Книга Бабник - Стелла Чаплин

В конце этого ролика был один кадр, где Макс массирует Натали плечи, на который невыносимо было смотреть.

Я напечатала только одно фото Макса размером 10x8, чтобы поддержать свой боевой дух, и заставила себя заняться делом, то есть снимками Ангуса Роула. Время от времени я поднимала взгляд на лицо Макса, глядевшее на меня с веревки, натянутой над ванной, и улыбалась ему.

Эндрю улетал на один день на остров Мэн. Достаточно времени, чтобы провести нужную встречу и купить любимые лакомства: лимонную помадку и бутылку виски в аэропорту. Любимые беспошлинные покупки.

– Я сварила картошки, – сказала я, когда он наконец вернулся домой. Все фотографии Макса были благополучно убраны с глаз долой. – Будешь картошку с тунцом?

Сама я сидела на жестокой низкокалорийной диете, пытаясь похудеть до следующей встречи с Натали на съемках, когда я снова должна была увидеть Макса.

– А ничего другого у нас нет?

– Я могу приготовить тебе курицу в гриле.

– Наверное, я лучше закажу пиццу. Ты будешь? – Он уже взялся за трубку телефона. «Пицца-Хат» была в нашем списке наиболее часто используемых номеров.

– Не надо, не ешь пиццу сейчас, – возразила я. – Мы же завтра летим в Италию. Там ты получишь настоящую пиццу.

Для меня, конечно, пицца исключена. Как и хлеб. И как спагетти. Только зеленый салат, рыба на гриле и минеральная вода. Это должно помочь. Ну, может, еще бокал вина на мой день рождения. В качестве лекарства. Я и представить себе не могу, что буду общаться с Робин и Расселом совсем трезвая!

Эндрю мне не ответил, потому что уже заказывал большую королевскую пиццу, куриные крылышки и чесночный хлеб.

– Если ты собираешься так продолжать, то и до пятидесяти лет не доживешь, – сказала я Эндрю, когда он положил трубку. – Тебе пора бы начать за собой следить.

– Я слежу за собой, – хмуро ответил он и налил себе хорошую порцию виски в один из хрустальных стаканов, которые я подарила ему на годовщину свадьбы. – И я очень доволен результатом.

– Ты что-то уж слишком доволен, – заметила я. – И все больше похож на Винни-Пуха.

– Но тебе же нравится Винни-Пух, – сказал он голосом капризного ребенка и попытался меня обнять.

– Конечно, но я не хотела бы быть за ним замужем, – ответила я, осторожно отводя его руку. – Может быть, если ты не будешь так много пить, ты немного похудеешь. Почему бы тебе не ходить со мной в тренажерный зал? От этого не умирают.

– Я не хочу, – захныкал он. – Не заставляй меня. Я так устаю!

Он плюхнулся на диван, и Билли немедленно прыгнул к нему на колени. «Предатель, – подумала я. – Ведь это я тебя кормлю, а не он».

– Ты уже все собрала? – спросил Эндрю. – Положила мой бритвенный прибор?

– Нет, он пока в ванной. Он тебе завтра понадобится.

– Ты нашла мои купальные плавки?

– Ну да. Все упаковано.

– Как ты? Ты выглядишь грустной.

– Да нет. Просто устала. Я полдня провела в темной комнате. Наверное, лучше сегодня пораньше лечь. Нам завтра вставать в пять утра, потому что регистрация в семь.

При мысли о том, что я уезжаю из Лондона, в котором Макс, и улетаю в Италию, где его нет, я чуть было не заплакала.

– Что сегодня по телевизору?

Я бросила ему программу.

– Идет «Не звоните нам», – сказал он, включая четвертый канал.

Как я могла забыть об этом?! Смотреть на Натали по телевизору было пыткой. Она была очаровательна, просто великолепна. Ничего удивительного, что Макс ее обожает. Я, наверное, с ума сошла, если разрешила даже своим гормонам смотреть в его сторону.

– Трудно себе представить, что она твоя подруга, – сказал Эндрю. – Вы такие разные.

– На самом деле, – ответила я, – у нас гораздо больше общего, чем ты думаешь.

16

На следующее утро по дороге в аэропорт Гатуик мы оба были тихими, но это, наверное, оттого, что не выспались. Робин и Рассел уже стояли в очереди на регистрацию со своими правильно упакованными рюкзаками, которые выглядели совершенно неуместными во флюоресцентных огнях аэропорта. Мы прошли таможенный контроль и пили кофе, ожидая посадки. Робин была, как обычно, молчалива, и я предоставила Расселу и Эндрю вести светскую беседу. Я уткнулась носом в свой путеводитель по Италии, снова и снова перечитывая одну и ту же фразу о бегах в Сиене.

– Ты сегодня очень тихая, – заметил Рассел в своей покровительственной манере.

К счастью, он был все еще в этих идиотских очках, так что я не могла видеть его глаз. Небольшое утешение.

– У меня немного болит голова, – ответила я ему.

– Тогда тебе не нужно пить кофе. При головной боли нет ничего вреднее кофе.

– Спасибо за совет, – сухо сказала я, делая большой глоток кофе.

Эндрю взял меня за руку при взлете. Как всегда. На его языке это означало: если будет крушение, мы будем держаться за руки до конца. Это было одновременно глупо и трогательно. Я пожала его руку в ответ, хотя особо не волновалась о том, превратится ли наш самолет в огненный шар или нет. По крайней мере, тогда наша преданность друг другу была бы описана во всех газетах. И тогда я бы выполнила свою часть обещания «только смерть нас разлучит».

Я не притронулась к своему завтраку, только выпила кофе. Я хотела сбросить не меньше десяти фунтов до того, как снова увижу Макса, так что можно было начинать худеть прямо сейчас. Я закрыла глаза и представила себе его лицо. Так я и приземлилась в Пизе с нежной улыбкой на губах.

Мы прошли в багажное отделение, но и через сорок минут там еще не было нашего багажа. Дети начали плакать, а голоса вокруг становились все более сердитыми, как будто постепенно выяснялось, что из этой маленькой душной комнаты мы больше не выйдем.

– Форменный беспорядок, – приговаривал Рассел.

Мы с Эндрю сидели на полу, а Робин неуверенно примостилась на своем рюкзачке. Прозвучали объявления по-итальянски, которых мы не поняли. Затем я услышала, как кто-то позади меня сказал, что они не могут зафиксировать дверцы багажного отделения самолета в открытом состоянии.

– Ну, это просто возмутительно! – взорвался Рассел и отправился разыскивать кого-нибудь, кому можно было бы пожаловаться.

Во мне нарастало паническое беспокойство. Такое чувство бывает, когда ты зажат в пробке и не можешь ничего сделать. Если бы я попыталась говорить, то закричала бы или заплакала, или и то и другое вместе. Робин обмахивалась номером «Мари Клэр». На губах Эндрю была вымученная улыбка. Он пытался делать хорошую мину при плохой игре. Рассел уже взял на себя роль возмущенного крикуна, так что Эндрю приходилось вести себя рассудительно. Два крикуна в одной компании – это было бы уже слишком.