, но измученным финансовыми заботами лицом и юмористической,почти гоголевской фамилией – не буду ее здесь упоминать – брала счет,пристально его рассматривала и чесала поседевшую голову кончиком ручки, причемглаза ее делались грустными, как у жертвенного животного, назначенного назаклание.

– Неужели все это вы умудрились настрочить за одну неделю? –спрашивала она, и в этой фразе как бы слышался осторожный вопрос: не приписалили вы в своем счете что-нибудь лишнего?

Затем она тяжело вздыхала, отчего ее обширная грудь ещебольше надувалась, и, обтерев перо о юбку, макала его в чернильницу и писала насчете сбоку слово «выдать».

Автор брал счет и собирался поскорее покинуть кабинет, ноона останавливала его и добрым голосом огорченной матери спрашивала:

– Послушайте, ну на что вам столько денег? Куда вы ихдеваете?

Эти, в сущности, скромные выплаты казались ей громаднымисуммами.

Куда вы их деваете?

Могли ли мы с ключиком ответить на ее вопрос? Она быужаснулась. Ведь мы были одиноки, холосты, вокруг нас бушевал нэп… Наконец,«экутэ ле богемьен» – это ведь было не даром! Мы молчали.

Она огорченно махала рукой. В самом деле, что она могла онас подумать? Беспартийные, без роду без племени, неизвестно откуда взявшиеся,сомнительно одетые, с развязными манерами газетной богемы… Правда, не лишенныелитературного таланта… И этим-то, в общем, подозрительным личностям приходилосьвыдавать святые партийные деньги.

Она так привыкла к понятию «партийная касса», чтo всякиеденьги считала партийными и отдавать их на сторону считала чуть ли непреступлением перед революцией. Подписывая наши счета, она как бы делалавынужденную уступку новой экономической политике. С волками жить – по-волчьивыть. Ее можно было понять.

Ключик зарабатывал больше нас всех. Он вообще родился подсчастливой звездой. Его все любили.

– Что вы умеете? – спросили его, когда он, приехав изХарькова в Москву, пришел наниматься в «Гудок».

– А что вам надо?

– Нам надо стихи на железнодорожные темы.

– Пожалуйста.

Получив материал о непорядках на каком-то железнодорожномразъезде, ключик, как был в расстегнутом пальто, сел за редакционный стол,бросил кепку под стул и через пятнадцать минут вручил секретарю редакциитребуемые:тихи, написанные его крупным, разборчивым, круглым почерком.

Секретарь прочел и удивился – как гладко, складно, аглавное, вполне на тему и политически грамотно!

После этого возник вопрос: как стихи подписать?

– Подпишите как хотите, хотя бы «А. Пушкин», – сказалключик, – я не тщеславный.

– У нас есть ходовой, дежурный псевдоним Зубило, под которыммы пускаем материалы разных авторов. Не возражаете?

– Валяйте.

Через месяц ходовой редакционный псевдоним прогремел по всемжелезнодорожным линиям, и Зубило стал уже не серым анонимом, а одним из самыхпопулярных пролетарских сатирических поэтов, едва ли не затмив славу ДемьянаБедного.

Ключик-Зубило оказался бесценной находкой для «Гудка».

Синеглазый и я со своими маленькими фельетонами навнутренние и международные темы потонули в сиянии славы Зубилы. Как мы нистарались, придумывая для себя броские псевдонимы – и Крахмальная Манишка, иМитрофан Горунца, и Оливер Твист, – ничто не могло помочь. Простой, совсем неброский, даже скучный псевдоним Зубило стал в «Гудке» номером первым.

Когда Зубилу необходимо было выехать по командировке накакую-нибудь железнодорожную станцию, ему давали отдельный вагон!

Он часто брал меня с собой на свои триумфальные выступления,приглашая «в собственный вагон», что было для меня, с одной стороны,комфортабельно, но с другой – грызло мое честолюбие.

Ключик-Зубило выступал со своими знаменитыми буриме передтысячными аудиториями прямо в паровозных депо, имея не меньший успех, чем нашхарьковский дурак, некогда сделавший свою служебную карьеру стишками молодогоключика.

Но в «Гудке» произошло еще одно чудо.