Книга Хрупкое сердце - Бонкимчондро Чоттопаддхай

— Да, это правда, Долони. Я люблю тебя так, как не любил ни одну женщину и, думаю, никогда не полюблю.

Глубоко взволнованная, Долони долго не могла произнести ни слова. Наконец, утирая слезы, она спросила:

— Зачем же вы хотите воевать с англичанами, если знаете, что потерпите поражение?

Мир Касим тихо ответил:

— У меня нет другого выхода. Ты преданна мне, поэтому тебе я могу сказать все. Я знаю, что эта война лишит меня престола и, может быть, даже принесет мне гибель. И все-таки я согласен воевать. Англичане ведут себя у нас в стране как настоящие хозяева, я же только называюсь правителем. Для чего мне государство, в котором хозяйничают иностранцы? Да дело не только в этом. Англичане говорят: «Мы правители. И во имя нас ты должен угнетать народ». Но почему я должен это делать? А раз нет возможности охранять интересы народа, лучше уж совсем отказаться от власти. Зачем совершать грех и бесчестье? Я не Сирадж-уд-Даула и не Мир Джафар[68].

Долони была восхищена речами Мира Касима.

— Господин мой! — воскликнула она. — Ты, конечно, прав. Но об одном молю тебя: не ходи сам на войну.

— Разве в таком деле наваб Бенгалии может прислушиваться к словам женщины? И подобает ли ей давать подобные советы?

Долони огорчилась и смущенно произнесла:

— Простите меня. Я, конечно, ничего не понимаю в таких делах. Но тогда умоляю исполнить другую мою просьбу.

— Какую же?

— Возьмите и меня на войну!

— Зачем? Неужели ты собираешься воевать? Может, тогда мне уволить Гургана Хана и назначить тебя на его место?

Совершенно растерявшись, Долони не могла вымолвить ни слова. Тогда Мир Касим ласково спросил:

— Зачем же ты хочешь идти на войну?

— Чтобы быть с вами, — тихо проговорила Долони.

Мир Касим ответил решительным отказом, и тогда Долони с улыбкой попросила:

— Ваше величество, вы ведь умеете предсказывать грядущее. Скажите, где я буду находиться во время войны?

— Ну что ж, давай чернила, — улыбнулся Мир Касим.

По приказанию Долони служанка принесла золотой чернильный прибор.

Мир Касим учился астрологии у индусов. Написав цифры, он погрузился в вычисления. Через некоторое время Мир Касим отшвырнул бумагу и нахмурился.

— Что вы увидели? — спросила Долони.

— Ты очень удивилась бы тому, что я увидел. Лучше тебе не знать этого.

Мир Касим вышел из комнаты и, позвав своего секретаря, приказал ему:

— Пусть какой-нибудь чиновник индус в Муршидабаде вызовет сюда ученого брахмана Чондрошекхора, который учил меня астрологии. Этот человек живет в деревне Бедограм, недалеко от Муршидабада. Нужно, чтобы он предсказал, где будет находиться Долони-бегум во время предстоящей войны с англичанами и после нее.

Секретарь исполнил приказание. Тут же послали человека с приказом привезти Чондрошекхора.

Пруд Бхима

Пруд Бхима окружен тесным кольцом пальм. Золотистые лучи заходящего солнца упали на потемневшую воду, и в ней отразились черные тени деревьев. Нависшие над водой длинные ветви, густо переплетенные лианами, скрывали двух молодых женщин, сидевших у самой воды на крутом берегу пруда. С медными кувшинами в руках они играли с водой. Это были Шойболини и Шундори.

Как может вода играть с женщиной? Нам никогда не понять этого. Это может понять лишь человек, способный оценить все истинно прекрасное. Только он сможет рассказать, как от прикосновения кувшина вода приходит в движение, как она нежно колеблется под звон украшений на руках женщины, плавно покачивает венок водяных цветов на своей груди, словно баюкая маленькую водоплавающую птичку, покоящуюся на ее поверхности; она колеблется, окружая женщину со всех сторон, лаская ей руки, шею, плечи и грудь. И вот женщина снова водит кувшином по воде, отдает его во власть нежного потока, потом сама погружается в воду до подбородка, касается ее алыми губами. Вот она набирает в рот воды, брызгает ею на солнце, и падающие капли дарят ей сотню солнц. От каждого движения женщины вода словно танцует, сверкая брызгами, и сердце молодой женщины танцует вместе с водой. Как они похожи, эти два существа! Вода подвижна и изменчива, как подвижно и изменчиво сердце молодой женщины. Только на воде не остается следов. А остаются ли они в сердце женщины? Кто знает?

Лучи заходящего солнца постепенно гасли в пруду. Темнело, и только верхушки пальм все еще сияли, словно золотые знамена.

— Уже поздно, пора уходить, — сказала Шундори.

— Мы здесь одни, спой мне тихонечко песню, — попросила Шойболини.

— Нет, нет, пойдем домой! — начала сердиться Шундори.

Тогда Шойболини запела сама:

Я не пойду домой, подружка,

Смотри: любимый мой идет!

Я не пойду домой, подружка.

— Ах, негодница! Твой любимый ждет тебя дома, а ты не хочешь туда идти!

— Скажи ему, что его возлюбленная утонула в холодных водах пруда Бхима.

— Не шути так. Идем, уже поздно, я не могу больше ждать. И, кроме того, сегодня мать Кхеми говорила, что сюда повадился какой-то англичанин.

— Но почему мы должны его бояться?

— Как ты можешь говорить такое?! Вылезай скорей из воды, а то я уйду одна.

— Ну, что же, уходи!

Шундори окончательно рассердилась на подругу. Она наполнила свой кувшин, поднялась на берег и, обернувшись к Шойболини, спросила еще раз:

— Послушай, ты и в самом деле хочешь остаться здесь одна?

Но Шойболини ничего не ответила. Она молча указала пальцем на противоположный берег. Шундори взглянула туда и — о ужас! — не сказав ни слова, побежала прочь. Брошенный ею медный кувшин со звоном покатился по земле, расплескивая воду, и снова оказался в пруду.

Под пальмой, на противоположной стороне пруда стоял англичанин. Однако Шойболини не испугалась его и не бросилась бежать. Продолжая стоять по грудь в воде, она прикрыла мокрым сари голову и стала похожа на распустившийся в пруду лотос. Этот золотой цветок в темной воде походил на молнию, которая вдруг замерла в темных тучах.

Видя, что Шойболини осталась одна, англичанин осторожно, прячась в тени пальм, подошел поближе к воде. Он был молод. Шойболини заметила, что у него нет ни усов, ни бороды. Волосы и глаза казались довольно темными для англичанина. Одет он был кричаще. На нем висела целая коллекция колец, цепочек и всяких других украшений.

Остановившись у самой воды, он сказал по-английски:

— Я снова пришел, прекрасная леди.