Книга Слухи - Анна Годберзен

Еще несколько минут назад мистер Лонгхорн считал ее прелестной малюткой. Но сейчас явился ее друг, этот мошенник, и все испортил. Лина прикрыла глаза, ожидая катастрофы.

— Простите за поздний визит, но я жду мисс Брод в вестибюле с шести часов. Из-за этих счетов…

— Счетов? И вы беспокоите меня из-за каких-то счетов так поздно вечером?

Лина открыла глаза. Пожилой джентльмен приподнялся, держась за ручку кресла. В голосе его звучала такая едкая насмешка, что, по мнению Лины, Тристан должен был струсить.

— Я буду вам признателен, если вы будете присылать счета мисс Брод прямо в мою контору на Принс-стрит, и чтобы вы больше не докучали этой юной леди! Вы знаете адрес? Хорошо. Мой слуга проводит вас.

Лина наконец смогла свободно вздохнуть, но она не знала, испытывает ли облегчение или разочарование. Она была уверена, что Тристан уничтожил ее чары. Лонгхорн отвернулся от двери, и она увидела, что он рассержен — действительно рассержен. Он несколько раз яростно кашлянул в сжатый кулак. Отступая в коридор, Тристан подмигнул Лине.

— Благодарю вас, сэр, — сказал он, исчезая в лифте под бдительным присмотром Роберта.

Когда у мистера Лонгхорна закончился приступ кашля, он задержал взгляд на своей юной гостье.

— Это было так… странно, — заикаясь, произнесла Лина, не в силах поднять глаза от стола. — Я, конечно, верну вам деньги, как только…

Старый джентльмен взмахнул рукой, словно отгоняя моль.

— Я не хочу, чтобы вы возвращали мне деньги, моя дорогая.

— Но я могла бы, — упорствовала она.

— Нет, не могли бы. Я знаю, что вы замышляете, — или же вы думаете, что я нажил бы все свои деньги, если бы верил каждому мошеннику?

— Нет. — Его слова не сразу дошли до Лины. Она давно ожидала их услышать и сейчас испытывала чуть ли не облегчение. — Полагаю, что не верили.

— Да, я знал, что вы замышляете, с первой минуты, как увидел вас в вестибюле.

Лина начала теребить кружево на своем платье. Ей было невыносимо стыдно, но она говорила себе, что через несколько минут все закончится.

— И я подумал: такая красивая девушка не должна унижаться из-за того, что она родилась незнатной. Другое дело мужчина с талантом. Мужчина с талантом может упорно работать, нажить состояние и жениться на девушке из знатной семьи. А девушка этого не может — разве что ее папа будет упорно трудиться. А я подозреваю, что ваш папа не такой.

Только теперь Лина осмелилась поднять глаза:

— Да.

Она говорила робким шепотом.

— Не пугайтесь так, дорогая. Мне от вас не нужно ничего, кроме вашего общества. И не верьте россказням, будто я развратник. Я слишком долго ждал, чтобы жениться, а теперь уже слишком поздно для меня. Но мне все еще хотелось бы, чтобы кто-нибудь ездил со мной на вечеринки и рассказывал о молодежи. Если вы согласны на это, то я позабочусь, чтобы продавцы универмагов и служащие отеля больше вас не беспокоили. Ваши счета будут направлять прямо ко мне, и вы сможете нанять себе горничную и иметь свой собственный экипаж. Я позабочусь, чтобы у вас было все самое лучшее.

Лина была так потрясена, что не знала, как выразить свою благодарность. Значит, она все-таки стоит того, чтобы ее увековечили на картине. Покой и теплота разлились по ее телу, и она вспомнила, что нужно улыбнуться.

— Благодарю вас, мистер Лонгхорн. — вымолвила она. — Это так мило.

— Хорошо. Завтра вы купите себе новые наряды. Я хочу, чтобы вы вместе со мной посетили ежегодное празднование кануна Рождества у Скунмейкеров, и для этого вам понадобится платье, в котором вас никто еще не видел.

Лина кивнула, уже представляя себе цвет и покрой. Когда мистер Лонгхорн снова заговорил, голос его звучал очень мягко:

— Я сожалею об этой безобразной сцене, моя дорогая. Мы больше не будем о ней вспоминать.

— О, я тоже сожалею, — произнесла она тихо.

Но Лина вовсе не сожалела. Для нее шторм неожиданно кончился, и теперь она плыла по спокойным водам под ярким, теплым солнцем.

28

«Ни один человек не поверит, что его правильно изобразили в прессе.»

Светские новости, декабрь 1899

В субботу был канун Рождества, и он прошел спокойно для элегантного Нью-Йорка. Солнце рано зашло, а для Генри словно бы оно никогда и не светило. Он проворочался всю ночь и спал лишь урывками. К пяти часам вечера совсем стемнело. Казалось, что дня вовсе и не было — один сплошной вечер, и он снова в той же гостиной, с теми же людьми. Правда, были и новые лица — Люси Карр и миссис Гор.

По-видимому, Изабелла и дня не могла обойтись без развлечений, и она топнула ножкой — иначе старый Скунмейкер не допустил бы, чтобы в его доме дважды в течение одной недели побывала разведенная, да еще одновременно с мужчиной, который постоянно появлялся всюду без жены. Они вчетвером играли в бридж — миссис Скунмейкер, миссис Карр, Гор и Пенелопа Хэйз, которая краешком глаза хищно наблюдала за Генри.

— Бридж, — заметил Генри, не сводя глаз со своей рюмки с коньяком. — Разве такое занятие подходит для леди?

— Только если не играют на многолюдных вечеринках, или в больших отелях, или за границей, — возразил его отец, который сидел рядом с ним.

Он уже побагровел, приложившись к излюбленному послеобеденному напитку сына, и был весьма немногословен.

— Другими словами, только когда вы не на виду?

— Именно. Не все же так постоянно на виду, как ты, мой мальчик.

Генри кивнул и выпил. Постукивая пальцами по ручке кресла с украшениями из золоченой бронзы, он раздумывал о том, что, не будь он на виду в один недавний вечер, он был бы сейчас свободен и мог бы выяснить, что именно произошло между Тедди и Дианой. А вместо этого он сидит в гостиной особняка Скунмейкеров на Пятой авеню. Он слышал, как в соседних гостиных и галереях слуги готовятся к рождественскому приему, который запланировала миссис Скунмейкер. Она уже несколько раз пожаловалась на шум и на то, что подготовка действует ей на нервы. Генри пришло в голову, что именно в этой анфиладе комнат несколько месяцев назад было объявлено о его помолвке. И именно из-за проявленной им тогда трусости проистекают все его нынешние беды.

— Мисс Хэйз такая красивая и хорошая девушка, — сказал его отец, снова берясь за рюмку.

— Раньше ты так не думал.

— Трагедии меняют людей.

Отец Генри уселся поудобнее в старинном кресле, которое застонало под его тушей.

— Некоторых людей, — добавил он многозначительно.

Генри подпер голову кулаком, отодвинувшись от отца, и отхлебнул коньяка. Он взглянул на Пенелопу, сидевшую за маленьким столиком для игры в карты. На ней было бледно-желтое платье, украшенное золотым бисером. Темные волосы были уложены в замысловатую прическу, открывавшую белую шею. Когда-то он целовал эту шею, но сейчас у него не было ни малейшего желания это сделать. Он знал, что Пенелопа кокетливо изгибает шею для него, но также и для его отца, и это вызывало у него глубокое отвращение.